Выпуск № 4 | 1963 (293)

О. Томпакова

Современная тема обязывает

Об опере А. Маневича «Отчаянная дорога», поставленной в Ленинградском театре им. Кирова, можно было бы написать обычную, «благополучную» рецензию: похвалить театр за инициативу, композитора — за благие намерения, исполнителей — за усердие, отметить некоторые недостатки — и дело с концом. Но поступить так значило бы уйти в сторону от принципиального разговора, от проблем отображения современности на нашей музыкальной сцене. А такой разговор необходим. Не все благополучно в академических театрах (об этом свидетельствует, в частности, положение в Большом театре); большие трудности испытывают композиторы. И сейчас, когда вновь с остротой поставлены перед нами проблемы связи искусства с жизнью, надо оценивать все, что создается, действительно по большому счету. Ведь в принципе каждая новая советская опера — примечательное событие музыкальной жизни, она должна продвигать наше искусство вперед.

Как же в этой связи обстоит дело с оперой A. Маневича? Надо сказать, в театре к ней отнеслись очень внимательно: в постановочную группу вошли два «главных» — режиссер Р. Тихомиров, дирижер А. Климов — и один из наиболее способных молодых театральных художников B. Доррер. Сюжет оперы внешне остродраматичен: американец, мексиканка, француз и двое японцев отплывают на утлом паруснике к острову, где должно произойти испытание термоядерной установки. Там они неожиданно находят племя островитян, обреченных на смерть. Участники похода по радио оповещают весь свет о готовящемся злодеянии и тем самым мешают военщине осуществить свое злодеяние: атомные испытания приходится отложить...

Слушатели с большим интересом встретили новый спектакль. Аплодисменты, которыми неоднократно прерывалось действие, свидетельствуют о том, что они одобрили замысел авторов, что их взволновала судьба героев, отчасти уже знакомых им по романам Г. Грина, стихам Е. Евтушенко («Спутник в джунглях»), песне В. Мурадели «Бухенвальдский набат» и т. д.

Однако важная тема не получила полноценного художественного выражения, и прежде всего в музыке. А. Маневич написал ее в лирико-романтических тонах. Она мелодична, хотя в целом не отличается оригинальностью. В опере органично сосуществуют интонации и ритмы музыкального фольклора различных народов мира. Уверенно сделана партитура, свидетельствующая о тонком ощущении тембровых выразительных возможностей отдельных инструментов.

Но всех этих качеств в данном случае оказалось недостаточно. Дело в том, что лирический характер музыки резко противоречит героическому сюжету, идет вразрез с мужественной темой борьбы за мир.

Это особенно ощутимо в третьей картине, где музыке не хватает драматизма, острых контрастов, гибких «переключений» из одной сферы действия в другую.

Музыка «течет» мимо событий и эмоций. Она не раскрывает существа ситуаций и характеров, а только иллюстрирует происходящее. При этом внешнее соответствие как будто сохраняется: музыку любовного дуэта не спутаешь, к примеру, с рок-н-роллом или с траурным шествием островитян. Но внутренней логики, симфонического развития в ней нет, да и не может быть, ибо отдельные номера оперы сочетаются по принципу пестрого попурри.

Неудачно, с моей точки зрения, либретто. Автор его — кинодраматург Т. Непомнящий, видимо, слабо владеет спецификой оперного жанра. Действие раздроблено на очень большое количество «кадров», внимание слушателя часто отвлекается на второстепенные детали и эпизоды.

Самый же большой недостаток либретто в том, что его ситуации и конфликты не дают композитору возможности музыкально раскрыть характеры героев и обосновать их поступки.

В языке либретто много запутанных, неясных, порой просто неграмотных выражений. Например: «запомню тебя до конца рокового», «кромешная смерть», «в смутных глубинах сердца, на ложе несбывшихся снов, напрасно ломает руки боль, лишенная слов», «зюйд-зюйд-вест опасней смерти», «я погонщик своей печали» и т. п.

