Выпуск № 3 (316) | 1965 - страница 15

езным шагом в область драматически насыщенного, психологически углубленного искусства, которое впоследствии обогатилось фортепианным трио А. Бабаджаняна и Фортепианным квинтетом Э. Оганесяна. Он подготовил эти сочинения, он их предвестник.

А вот и индивидуальные приметы стиля. Ясность, незагруженность фактуры. Явное тяготение к линеарности мышления — каждый инструмент ведет как бы абсолютно самостоятельную линию. В результате — фактура «дышит», звучание прозрачно и иногда пикантно жестковато. Пульсирующее «непрерывное» движение: токкатная острота, пиццикатность третьей вариации. Наконец также ставший в дальнейшем излюбленным прием репетиций (пятая вариация).

И все-таки главное не в этом. В описании достоинств и недостатков концепции, тематизма, формы и методов развития мы часто упускаем то, что, в сущности, и определяет жизнь произведения, — качество самой музыки. Можно добиться органичности развития, смело и изобретательно обращаться с фольклором, находить оригинальное звучание. А музыка все же порой остается сухой, эмоционально «неотзывчивой». Притягательная сила квартета Мирзояна в живости воображения композитора, в талантливости и непосредственности образов, в выразительности интонационного строя. И еще в том, что называют хорошим вкусом: отсутствии излишеств и многословия, умении избежать привычных штампов, остроумно и оригинально трансформировать фольклорные напевы (отмечу, в частности, ритмическое своеобразие танцевальных наигрышей, неожиданность ладовых поворотов).

В квартете нет еще той степени свободы, непринужденности в обращении с материалом, того многостороннего мастерства, которые отличают симфонию. Непосредственность чувства здесь еще господствует над зрелостью мысли. Но как чуток был к окружающей его музыкальной действительности молодой композитор, услышавший в середине 40-х годов то, что стало характерно для армянского ансамблевого творчества второй половины 50-х, сумевший уже тогда смело стать на путь подлинно самобытного осмысления богатств современной музыки!

Квартет — первое произведение, написанное композитором для струнных. Он любит их звучание. И этой своей любви не изменяет в дальнейшем¹.

О других инструментальных сочинениях. «Праздничная увертюра», «Симфоническая поэма»², «Танцевальная сюита». Они различны — и по времени написания («Танцевальная сюита» создана почти одновременно с квартетом), и по творческим задачам, и по качеству. Но ни одно из этих произведений не встало вровень с квартетом. Автор здесь скорее следует традициям, чем развивает их. Так и кажется, что недружелюбие, с которым были встречены пытливые творческие поиски, «подрезало крылья» композитору, заставило его идти более проторенными и более проверенными путями.

Наиболее значительна по замыслу Поэма, хотя и она стилистически неоднородна. Есть в ней явные равелевские отзвуки, есть и следы хачатуряновской красочности. Но есть и хорошее свое чутье оркестра, крепкое мастерство.

При всей неровности этих трех произведений лежит на них отблеск подлинного таланта. И потому там и тут подмечаешь черты авторской индивидуальности. Вдруг выразительная находка: на фоне танца «Кочари» в «Танцевальной сюите», а затем и просто пульсирующего его ритма — лирический эпизод. Вдруг в светлой Поэме — скорбный речитатив виолончелей и контрабасов. Вдруг (в финале «Танцевальной сюиты») вновь притягательная сила безостановочного движения, на этот раз обусловленная стихией народных плясок. Или вдруг блеснут типично мирзояновским озорством отдельные эпизоды: «Медленный танец» в «Танцевальной сюите» начинается... Allegro risoluto; в «Праздничной увертюре» наперекор ожиданиям слуха, подготовленного всем предшествующим к разработке на интонациях главной партии, вся разработка основывается на теме побочной. И многое другое — игра ладовых переливов, гибкость ритма, выразительность оркестровых тембров...

Все это детали, но детали, свидетельствующие о непринужденной игре творческого воображения.

На путь, начатый квартетом, Мирзоян вновь возвращается в «Интродукции и вечном движении» для скрипки с оркестром¹. Опять обращение к струнным — на этот раз солирующей скрипке. Опять знакомая по некоторым страницам квартета графическая четкость, прозрачность и ясность звучания. «Горизонтальное» мышление на этот раз гораздо более очевидно. Смелее, чем в квартете, гармоническое письмо. Параллельные кварты, квинты, секунды, всякого рода перечения придают остроту и «колкость» звучанию этой концертной пьесы, своеобразный облик и ее национальному колориту. Он не только в обилии параллелизмов, но и в непривычности вихревого танцевального движения. Любо-

_________

¹ Примечательно, что и сейчас он работает над сонатой для виолончели. Не потому ли такое пристрастие к струнным, что их светлое и теплое звучание отвечает чертам мирзояновского облика?

² Имеется в виду Поэма, созданная в 1955 году; две другие — «Лореци Сако» (дипломная работа, 1941) и «Героям Отечественной войны» (1944) — написаны до квартета.

