Выпуск № 3 (316) | 1965 - страница 20

голепие — всего лишь насмешка над «благолепными». Делается это с помощью тонко подобранных видов шума. Такты, что приведены выше, чередуются (там, где стоит размер 1/4) то с ударами гвоздя по медной тарелке, то с щелчками струн контрабасов об их грифы, то с тихими, отрывистыми (словно икает кто-то?) звуками тромбона... Этот прием «развенчивания» остроумными тембрами ударных, казалось бы, вполне серьезной характеристики композитор использует и в дальнейшем.

У «равнодушных» есть своя кульминация в сочинении — эпизод, где композитор представляет их слушателю «как они есть», без каких бы то ни было собственных «комментариев». Но, уже подготовленный, слушатель правильно воспринимает соль этого ярко сатирического отрывка — апофеоза безразличия, обывательской покорности любым, пусть самым идиотским и обветшалым «инструкциям».

Пример

Эстетикам здесь есть над чем призадуматься: едва ли не самый враждебный, «диссонантный» идеалам правды и разума образ Щедрин наделяет наиболее... консонантной музыкой. Но контекст, в котором она появляется, помогает без ошибки распознать ее иносказательную сатирическую сущность.

Вторая группа образов кантаты — как бы голоса самих воинствующих и уверенных в себе бюрократов. Вот солист-тенор, в предельно императивной форме разъясняющий, когда обязан прибывать и убывать отдыхающий (№ 2, речитатив). Вот басы (№ 4, Фуга), грозящие, что тем, кто опоздал, пропущенные дни не «возмещаются».

Вслушаемся в размашистую, самоуверенную поступь мелодии. Мы уловим, конечно, сходство музыки с баховской или генделевской. Но все время будем ощущать в интонационном строе какую-то «фальшивинку». Малейший сдвиг — и вот уже течение музыкальной мысли направляется, казалось бы, совсем «не туда». Происходит это потому, что композитор последовательно выдерживает линеарный принцип движения голосов: каждый будто «талдычит» свое, подчиняется своей, особой логике. А вместе выходит — кто в лес, кто по дрова... Картина эта была бы простой натуралистической зарисовкой, если бы автор в наиболее важные моменты, «на переломах» не сводил голоса воедино в гармонически и тонально определенную «вертикаль»: в результате форма всего эпизода воспринимается как пародийная, сознательно «беспорядочная».

У слушателя нарастает неприятное чувство к ревнителям инструкций. Монодия (№ 6) поначалу напоминает что-то родное, русское — не то богатырские образы Бородина, не то мощные унисоны Мусоргского. Но вскоре и это «величие»

развенчивается: выясняется, что в мелодии нет ни единой сколько-нибудь свежей черточки, одни стертые «общие места». И уж совсем смешно становится, когда императивные интонации в партиях бюрократов соединяются со словами: «чемоданы... разрешается хранить...» Высший пафос существования таких личностей воплощен здесь с убийственной меткостью!

Отметим одно обстоятельство: сатирическая позиция автора, несмотря на отсутствие в сочинении каких-либо положительных образов, всегда ясна, четка. И нам подумалось: не станет ли кантата тем шагом, который сделает композитор навстречу сатирической опере? Такой опере, в которой, вопреки иным предустановлениям, может и не будет положительного героя на сцене. «Положительным героем» в широком смысле этого понятия станет сам автор — иначе говоря, сама обличительная идея, концепция его сочинения, созданная им система образов и выразительных средств, ставящая задачей жестокое осмеяние зла и несправедливости...

Но вернемся к группе бюрократов. Композитор нередко высмеивает их при помощи тех же ударных, что развенчивали «равнодушных». Хлопанье бича, стук деревянного брусочка, удары пальцами по крышке рояля, а струнами по грифам, ритмически разрываемая бумага — все это применяется в партитуре, чтобы создать выразительный ореол звуков вокруг оголтелых чинуш — ореол, который живо ассоциируется со стуком работающих во всю прыть пишущих машинок канцелярии. Что это? — Может забеспокоиться слушатель. — Уж не подражание ли зарубежным «симфониям для счетных машин», от которых никому нет никакой радости? Нет. В том-то и дело, что весь этот стрекот выполняет в кантате строго определенную эстетическую функцию. Он призван срывать маску мнимой значимости со спесивых физиономий истошных бюрократов.

Третья группа образов — это скорее всего отдыхающие. Иногда они кокетливо-томны, как сопрано, игриво сообщающее, что

Пример

А иногда они беспечны и потому легко впадают в уныние, как, скажем, тенор и сопрано, растратившие, вероятно, свои сбережения, а теперь стенающие по поводу того, что отдыхающие должны сами оплачивать все экскурсии. Музыка рисует здесь людей неумных, ее пародийный характер подчеркивается тонкими и меткими штрихами.

К какому же главному выводу приходит автор? Центр произведения — развернутая, живая и забавная фуга: бюрократы запрещают стоянку автомашин. Этот номер выполнен с отменным мастерством (стретта, тема в увеличении и т. д.). Музыка ярко, зло рисует распоясавшихся «блюстителей инструкций», и зал (нам довелось присутствовать на исполнениях кантаты) неизменно разражается здесь ответным смехом. Автор как бы говорит: чинуши отжили свое, их век кончается...

Мы, правда, смеемся и несколько раньше — в № 7, двойном каноне. Двое, жалобно охая, рассказывают, что в пансионате нет коек для сна на море. И в оркестре вдруг начинает стрекотать, как цикада, обыкновенный гребешок, по которому водят пальцем. В этот момент возникает ощущение, будто композитор здесь улыбается, улыбается озорной улыбкой мальчишки, прицеливающегося в своего давнишнего врага из крепкой рогатки...

Ну а в фуге эта улыбка вырастает в смех уничтожающий, презрительный... Потом опять выступают голоса «равнодушных», и мы понимаем: автор кантаты предупреждает нас, что только смеяться над бюрократами еще рано. Надо еще немало сделать, чтобы при мысли о них остался один веселый смех. Смех-воспоминание...

*

Говорят, пансионата Курпаты больше нет. Он переименован. Но все еще действует, конечно (да и только ли в Курпатах!), созданная усердием ревнителей «порядка» «Памятка», послужившая текстом для «Бюрократиады» Щедрина? Стало быть, в этом краю прежний уклад жизни. Уникален ли он, не будем выяснять...

Вот почему мне хочется сказать: давайте будем всегда, в дни отпуска и вне его, разоблачать «страны Курпатии». Давайте всегда, всюду сражаться насмерть с тупостью, косностью, равнодушием к людям. Родион Щедрин подал нам отличный пример.

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Пример

Пример

*

Содержание