Выпуск № 1 (302) | 1964 - страница 45

жание этой музыки. Мне думается также, что, услышав сегодня какую-нибудь бетховенскую сонату в исполнении Листа, мы пришли бы в ужас от произвола интерпретатора. И все-таки малеровские ретуши и листовские исполнения были нужны. В свое время! Точно так же и моцартовские ретуши в «Мессии» Генделя можно понять только с точки зрения той эпохи. Он дополнил партитуру вновь изобретенным кларнетом и переложил партию клавесина для кларнетов и фаготов.

*

Репетируя свою Восьмую симфонию, Малер никак не мог найти общий язык с концертмейстером Мюнхенского филармонического оркестра (кажется, он так назывался). Ему нужен был первоклассный скрипач, хорошо знакомый с особенностями малеровского стиля. И он вызвал Арнольда Розе, который, конечно, уселся на место концертмейстера. В то же мгновение весь оркестр встал и ушел с эстрады. Малер и Розе остались вдвоем. Лишь после того, как Малер заверил, что мюнхенский концертмейстер будет играть на всех последующих репетициях и концертах, оркестр возвратился. Это случилось в 1910 году. Ну, а что сказал бы Малер сегодня?

Сейчас трудно представить себе совершенство интерпретации Восьмой симфонии. Сопрано Гертруда Фёрстель пела свою партию наизусть. Когда пел бас Рихард Майр, Малер прервал его: «Пожалуйста, господин Майр, думайте только о тексте, не о музыке». В премьере участвовали также блестящий тенор Пиккавер, Мецгер-Латтерман (альт), Гейсевинкель, баритон из Висбадена. С невероятным энтузиазмом пел детский хор. Спустя год, на похоронах Малера (1911), мы увидели большой венок с лентой, на которой было написано: «Дети Восьмой симфонии, Мюнхен».

*

Когда в 1906 году Оскар Фрид исполнял в Берлине Вторую симфонию Малера, автор присутствовал на генеральной репетиции. Он сидел в партере. В программе у Фрида были кантата Макса Регера, листовские песни в сопровождении оркестра и Вторая симфония. Так как он потратил слишком много времени на кантату, то едва успел добраться до второй части малеровской симфонии: трехчасовая репетиция кончилась. Услыхав, что он должен прекратить работу, Фрид пришел в ярость, схватил стоявший рядом стул и со всей силой швырнул его в зал. (Счастливая случайность, что никто не пострадал при этом.) Малер сохранял полное спокойствие. Он увел Фрида к себе в гостиницу и все обсудил с ним.

Перед началом концерта Фрид обратился к оркестру с такими словами: «Господа, все, что я делал на репетиции, было неправильно. Сегодня вечером я возьму совсем другие темпы; прошу идти за мной».

Не только Филармонический оркестр, но и вся публика пошла за Фридом. Был огромный успех. Что сделали бы другие композиторы? Они, наверное, сказали бы: «Еще никогда не слыхал я свое произведение в таком исполнении». Совершенно иным было поведение Малера. Он не захотел солгать, он сказал правду. Он счел исполнение плохим, но знал, что своим советом может поправить дело. Так и было.

*

Будапешт был важным этапом для Малера. Правда, он не говорил по-венгерски, но это не помешало ему создавать грандиозные постановки, о которых вспоминают и в наше время. Там же состоялась премьера его Первой симфонии. Там же Брамс слышал у него моцартовского «Дон Жуана» и был в восторге. Когда в Вене в 1897 году подыскивали директора для Придворного оперного театра, Брамс сказал: «Единственный пригодный для этого человек — Густав Малер. Я слышал его захватывающее исполнение “Дон Жуана” в Будапеште».

Не вполне ясно, почему Малер покинул Будапешт. Граф Зичи, тамошний директор оперного театра, написал оперу и пожелал, чтобы ставил ее Малер. Последний не слишком высоко оценил новое произведение, и это, очевидно, привело к разрыву.

*

Гениальный директор гамбургского Городского театра Бернгард Поллини сразу же ангажировал Малера. Он дебютировал «Тангейзером». Поллини был болен и не мог прийти в театр. После второго акта ему сообщили по телефону, что все внимание публики сосредоточено на новом капельмейстере. Поллини ответил: «Немедленно переделайте его контракт: вместо 12 000 марок я буду платить ему 18 000».