Постановка оперы Маневича только подчеркнула недостатки музыки, ибо режиссер пошел по пути ее пассивного сценического «оформле-

ния». Нераскрытым остался внутренний «подтекст» действия. Огорчает стремление режиссера к внешней «красивости» и натуралистическим эффектам. Чего стоит, например, в этом смысле картина в кабаре, которая вся решена нарочито крикливо и вместе с тем примитивно — и «безумное веселье» американской военщины, «богачей», и выступление эстрадной певички в «роскошном» золотом платье, и «танец живота»... Даже в тех случаях, когда замысел композитора совершенно ясен, режиссер его «переосмысливает»: например, по замыслу либреттиста и композитора, действие четвертой картины происходит ярким солнечным днем среди безбрежных просторов спокойного моря. Этому соответствует и светлый колорит музыки. Режиссер же, очевидно, в погоне за «экзотикой» превращает день в таинственную тропическую ночь.

Много неудачного в трактовке отдельных сцен. Излишне перегружены массовые эпизоды, иногда вопреки музыке. Так случилось, например, в третьей картине. Казалось бы, все внимание зрителей направлено на двух персонажей: капитана Китреджа, развалившегося в кресле и потягивающего вино, женщину-островитянку с мертвым ребенком на руках. Резкий пронзительный контраст! Но для чего здесь в полном бездействии, как «живой фон», находится вся масса артистов хора и балета? Это понять невозможно.

Слабость режиссерской работы сказалась и на образах исполнителей. Предоставленные самим себе, артисты лишь схематично намечают характеры своих героев. Исполнительницы партии Лучи — В. Шубина, Г. Ковалева и К. Словцова — хорошо поют, но образ девушки, борца за мир, получается у них поверхностным, неубедительным. Между тем в музыке образ Лучи обрисован сравнительно с другими наиболее полно и динамично.

Внешняя «красивость» — единственная «характерная» черта в «портрете» индийского журналиста Чанда (артисты — М. Гаврилкин, В. Кравцов); поэтому временами даже кажется, что авторы взяли этот образ напрокат из «Баядеры». В трудном положении оказались исполнители роли ветерана войны Уилсона — артисты Б. Штоколов и В. Морозов. Элегический характер музыки этой партии усугублен вялостью режиссерской трактовки образа. И если все же центральный монолог Уилсона вызывает живой отклик в зрительном зале, то в этом целиком заслуга певцов.

* * *

Что же дал новый спектакль зрителям и слушателям, какова его идейно-эстетическая ценность? Театр обратился к актуальной теме современности. Но тема, как бы она ни была волнующа, современна, не нашедшая яркой реализации ни в музыке, ни в либретто, ни в режиссерском раскрытии, не может «зазвучать» сама по себе, как произведение сценического искусства. Неудача, постигшая коллектив, работавший над «Отчаянной дорогой», свидетельствует о том, что одного стремления создать актуальный спектакль мало. К сожалению, так случается не впервые. Если в данном случае можно еще говорить о слабости материала, над которым работал театр, то этого не скажешь о «Семене Котко» Прокофьева. А ведь и этот спектакль получился слабым, немузыкальным. Есть и еще примеры.

Видимо, руководству следует серьезно задуматься над проблемами овладения современным репертуаром, современной оперной драматургией, режиссурой, исполнительством, поинтересоваться работой других, более опытных (как ни обидно это говорить в отношении одного из крупнейших театров) в этом смысле коллективов, как, например, Пермского, Новосибирского, Ванемуйне. Без этого условия оперная труппа театра им. С. М. Кирова рискует оказаться в тупике. Ведь и так уже она отошла от своих славных традиций и все труднее становится говорить о ее стиле и собственном творческом «почерке». Тревожно!

  • Содержание
  • Увеличить
  • Как книга
  • Как текст
  • Сетка

Содержание

Личный кабинет