Выпуск № 4 (317) | 1965 - страница 65

Это — на заседании

ван; а различимые еще частицы слов или «буквы», второпях напечатанные рядом, набраны будто бы на разных языках. Пуантилизм кажется добродетельнейшим дядюшкой по сравнению с этой партитурой — образчиком бессмысленной абстракции¹.

Наконец, «Антифон» Р. Твардовского, в кульминации которого — прекрасная тема, да еще с естественным полифоническим развитием! По ассоциации со старым термином — «стыдливый материализм» — всплывает другой; стыдливый реализм. Разумеется, Твардовский слишком «современен», чтобы превратить этот обетованный островок в цветущий континент. Но — по воле автора или против нее — истинный музыкальный талант дает себя знать в «Антифоне».

Интересные сочинения привезли румыны. Хотя иногда возникало ощущение той грани, за которой поиски превращаются в самоцель, это «за», к счастью, почти никогда не наступало. Сложное впечатление оставляет Виолончельный концерт А. Виеру, воспитанника А. И. Хачатуряна по Московской консерватории. Это развернутая и содержательная композиция. Как показалось, сшиблись здесь две тенденции. Одна из них — некая умозрительность, сказывающаяся в суховатой скерцозности, подчеркнутом линеаризме, «пощелкивающем» оркестре. Другая — живое чувство народного искусства, верность Энеску, пытливый дар экспериментатора-жизнелюба. Как часто бывает в современном творчестве, ярче всего это проявляется в ладовом и ритмическом обогащении исконно народных интонационных комплексов (наглядный пример — тема рондо).

В большей или меньшей степени подобное обогащение отличает и основанный на фольклорных темах «Дивертисмент для струнного оркестра и двух кларнетов» Д. Капояну, и кантату для детского хора, деревянных и ударных Л. Глобяну. В последнем сочинении примечателен в особенности контраст между пасторальной «перекличкой рогов» и «натуральной» ребячьей скороговоркой. Вот хороший пример использования сложной интервалики, колоритной народной ладовости, развитых принципов хорового письма в целях создания ясного жизненного образа.

Дальше показываем музыку мы. И трудно удержаться от того, чтобы не привести некоторых откликов. «Самым ярким выступлением на дискуссии» называет показ советской музыки Я. Мароти. Это мнение — с большими или меньшими оговорками —

_________

¹ Д. Зенгинов, выступивший на дискуссии в этот день, прав: зачем «подгонять» струнные под звучание электроники? Проще обратиться к магнитопленке.

разделяют многие. Особый успех выпал на долю «Песен вольницы» С. Слонимского и «Озорных частушек» Р. Щедрина, о которых Л. Фишер говорит: «Бриллиант для оркестра»...

Молодые югославы представлены тремя сочинениями. Это части из оркестровой сюиты для детей «В космосе» А. Обрадовича, «Музыка concertanto» (14 симфонических этюдов) П. Бергамо и две части Концерта для оркестра («Метаморфозы» и «Интерлюдии») П. Озгияна. Все три — очень разные. В первом живописная изобразительность, виртуозное использование высоких звенящих тембров («Сон маленькой звездочки») хорошо контрастируют с терпко-утвердительными, а порой причудливо-пугающими звучаниями «Марша жителей неба». Творческая задача скромная, но исследователю найдется, что тут поанализировать и в области гармонии и особенно — в оркестровке.

Замысел сочинения П. Бергамо тоже связан с космосом. Но это уже некая концепция, которую, по словам автора, можно сформулировать так: космическая пыль — человек с его мыслями и страданиями — вновь космическая пыль. Этакая грустная жизненная реприза... При этом человек (здесь Бергамо, увы, неодинок) интересует его куда меньше, чем пыль. Конечно, мы слышим в центральном эпизоде экспрессивные «всхлесты» струнных, но эстетически они, бесспорно, менее совершенны, чем очаровательная «космическая музыкальная табакерка» с тоненьким попискиванием спутника. И уж совсем захватывает слушателя окаймляющая произведение сумрачная картина «шевелящейся материи»: звездные туманности, словно гигантские загадочные рыбы, плывут и медленно поворачиваются в глубинах непостижимого океана Вселенной. И вдруг искоркой прорезывается «электропассажик» или глухо «оседают» басы. Может быть, этот образ сродни некоторым страницам Станислава Лема. Во всяком случае он на голову выше всех других звукописаний космоса, которые мне приходилось слышать. Космоса — не человека в нем!

Как видно, Бергамо музыкально размышляет о бренности бытия. Все равно, говорит он, кончится когда-нибудь всякая жизнь — и наступит изначальный хаос. Так сказать, опрограммленный Пендерецкий. Бедновато!

В сочинении П. Озгияна, как во многих других, особенно изобретательны две стороны: гармонический язык и оркестровка. Своеобразно сочетание жестковатых звучностей с общим, несколько романтическим тонусом, беспокойным мятежным духом. Сознательно не говорю «содержанием», потому что оно дробно, порой неопределенно: поиски пока, очевидно, преобладают над находками...

Болгарская музыка была «хозяйкой», и потому, естественно, магнитной записью дело не

А это — в перерыве

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Это — на заседании

А это — в перерыве

Содержание