К. Кумысбекова, И. Ходоско (в стройной, тщательно отделанной интерпретации республиканской капеллы под управлением А. Молодова), школьные песенки для ребят, созданные К. Куатбаевым, О. Байдильдаевым, массовые песни студентов И. Масимова, И. Исаева (в сопровождении уйгурского национального ансамбля). Чинная атмосфера камерных концертов нарушалась то гортанными голосами школьного самодеятельного хора, то резкими тембрами народных инструментов. В песнях, хорах, вокальных сюитах были, как правило, воплощены очень важные и актуальные темы из нашей современной действительности. Словом, многое в творчестве молодых алма-атинцев заслуживает безусловного поощрения, свидетельствует о верности избранного ими пути.

И все-таки... значительная часть прослушанного оставила ощущение досадного разочарования. Особенно это касается камерных программ, составленных, в основном, из учебных работ студентов-композиторов. Большую часть этих сочинений, носящих характер совсем еще незрелых ученических опытов, вообще, вероятно, не стоило выносить на концертную эстраду. То были преимущественно романсы (Кумысбекова, Ботбаева) или фортепианные и скрипичные пьесы, как правило, в форме вариационного цикла или сонатного аллегро (авторы их — Б. Джуманиязов, Д. Ботбаев, Н. Газизов, М. Мангитаев). Впрочем, была и четырехчастная Симфония Т. Базарбаева (видимо, его диплом), страдавшая сходными художественными «болезнями».

У названных авторов заметны творческая пассивность, скованность музыкальной фантазии, особенно обидная в работах молодых художников. Очень уязвима в этом отношении партитура Т. Базарбаева с ее шаблонным заполнением испытанных симфонических схем; гармоническая основа здесь маловыразительна, средства полифонии и оркестровки использованы бедно, ремесленно. Из-за этого во многом проиграли основные темы, отмеченные национальной самобытностью.

Большая часть услышанных фортепианных пьес огорчила примитивной фактурой, некритическим использованием заезженных приемов, в достаточной мере уже исчерпанных эпигонами романтизма. Авторы, видимо, сами слабо владеют роялем и мало знают фортепианные сочинения более современных авторов, в частности Прокофьева, Равеля, Бартока. А можно ли в наше время сочинять фортепианную музыку, полностью игнорируя лучшие достижения нового пианизма?

Некоторые романсы, так же как и пьесы для рояля, огорчили чертами старомодной мелодраматичности, ложно романтической напыщенностью. В них неожиданно проявились досадные погрешности против хорошего вкуса. Да и не только в романсах — две пьесы для скрипки с оркестром О. Гейльфуса, музыканта вполне квалифицированного и чуткого, вдруг удивили чертами какой-то сладенькой эстрадности, мало уместной в симфонической программе.

Участники дискуссии дружно ополчились против опасностей дилетантизма и творческой рутины. Правдиво запечатлеть кипучую и сложную жизнь своего народа нынешний композитор может, лишь вооружившись всеми художественными ресурсами, накопленными классическим и современным искусством. Здесь неуместны какие-либо крохоборческие ограничения со ссылками на особые «местные условия». Весь арсенал гармонических и оркестровых средств, все богатства полифонии и ритмики должны находиться в подчинении у музыканта, именующего себя композитором. Без этого нельзя говорить сегодня и о развитии национального стиля, в частности казахского. Ибо даже самые свежие и самобытные народнопесенные интонации сплошь и рядом блекнут и обезличиваются от соединения с шаблонной вялой гармонией, монотонной ритмикой, ремесленной фактурой.

На дискуссии говорилось о том, что подлинный казахский фольклор, в частности его народноинструментальная ветвь, связанная с традицией кюев, много богаче, красочнее, импульсивнее, чем многочисленные его отражения в профессиональной музыке. Глубже вникать в эту неисчерпаемую стихию народного искусства, более активно претворять фольклорные элементы во всеоружии универсальной композиторской техники — вот к чему хотелось бы призвать одаренную казахскую молодежь.

