Выпуск № 11 (300) | 1963 - страница 11

ры», которые заглядывали в эти края, оставили по себе такую плохую память, что вначале и на нас посматривали косо. Вот ведь как сумели испортить репутацию москвичей разные дельцы. Мы, конечно, приложим все усилия, чтобы ее восстановить. Но все-таки никак я в толк не возьму: почему люди, которые так самоотверженно, подчас героически работают, лишены настоящего искусства? Кто за это в ответе?

Знаю, ты сейчас посмеиваешься: дал волю темпераменту! Ну, правда же, досада берет. Ведь столько у нас талантливой молодежи. Только кликнуть клич — и найдутся десятки таких бригад, как наша.

Ну, прощай! Уже поздно, а завтра снова в путь.

Юрий.

Юрка, здравствуй!

Получил твое письмо. Значит, едешь на Черное море жариться на солнышке? Что ж, рад за тебя! Только вряд ли ты где-нибудь на сочинском пляже увидишь такие чудеса, какие мы видели на озере Джека Лондона. Представь себе... жара около 30°, высокая зеленая трава, валуны, раскаленные от зноя, так что ногой не ступишь, и... снег. Не удивляйся, снег, который не успевает таять, — вечная мерзлота! Мы в трусах и купальниках играем... в снежки!

Ты, конечно, спросишь, при чем тут Джек Лондон. Название возникло случайно: просто однажды группа геологов потеряла на берегу томик Лондона. Вот и дали озеру его имя. Вообще-то здесь любят выдумывать необычные названия. Например, озеро танцующих хариусов. Красиво звучит! (Между прочим, хариус — это рыба. Вкусная!)

Ну а знаешь ли ты, черноморец, как выглядит драга — плавучая машина (вернее, комплекс машин), добывающая золото? Впрочем, тебе, бывшему моряку, нетрудно ее себе представить, потому что она чем-то напоминает корабль. Такие же трапы, леера, лебедки. Любопытно смотреть, как она движется на двух сваях, словно гигантское чудовище на двух ногах. А когда ее черпающее устройство врезается в грунт, в вечную мерзлоту, раздается очень своеобразный звук. «Своя музыка», — говорят здешние рабочие. И правда, из этих повторяющихся в определенном ритме звуков рождается в конце концов какая-то странная, но занятная мелодия.

Водил нас по драге и все нам про нее рассказывал Михаил Калошин (очень видный парень, с его внешними данными прямо Гамлета играть). До чего же он влюблен в свой труд! Говорит, а у самого глаза блестят от гордости, от счастья, что ему и его товарищам доверили такую машину. Да здесь большинство таких, как он. Вот послушал бы ты наш ночной разговор с горняками на прииске им. Матросова. Не удивляйся, дело действительно происходило во втором часу ночи, после второго за день концерта. По просьбе здешних ребят наш безотказный Валерка играл танцы, а в соседней комнате собралась у нас небольшая компания, и такая интересная завязалась беседа, что и спать расхотелось. Постепенно в нее втянулись все, кто был в клубе. Даже танцы прекратились. О чем шла речь? Да обо всем. Мы рассказывали горнякам о новостях искусства и литературы (нашего поэта прямо

Какой вкусный снег!

забросали вопросами), они нам — о своей работе на прииске. И опять в том, как они об этом говорили, как горячо спорили друг с другом, мы почувствовали их глубокую, личную заинтересованность в делах прииска, в его успехах. Это, понимаешь, то самое творческое отношение к труду, без которого немыслим коммунизм. Вспомнились мне тут и рыбаки с Охотского моря, и наш шофер Николай, и Миша Калошин, все они фанатики своего дела, и кажется, чем тяжелей их работа, тем больше они ее любят. Признаюсь тебе, мне стало немножко обидно. Ты ведь сам заводской, знаешь, что у нас еще встречаются люди, которые только отсиживают рабочие часы. Кончилась смена — и думать о заводе забыли. Таких еще немало. Ты, конечно, скажешь: ишь, мол, навел на своих критику. А там, что же, одни энтузиасты живут? Нет, Юрка, и здесь народ бывает разный, есть и такие, что гонятся за длинным рублем, думают лишь о своем кармане. Но знаешь, этим калымщикам не очень уютно живется. В коллективе им, как правило, создают такую атмосферу, что поневоле задумаешься, можно ли так дальше жить.

