Финал, обозначенный композитором Allegretto, полон волевой устремленности, напоминающей о второй части квартета. Но, как обычно для циклических произведений Шостаковича, здесь все дано в новом аспекте, как того требует логика драматургического построения, очень убедительного по замыслу и выполнению.

В настороженную тишину окончания третьей части врывается ритмически упорная, точно втаптывающая тема финала. Она звучит у альта на фоне спокойного подголоска первой скрипки, выступая на первый план, точно новый актер, вышедший на сцену, чтобы исполнить важную роль. В теме преобладают тесные интервальные ходы, она точно раскручивающаяся пружина, накопившая большую энергию, которой должно хватить на много тактов напряженного развития:

Эта тема проходит красной нитью через весь финал, однако его музыка многопланова, в нее вплетаются и лирические голоса (песенная вторая тема, отголоски интонаций третьей части), а в конце возвращается музыка начальных страниц квартета, динамизированная характерной ритмоинтонацией главной темы финала. Тематический синтез, как и всегда у Шостаковича, строго логичен.

Примером могут послужить центральный эпизод и кульминация темы, звучащей в верхнем регистре скрипок. Здесь возникают новые мелодические образования, приобретающие важное выразительное значение. В подобном мелодическом обогащении основного образа одна из особенностей разработки финала. Композитор пользуется своими излюбленными приемами непрерывного нагнетания простых ритмических формул, проведенного с неуклонной последовательностью. Строгая дисциплина творческой мысли придает лирическому выражению сдержанность, впечатляющую сильнее, чем иное непосредственное высказывание. Шостакович умеет овладевать вниманием слушателя и вести его за собою по всем путям творческого замысла.

Два новых квартета Шостаковича принадлежат к числу тех произведений, которые заинтересовывают все больше и больше при повторном слушании и изучении партитуры. В них ярко проявилась оригинальность композиторского почерка и мастерство квартетного письма.

Шостакович безошибочно находит единственно необходимый аспект развития. Оно полно неожиданностей, смелых поворотов, уводит слушателя далеко от исходной точки, композитор завязывает сложный узел драматургического конфликта и распутывает его сразу, без всякого видимого усилия, раскрывая по-новому перспективу всего произведения. При этом логически осмысливаются многие эпизоды, казавшиеся раньше лишь проявлением ничем не связанной фантазии. Она, действительно, свободна, но нигде не заводит композитора на путь импровизации: форма и конструкция произведений Шостаковича строга, продумана до последней детали.

В его языке, тональном по своей основе, привлекают смелость и своеобразие оборотов, богатство форм сочетания диатоники и хроматики, сложность многозвучных построений, на первый взгляд выводящих за пределы лада, но в действительности полностью обусловленных логикой его развития, так как понимает ее композитор. Интересны сочетания обобщенно интеллектуальных интонаций с чисто песенными попевками. Все разнообразные элементы переплавлены в творческом горниле индивидуального стиля Шостаковича. Музыкальный язык квартета смел, композитор не боится нарушать установленные каноны, но он никогда не вступает на путь нарочитого изобретательства — все, что появилось в партитуре, услышано чутким и тонким ухом, стало нормой живой музыки.

Шостакович еще раз показал, что истинная современность не в следовании правилам какой-либо искусственно изобретенной «авангардистской» системы, а в живости и новизне интонирования, возникших в результате чуткого и внимательного вслушивания в голоса жизни. Их отзвуки слышатся и в музыке новых квартетов, запечатлевшей мысли и чувства большого художника нашего времени. Слушая их, поражаешься многообразию его творчества, что особенно ощутимо при сравнении с написанной почти одновременно с ними поэмой для баса, хора и оркестра «Казнь Степана Разина». И там и здесь — Шостакович, повсюду виден его неповторимый почерк, но как непохожи друг на друга темы и образы этих произведений, как широк диапазон его творческих интересов и исканий!

Камерная музыка уже давно привлекает пристальное внимание Шостаковича, отдавшего ей много часов творческого вдохновения. Оно чувствуется и в прекрасной музыке Девятого и Десятого квартетов, которым хочется пожелать стать как можно скорее достоянием всех любителей музыки.

Критические заметки

Д. Ромадинова

ГРУЗИНСКИЕ ВПЕЧАТЛЕНИЯ

За несколько дней, проведенных в Тбилиси, мне довелось познакомиться более чем с десятью новыми сочинениями различных жанров, разных авторов. И захотелось, не претендуя на обобщения, рассказать читателям о некоторых из них. Рассказать, отмечая попутно характерные тенденции, поиски нового, удачи и просчеты, естественно встречающиеся на этом пути.

*

Читатель помнит, конечно, сколь интенсивно за истекшие десять-пятнадцать лет развивался в Грузии кантатно-ораториальный жанр. К сожалению, в самые последние годы число поклонников его сократилось. Тем более примечательна работа в этом жанре О. Тактакишвили. Только в прошлом году он создал две оратории — «Живой очаг» и торжественные песнопения «По следам Руставели», впервые прозвучавшие в Тбилиси в октябре прошлого года. Интерес, который вызвал последний цикл, — несомненное свидетельство его своеобразия, оригинальности претворения — в поэзии и в музыке — столь популярной в Грузии темы жизни и творчества Шота Руставели.

...Сообщение о том, что в построенном грузинами в XII веке монастыре Святого Креста в Иерусалиме обнаружены фрески, приписываемые Шота Руставели, стремительно распространилось среди советских ученых. За первой вестью неслась вторая: могила великого поэта, столетиями считавшаяся утерянной, находится там же, в Палестине. Последам этих сообщений в 1960 году в Израиль выехали трое — академики А. Шанидзе и Г. Церетели, поэт И. Абашидзе. Впечатлениями поездки и была навеяна книжечка стихов И. Абашидзе, восемь из которых легли в основу произведения О. Тактакишвили.

Мечты, думы, стремления великого поэта воспевает композитор в возвышенных, проникновенно звучащих миниатюрах. К интонациям древнейших грузинских напевов обратился на этот раз О. Тактакишвили¹. И музыка его приобрела аскетическую суровость, чеканность гармонического движения. Появились в палитре композитора свежие своеобразные ладотональные соотношения, причудливая ритмика.

...Падающие капли арфы и челесты. Таинственное безмолвие. И перед нами словно переворачиваются страницы старинной рукописи. Так начинается первая часть — оркестровое адажио.

Вот на призрачно-отдаленное звучание этих «капелек» накладывается мелодия солирующей флейты — тоже сдержанная, собранная, отрешенно-возвышенная. И вновь «переворачиваются страницы»... «Капли» — одна из своеобразных смысловых лейттем всего произведения. Вновь они появляются в заключении середины второй части, затем в начале шестой.

Суровый, аскетически величественный напев мужского хора, изредка поддерживаемого контрабасами и низкими аккордами духовых, рисует начальный образ второй части — «Ты здесь». Спустя века! потомки великого поэта нашли последнее пристанище Руставели.

Необычно звучит музыка: в ней слышится нечто неподвижно-архаическое. Но вот характерно: достигнуто это точно найденными, порой довольно

_________

¹ Подлинно народных тем в сочинении всего две — во второй и в пятой частях.

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Критические заметки

Д. Ромадинова

ГРУЗИНСКИЕ ВПЕЧАТЛЕНИЯ

*

Содержание