Эти мысли были горячо поддержаны большинством участников дискуссии. Говорилось о необходимости более частых встреч казахской творческой молодежи с композиторами Москвы, Ленинграда, с передовыми мастерами из братских республик. Надо внимательнее изучать мировое музыкальное наследие и, в частности, традиции советской классики. Чаще выезжать в Москву — на пленумы, семинары, используя все возможности для профессионального совершенствования. Только соединение ценнейших богатств народной музыки и ярко социальной современной проблематики с самым высоким и многогранным композиторским мастерством поможет выдвинуть молодую казахскую школу на передний край советского искусства.

ОНИ ВЫДВИНУТЫ НА СОИСКАНИЕ ЛЕНИНСКОЙ ПРЕМИИ

Творчество отмеченное поиском

В 1955 году недавняя выпускница Московской консерватории Ирина Архипова, солистка Свердловской оперы, выступила на отборе к Шумановскому конкурсу. На эстраду Малого зала консерватории вышла молодая певица. Ее музыкальная одаренность была несомненной, но в исполнении слышалось нечто «школьное», она говорила еще как бы «голосом» своих учителей. Ощущались большие возможности, но как разовьются способности певицы, было неясно...

Спустя четыре года мы снова встретились с Архиповой, уже солистской Большого театра, в памятные для любителей музыки дни гастролей Марио дель Монако. Спектакль «Кармен»... Самый воздух Большого театра насыщен праздничным настроением. Но перед началом многих волновала тревожная мысль: а сможет ли Архипова — Кармен остаться центральной фигурой спектакля? Не потускнеет ли она рядом с одним из лучших теноров мира? Однако с той самой первой сцены, где встречаются Хозе и Кармен, стало ясно, что в советское оперное искусство вошла певица, становление мастерства которой приходится на великолепную пору — молодость. И не случайна была оценка Марио дель Монако, который писал: «Партию Хозе я пел, наверное, раз 150, и из всех партнерш (Кармен) в памяти осталось три... Это итальянская певица Джайна Педерцини... Ризе Стевенс, солистка "Метрополитен-опера"... и молодая артистка Большого театра Ирина Архипова. Обычно на Западе Кармен трактуют как женщину легкого поведения. Но это неверно. Кармен — страстная женщина, которая сильно и горячо любит, но не может делить свою любовь... Такую Кармен играет и поет И. Архипова. И это правильно».

Кармен Архиповой, освобожденная от какой бы то ни было вульгарности, остается порывистой и искренней в каждом душевном движении. Она готова лучше умереть, чем потерять свободу. С отвращением отбрасывает она веревку, связавшую ей руки; как вызов судьбе летят карты, предсказавшие ей смерть; она готова отдать жизнь за то, чтобы увидеть триумф Эскамильо...

Прекрасно звучал голос певицы. Звонкость и свежесть тембра, который так соответствует партии Кармен, создавали яркий вокальный образ, с которым гармонично сочетался сценический...

Успех в спектакле с Монако не был, конечно, случайностью. Он говорил об истинности артистического дара Архиповой, сумевшей так чутко услышать партнера.

Каков же ее путь к мастерству?

— Наша семья не была профессионально музыкальной, — вспоминает Ирина Константиновна, — но музыку любили все. Отец рассказывал о самодеятельном домашнем оркестре, в котором сам играл на мандолине. А у мамы был редкой красоты голос, она училась в музыкальном училище, потом недолго пела в хоре Большого театра. Судя по рассказам, ее дарование шло от отца, моего деда. Полуграмотный украинский крестьянин, он по нутру был настоящим артистом, хорошим рассказчиком и страшно любил петь. Все крестьяне в округе его знали. «А, той дид Галда, що гарно спивае», — говорили они.

В детстве мы часто бывали на симфонических концертах, ставших для меня особенно ин-

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

ОНИ ВЫДВИНУТЫ НА СОИСКАНИЕ ЛЕНИНСКОЙ ПРЕМИИ

Творчество отмеченное поиском

Содержание