Выпуск № 12 | 1963 (301)

Ренцо Росселини

такой страстью погружалась в стихию музыки. Никогда мне не приходилось слышать более дружных и бурных аплодисментов, мгновенно возникающих, как ураганный вихрь. Вспомнилось, как описал овацию в итальянской опере Тургенев. Он был тысячу раз прав! Прошло сто лет, а итальянцы те же! И — поразительное дело — зная, любя своих певцов, они никогда не аплодируют зря. Даже такой прекрасной актрисе, как Джульетта Симионато, никто не аплодировал при ее первом появлении в «Сельской чести». Но зато что творилось в зале после сцены Сантуццы и Туридду! Казалось, видавшие виды стены театра не выдержат и разлетятся, как от взрыва громадной бомбы...

— Смотрите, что за надпись над занавесом, — шепнул мне сосед, — там упоминается почему-то Муссолини.

И действительно, над сценой Римского оперного театра красуется весьма любопытная надпись изысканно красивым латинским шрифтом1.

Восемнадцать лет уже существует Итальянская республика, свергнут король, повешен Муссолини, а надпись на фронтоне столичного театра все еще угодливо напоминает об их «благодеяниях». И мне почему-то показалось, что есть прямая связь между этим следом фашистско-монархических времен и зевающими норковыми палантинами и черными фраками — там, в партере, куда не допускается музыкальнейший итальянский народ...

* * *

Три постановки, с которыми я познакомилась в Римском театре, были: «Колокола» Р. Росселини, «Сельская честь» Масканьи и «Девушка с Запада» Пуччини. Три итальянские оперы в итальянском столичном театре. И это определило их лицо. Несмотря на различие изображаемых эпох и места действия, несмотря на разных дирижеров, художников и артистов, во всех трех спектаклях проявилось поразительное единство исполнительской и постановочной манеры. Невольно даже напрашивался вопрос: не один ли режиссер ставит здесь все спектакли? Но в программах были названы три разных имени: Маргарита Вальман («Колокола»), Бруно Нофри («Сельская честь»), Рикардо Мореско («Девушка с Запада»).

У нас почему-то все еще бытует представление об итальянской опере как о чистом «bel canto», о своего рода «концерте в костюмах». Первые же минуты в Римском театре уничтожают эту двухсотлетней давности легенду. Мы смотрим современный реалистический спектакль, даже, пожалуй, более реалистический, чем мы привыкли видеть на оперной сцене. Совсем будто мы не в опере, а в драме.

На сцене полнейшая имитация жизни. Если это сицилийская деревня, то самая настоящая деревня. Справа вход в церковь со старыми каменными ступенями и портиком, слева траттория с деревянным прилавком и столами, вдали кусты и деревья. Праздничный пасхальный перезвон. Служители выносят из церкви свернутый в трубку огромный красный ковер с парусиновой дорожкой посредине и не спеша аккуратно расстилают его, заправляя на каждой ступеньке. Начинают собираться люди — крошечными группками по два-три человека, переговариваясь, посмеиваясь, совсем как в жизни. У каждого персонажа свой характер, свой облик, своя сценическая задача. Так они и входят в церковь маленькими группками, пропев сначала с необычайной легкостью и чистотой одну из хоровых фраз (в составе шести-восьми человек).

_________

1 Виктор-Эммануил III, король, Бенито Муссолини, вождь, Лодовик Спада Потенциани, губернатор Рима, восстановили, 1928, июнь (лат.).

Так начинается спектакль «Сельская честь». Веристская опера, поставленная как жизненная человеческая драма, происходящая в повседневной бытовой обстановке. И эта обстановка не подавляет музыку, не разрушает иллюзию оперной условности, а, напротив, естественно, гармонично из нее вытекает.

То же самое и в остальных спектаклях. Образы современных моряков в «Колоколах» и очень достоверно воспроизведенная обстановка жизни американских золотоискателей в «Девушке с Запада». В последней романтически приподнятая, по-итальянски патетическая музыка Пуччини естественнейшим образом уживается с обстановкой таверны «Полька», где за прилавком стоит героиня оперы Минни, которая разливает вино в бокалы, «отпускает» посетителям какие-то блюда, а полученные деньги кладет в коробку из-под папирос. Сплошной поток то «взрывающейся», то затихающей музыки воспринимается при этом как движение душевной жизни, как эмоциональный «подтекст» драмы, внешне протекающей среди обыденных житейских интересов. По мере дальнейшего разворота событий этой великолепной оперы становится ясным, как верно была с самого начала рассчитана вся режиссерская «партитура» спектакля, особенно точно «работает» она в кульминационной сцене игры в покер, когда ставками служат любовь Минни и жизнь ее возлюбленного Джонсона (второй акт). Здесь бытовая карточная игра оказывается уже важнейшим компонентом действия, а музыка царит безраздельно, «поднимая» страсти героев до огромного драматического напряжения, властно диктуя исполнителям их переживания и поступки.

Эта удивительная гармония музыкальной и сценической сторон оперы исходит из вдумчивого отношения постановщиков к музыке произведения, его драматургии, его жанровой природе. И то, что на сцене все — от хориста до прославленных солистов — живут естественной жизнью, целиком «погрузившись» в роль, поют и держатся свободно и просто, — это замечательно. Именно слушая «Девушку с Запада» в Римском театре, я поняла, что режиссура в опере — то же, что техника у пианиста: она тем выше, чем меньше ее замечаешь.

* * *

Разумеется, высокие цели создателей спектакля недостижимы без талантливых исполнителей. В этом смысле Римский театр располагает огромными возможностями. Не нужно думать, что в Италии нет плохих певцов, — они попадаются всюду. И в Риме в «Сельской чести» партию Лолы очень плохо пела внешне миловидная и юная Мария-Луиза Фоцер. Но общий музыкальный уровень спектакля и, прежде всего, исполнители главных ролей были исключительно хороши.

Джульетта Симионато — артистка немолодая и не обладающая какой-либо особо примечательной внешностью: маленькая, худощавая женщина с острыми чертами лица и резковатыми движениями. Ее яркий, очень своеобразного тембра голос восхитил сначала своим диапазоном — от предельных нот контральто до полнозвучных сопрановых верхов. Правда, в среднем регистре он уже утратил свежесть и казался иногда тускловатым, но это не имело ни малейшего значения, потому что им владела изумительная актриса. Ее Сантуцца, страстная, безумно любящая и оскорбленная, была бесконечно несчастна в своих страданиях и вместе с тем яростна, величественна и трагична, как античная героиня. Она поразительно напомнила мне А. Папатанассиу в «Электре» и «Медее». Сцену Сантуццы с Туридду, близкую по ситуации к финальной сцене «Кармен», Симионато

Джанджакомо Гвельфи

  • Содержание
  • Увеличить
  • Как книга
  • Как текст
  • Сетка

Содержание

Личный кабинет