но прекрасные черты. В противоречиях и контрастах, на которых построен образ (таких, как переход от грустной песни из II акта к частушечному напеву: "Ой, чук, чук, чук"), Архипова раскрыла драму Варвары Васильевны, ее мучительную борьбу с самой собой. Конфликт, казалось бы, личный не заслоняет, а, наоборот, подчеркивает главную мысль оперы: самопожертвование Варвары Васильевны, заставившей себя отказаться от любви, стоит в одном ряду с такими качествами русской женщины, как ее самоотверженность, трудолюбие, всепоглощающая доброта».

Каждый день певицы заполнен до предела: репетиции и спектакли, подготовка концертного репертуара, записи...

Но не только это. Архипова — депутат Верховного Совета СССР. К ней обращаются люди разных возрастов и профессий. И не только москвичи. Их дела, пожелания, просьбы требуют внимания, участия, знания конкретных условий жизни каждого. В доме не работает лифт, нужно устроить ребенка в детский сад, помочь разобраться в семейных неполадках, ускорить получение квартиры, пенсии, опровергнуть несправедливое обвинение...

Интерес к самым разнообразным сторонам нашей действительности, активная заинтересованность в судьбах людей — вот что характеризует Архипову, общественного деятеля.

«Москва, Большой театр, Ирине Архиповой». Писем с таким адресом много. Одни из них — депутату, другие — артистке, но в каждом из них слова признательности, пожелания новых успехов.

«Уважаемая Ирина Константиновна! — пишет москвич Р. — Примите самую искреннюю благодарность от моей семьи. 13-го августа у нас родился Олег, а 20-го августа мы получили ордер на квартиру. Ирина Константиновна! Желаем Вам здоровья и счастья, огромных успехов в искусстве. До свиданья...»

Из Свердловска, от Светланы В.: «Верите ли, но после каждой исполненной Вами песни, арии, романса хочется жить, жить для людей, доставлять им такую же большую радость, какую доставляете Вы своим искусством».

Это ли не высшая оценка творчества!

А. Туманов

Онегин — Георг Отс

Зал стоял. Стоял и аплодировал. Аплодировал молодой московской певице и артисту из Эстонии после седьмой картины оперы Чайковского «Евгений Онегин». Что это, традиционное московское гостеприимство? Обычные аплодисменты под занавес? Нет! Публика искренне и горячо благодарила певца за нового для нее Онегина, какими-то гранями соприкоснувшегося с тем раскрытием образа, которое так убеждало в чтении пушкинского романа Владимиром Яхонтовым.

Пожалуй, первое, что поражает в Онегине Отса, — масштаб личности, выявившийся в каждом мгновении сценической жизни героя. Наше близкое знакомство с ним началось с третьей картины (сцена в саду). Но если говорить о спектакле не только как о художественном, но и психологическом ансамбле, то можно заметить, что многие фразы из письма Татьяны во взволнованно-трепетном исполнении Тамары Милашкиной приоткрывали уже нам смятенный внутренний, мир того внешне спокойного человека, который вслед за Ленским вышел на дорожку ларинского сада в первой картине оперы.

Все то, что часто в «сцене письма» казалось нам плодом растревоженного девичьего воображения, на этот раз явилось очень точной характеристикой истинной сущности Онегина. Ошиблась не Татьяна, горько ошибся Онегин. Два года, что провел он в странствиях, были бегством от самого себя. Именно были, а не оказались: его Онегин понял, не мог не понять все значительно раньше, чем наступил тот вечер, когда он попал «как Чацкий, с корабля — на бал!».

...В саду, среди березовых стволов, на фоне убегающей вдаль речки Онегин стоит затянутый в зеленоватый сюртук и, словно предупреждая Татьяну, произносит, глядя прямо в ее испуганные, растерянные глаза: «Вы мне писали, не отпирайтесь!» — фраза, которую мы слышали сотни раз и всегда ждали следующую за ней — немного надменную, внешне учтивую исповедь сына своего века. Но только еще Отс произнес эту фразу, как в памяти прозвучала страстная жалоба

Татьяны: «Вообрази, я здесь одна. Никто меня не понимает...» Онегин Отса ее понял. Больше того, он твердо знал, что только эта девушка могла написать ему такое письмо. А дальше:

Но я не создан для блаженства...
Напрасны ваши совершенства... —

чуть заметное подчеркивание последних рифмующихся слов звучало насмешливо. В интонации певца не было и капли почтительного преувеличения. Наоборот, только вежливо выраженное превосходство. Если бы и его Онегин, и Татьяна знали тогда, что это всего-навсего «поза»!

Так несколько точно найденных интонационных и пластических красок в одну минуту сценического действия разрушают каноническое восприятие образа и делают персонаж человеком, который живет по законам своей психологии, своего темперамента, с привычной для него манерой выявления эмоций.

Новый Онегин. Если вдуматься, это. очень значительно. Значительно потому, что русская сцена и прежде всего сцена Большого театра знала многих замечательных Онегиных начиная с первого из них — П. А. Хохлова. Созданный им вокально-сценический образ стал традицией, развитие которой под силу только очень крупным дарованиям, как И. Грызунов, С. Мигай, В. Славинский, П. Норцов...

И вот ныне Отс, с его обостренным чувством нового, с жадностью постижения даже малейших душевных движений, раскрывает нам нового Онегина — не столько в масштабе романтизированного оперного обобщения, сколько в детальном последовательном выявлении противоречивого, мятущегося характера пушкинского героя. А если принять во внимание, что артисту диктует свои требования не только поэт, но прежде всего композитор, то он как бы с двух сторон взят «под наблюдение». И каждый, даже, казалось бы, незначительный, штрих, обогащающий в верном направлении сценический образ, несет в себе черты определенного отношения человека к окружающим.

Поэтому, когда на именинах среди гостей, одетых в пестрые сюртуки и венгерки, появился Онегин в черном фраке, отвороты которого оттеняли белизну манишки, показалось, что именно ради Татьяны, а не по какой-то иной причине так подчеркнуто торжественно одет герой Отса. И совершенно неизвестно, что случилось бы дальше, если бы до слуха Онегина не донеслось: «Как жалко Танюшу! Возьмет ее в жены и будет тиранить!..»

Отс учтиво поклонился Милашкиной — его герой благодарил Татьяну за танец — и с видом крайнего безразличия, не торопясь, пошел к группе пожилых дам, откуда на него «свалилось» продолжение: «он неуч страшный, сумасброд». Онегин, почти метнулся в другой угол: «он фармазон. Он пьет одно, стаканом красное вино!» Онегин на мгновенье приостановился, пораженный и недоумевающий. Потом лицо его стало откровенно злым, а голос прозвучал отрывисто и резко: «...вот вам мненье!.. Я не прощу Владимиру услугу эту». И, внешне довольно легко обратив свое раздражение в беспечную веселость, он с наигранным хладнокровием светского льва пригласил на танец Ольгу.

Закончив последнюю фигуру котильона, Онегин, еще возбужденный танцем, повернулся направо и почти натолкнулся на Ленского, неподвижно стоящего у колонны.

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

А. Туманов

Онегин — Георг Отс

Содержание