Нам рассказали такой случай. Колонне автомашин преградил дорогу снежный обвал. До ближайшего населенного пункта сотни километров. Пришлось водителям самим расчищать путь. А поскольку продуктов у каждого оставалось в обрез, решили сложить их вместе и выдавать маленькими порциями, чтобы растянуть подольше. Один шофер сказал, что он всю свою еду съел. Ему поверили и стали кормить из общего котла. Не голодать же человеку! Несколько суток пробивалась колонна через завал. А когда пробилась, с тем самым шофером приключилась беда. Во время переезда через реку, машина его наполовину провалилась под лед. К тому времени продукты все кончились, усталость дошла до предела. Но шоферы не бросили товарища, всей бригадой вытаскивали машину. В последний момент, выбираясь на лед, машина накренилась, и из-под сидения водителя выкатилось несколько банок тушенки и пачки галет. В лучах света всем видны были эти банки, лежащие на снегу. Ничего не сказали шоферы тому единоличнику. Но оставаться в коллективе ему было невозможно, так и уехал с Колымы. Теперь тебе понятно, почему мы там чаще встречали энтузиастов, чем хапуг. Суд-то людской иной раз пострашнее уголовного. И еще, тебе не кажется, что эта невыдуманная история прямо просится в пьесу или в фильм? Вообще здесь уйма интереснейшего материала для драматургов. И что только они сюда не едут!

Ну будь здоров, тезка. Смотри не утони в Черном море.

Жду писем.
Твой (закадычный)
Юрий

Лялька, ура!

Мы — на Чукотке! Но прежде чем описывать тебе здешние места, скажу хоть пару слов о нашей поездке по трассе. Проехали мы 5700 км, дали 30 концертов. Некоторые из них начинались в двенадцать, в первом часу ночи, но люди ждали нас и слушали с таким, я бы сказала, благоговением, что всю усталость как рукой снимало. Часов в пять утра добирались до постелей, а в десять — снова в путь. Повсюду нас старались всеми правдами и неправдами задержать подольше. Мы уже давали внеплановые концерты и все-таки не смогли обслужить всех желающих. И представь, мы еще ухитрились подготовить несколько новых номеров. Я, например, арию кумы из «Чародейки», Юра Блинков балладу Есенина «Двадцать шесть», которую он читает под «Ноктюрн» Бородина.

Да, Лялька, мы золото видели. По правде говоря, ничего особенного, просто кусочки желтенького металла.

Ты интересуешься, какие здесь клубы? Почти везде хорошие, с широкоэкранной киноустановкой. Повсюду есть самодеятельные кружки, даже народные театры. Но все жалуются, что хороших, опытных руководителей очень не хватает. А уж квалифицированных музыкантов днем с огнем не сыщешь. Нашего баяниста Валерку в каждом клубе всерьез просто умоляли остаться работать, предлагали роскошные условия. Вот какой голод на нашего брата. На Чукотке, наверное, тоже так. Но прежде скажу, как мы сюда попали. Помогли нам в этом здешние комсомольцы, приезжавшие в Магадан на пленум обкома. Они категорически потребовали, чтобы наша бригада выступила в их краях. И вот мы здесь. Правда, не в полном составе: двое из квартета по состоянию здоровья не смогли с нами ехать. Пришлось на ходу перестраивать программу. Хорошо, что оставшиеся Нина и Алла — такие молодцы! — сумели в короткий срок разучить сольные номера: песню Сольвейг и Сентиментальный вальс.

Чукотка — это настоящий север. Холодно, ветер. Растительность значительно беднее, а за прииском Караль-Ван (что обозначает загон для оленей) тундра начинается, здесь и вовсе нет ни одного деревца, только мхи и лишаиники. Ты бы видела, как снарядили нас в дорогу магаданские комсомольцы: принесли нам свои хорошие

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Какой вкусный снег!

Содержание