*

В эпоху Малера солисты редко выступали в филармонических концертах; исключение делалось только для наиценнейших. Так, однажды Бузони был приглашен Малером сыграть Ми бемоль-мажорный концерт Бетховена. Ночным экспрессом он выехал из Берлина и рано утром прибыл в Вену. В гостинице ему сказали, что он дол-

жен немедленно прийти в оперный театр: господин директор Малер имеет сообщить ему нечто весьма важное. Голодный, небритый, неумытый помчался он в театр; все это было для него мучительно. Малер заставил его дожидаться целый час. Вдруг он выскочил из своего кабинета, подал ему руку и сказал: «Господин Бузони, последнюю часть не очень быстро, не так ли?» Он насвистал тему финала — «До свиданья!» — и исчез.

*

Малер прилагал все усилия, чтобы разъяснить тенору Эрику Шмедесу сокровенный смысл партии Тристана. Но дело никак не подвигалось. Тогда он попросил Бруно Вальтера растолковать, наконец, Шмедесу, о чем собственно идет речь, о смене дня и ночи, о философии Шопенгауэра и т. д. Вальтер старался, как только мог, но это ни к чему не привело. На очередной репетиции «Тристана» ничто не изменилось в поведении певца. Малер дирижировал. Внезапно он прервал репетицию и крикнул: «Господин Шмедес, до того как выпить яд — вы баритон, после яда — вы тенор». Это подействовало, и все пошло как надо.

*

Малеровская манера дирижирования, в молодости такая необузданная, с годами становилась все более сдержанной. Какой-то врач сказал ему, что у него больное сердце. С тех пор он берегся. Стало быть, он хотел жить — и жить долго.

*

Первым спектаклем Малера в Вене был «Лоэнгрин». Пост директора занимал тогда Ян. Малера пригласили только капельмейстером. После Вступления, заканчивающегося, как известно, очень тихо, обычно не аплодируют. Но в тот вечер разразилась овация, которая, собственно, и решила судьбу Малера в Вене.

*

Ганс фон Бюлов сравнивал Малера с Геркулесом. «Малер очищает Авгиевы конюшни Городского театра», — говорил он. На каждом своем концерте (Малер неизменно посещал их) Бюлов отвешивал Малеру отдельный поклон. Но малеровские сочинения были абсолютно чужды Бюлову. «Песни странствующего подмастерья» он называл «юморесками», а когда Малер сыграл ему на фортепиано первую часть своей Второй симфонии, Бюлов заметил: «Рядом с вашей музыкой “Тристан” просто детская игрушка».

Оскар Фрид

Имя Оскара Фрида в наши дни почти забыто. Это был гениальнейший дирижер и высокоодаренный композитор. Его «Песнь жатвы» — мастерское произведение. Фрид — своеобразная личность. Когда-то валторнист в оркестре, потом дрессировщик собак, потом композитор. Он учился у Гумпердинка и Филиппа Шарвенки. По рекомендации последнего он пригласил меня аккомпанировать на хоровых репетициях в Штерновском певческом союзе. Его первое выступление с ораторией Листа «Святая Елизавета» имело ослепительный успех. В следующем своем концерте он исполнил Вторую симфонию Малера. Затем состоялись берлинские премьеры Восьмой Малера, сочинений Делиуса, Фрида и др. В первые два десятилетия нашего века он был единственным дирижером, исполнявшим в Берлине новые произведения. Он много дирижировал и в Вене (малеровскими циклами), в Париже («Весной священной» Стравинского). В 1933 году он уехал в Россию, где и умер.

Ферруччо Бузони

Бузони, всемирно известный пианист, давал в Берлине в первые годы XX века симфонические концерты из новых сочинений. На первом плане были французские композиторы — Дебюсси, Равель, Форе и т. д. Годы первой мировой войны Бузони провел частью в Америке, частью в Швейцарии. В Берлине раз в неделю он занимался с учениками бесплатно. Я написал тогда оркестровую увертюру, которую и сыграл ему. Игру мою он нашел хорошей, сочинение — незначительным и был, пожалуй, прав.

В 1918 году — незадолго до разгрома — я виделся с ним в Швейцарии. Он был очень подавлен, ибо тогда казалось, что войне нет конца. С величайшей любовью говорил он о Моцарте. Странным образом он не знал «Cosi fan tutte». Я тотчас же послал ему партитуру. Он написал мне, что «смаковал» эту музыку. Он ненавидел Вагнера. Он любил Беллини. Из его сочинений самым значительным и цельным кажется мне опера «Арлекин», которой я дирижировал в Кёльне и, кроме того, в Цюрихе, Берлине и многих других городах. Лучшие его ученики — Эгон Петри и Михаэль фон Задора, а также Филипп Ярнах, которому он преподавал композицию. Именно в последние годы у Бузони был композиторский класс высшего мастерства в Берлинской академии. Он твердо верил в возвращение неоклассики, что частично сбылось.

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Содержание