¹ Вначале, в 1954 году, была написана пьеса для скрипки с оркестром «Вечное движение». Позднее к ней присоединена «Интродукция». В целом сочинение окончено в 1957 году.

лытный штрих сочинения — введение в него средневекового напева «Dies irae». Отзвуки Второй симфонии Хачатуряна? Но откуда они в виртуозной, чисто концертной пьесе? И почему слух не воспринимает их как чужеродный элемент? Секрет, оказывается, прост. В грозном, суровом напеве композитор услышал интонационное сходство с армянской народной песней «Гурген-джан», интонациями которой насыщена музыкальная ткань.

Опять деталь, но характерная: свобода и непринужденность ассоциаций, свидетельство живого воображения.

«Интродукция и вечное движение» — явное предвосхищение той тенденции к сдержанности, строгости, своеобразной классичности, лучшим выражением которой стала симфония Мирзояна.

О симфонии. Она была радостным открытием Третьего Всесоюзного съезда композиторов. Автор предстал в ней во всеоружии профессионального мастерства; талант его созрел и возмужал; индивидуальные черты облика обрисовались с предельной рельефностью. Стало очевидным, что развитие художника не останавливалось, что творческое воображение его непрерывно работало и где-то подспудно, прорываясь то в музыке к очередному фильму, то в виртуозной пьесе, все четче выкристаллизовывались контуры нового значительного произведения. Как в свое время квартет, симфония поразила. Композитор опять как будто пошел наперекор тем тенденциям, которые господствовали тогда в симфонической музьже. Действительно, 50-е годы — период активного, интенсивного освоения, претворения и развития традиций современного драматического симфонизма, в первую очередь Шостаковича. В Армении почти каждый год рождались новые симфонии. Лучшие из них хорошо известны и не раз исполнялись: это прежде всего симфонии Э. Оганесяна и Д. Тер-Татевосяна. Но были и другие, менее известные, или обращенные к иным, например бетховенским истокам (А. Арутюнян). И вот в самую кульминацию увлечения драматическим психологизмом — вдруг симфония Мирзояна. Она как ясная задушевная улыбка. Естественная и светлая в целом концепция не претендует на философскую всеохватность¹.

Конструктивная схема симфонии традиционна: медленное вступление, драматическая первая часть, скерцо, adagio, быстрый финал. И конечно, лейтмотивные вторжения.

А образное содержание свежо и индивидуально. Медленное вступление к симфонии — в необычном для армянского симфонизма хоральном складе. Начало его было бы совсем «баховским», если бы не ладовый поворот на V низкую минорную ступень, сразу же придающий хоралу национальный отблеск. Вступление как эпиграф: оно предвосхищает весь образный строй симфонии, строгий, сдержанный, но без холодности. В нем и своеобразная эпичность, и трепетность, и скорбь.

В основе главной партии — драматически активной и в то же время сурово-собранной — сильно трансформированная тема народной песни.

В побочной нет «примелькавшейся» слуху развивающейся кантилены. В хрупкости хрустальной мелодии скрипки в высоком регистре очень по-своему преломляется лиричность некоторых тем Шостаковича. А армянские национальные интонации придают ей своеобразную теплоту.

Разработка очень интенсивна — с вторжениями властных ударов из темы вступления и выразительным соло литавр. «Разгон» ее таков, что переход к динамической репризе почти не ощущается. Главная партия вступает на вершине кульминационной волны, и кажется, что успокоение еще впереди. А оно, в сущности, так и не наступает. Взволнованное движение усеченной (без побочной партии) репризы останавливается внезапно. И в чем-то эта «неуравновешенность» воспринимается как драматургический просчет.

Вторая часть для меня своеобразное выражение сущности всего творческого облика Мирзояна. Ясности и гармоничности его мировосприятия, живости и озорной остроты ума, превосходного вкуса, целеустремленности и отточенности мастерства. В основе скерцозной, иногда с легким оттенком гротесковости музыки — непрерывная ритмическая фигура, не дающая движению остановиться ни на минуту, хотя здесь как будто нет ни ярко выраженного развития, ни контраста тематизма. Истоки ее — народные танцевальные наигрыши¹. Но сколько выдумки, изящества, изобретательности проявил композитор в их интерпретации! Движение неторопливо. Бас отбивает остинатный ритм (фа-до, фа-до — тоника — доминанта на протяжении почти всей части). Рисунок мелодии прост и изящен, своеобразно прихотлив. И возникает впечатление, словно разматывается некая незримая интонационная «нить», переходя от одной группы инструментов к другой. Мелодия то движется, то останавливается, — так вдруг застывает в пляске фигура народного танцора. Про-

_________

¹ Следует отметить, что при всей значительности симфония Мирзояна все же не была одинокой. Сходные тенденции параллельно воплощались и в других сочинениях. Упомяну, к примеру, «Сонату breva» Л. Аствацатряна, миниатюрную Сонатину Т. Мансуряна, вокально-симфонический цикл «Родина» А. Тертеряна.

¹ Есть в характере остинатного рисунка, в непрерывности и неторопливости его развития и неуловимая ассоциация с аккомпанементом шубертовской «Прялки».

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Содержание