Выпуск № 3 (280) | 1962 - страница 57

«Москва, 11-VII-1950.

Дорогой Сергей Сергеевич,

Как мы условились, посылаю Вам текст оратории с некоторыми изменениями и сокращениями. Это — более или менее окончательный текст. Может быть, если это не помешает Вашей работе, я внесу еще некоторые небольшие поправки. Кажется, теперь все становится на место. Что Вы думаете о названии оратории — "Слава миру"? Если Вам или мне придет в голову что-нибудь еще более подходящее, успеем заменить.

Очень удачна мысль о введении чтеца. Это придаст оратории действенность и еще более оправдает название "оратория", а также даст нам возможность избежать чрезмерных сокращений текста. Кстати, роль чтеца согласен взять на себя при исполнении на радио Ираклий Андроников. Он прекрасно читает и великолепно чувствует и понимает музыку, — следовательно, чтение не будет противоречить музыкальному строю оратории.

Прочтите, пожалуйста, текст, который я Вам посылаю, и напишите мне, что, по-Вашему, будет исполняться чтецом.

Вчера с Ан. К. Тарасенковым мы внимательно прочитали текст и обсудили со всех точек зрения. Кажется, все на месте. А сейчас ко мне неожиданно позвонил А. А. Фадеев, и я ему прочел всю ораторию. Он очень доволен, — говорит, что вещь стала гораздо сильнее после того, как почти все декларативные места я заменил более конкретными. Замечаний у него нет, кроме одного: ему кажется, что "сверчок" в "Колыбельной" придает этой песне несколько традиционный характер. Сейчас, он думает, сверчок — явление довольно редкое. Попробую чем-нибудь заменить сверчка, хоть это трудно. Название "Слава миру" кажется ему не вполне соответствующим положению вещей в мире, где еще идет борьба за мир. Я назвал бы ораторию "Война за мир", если бы не было романа Панферова "Борьба за мир". А. К. Тарасенков предлагает назвать: "Слово о мире". Что Вы думаете по этому поводу? Не знаю, что делать со "Сверчком". Не опустить ли всю "Колыбельную"?

А. А. Фадеев просит передать Вам самый теплый привет. Он очень жалеет, что не может заехать к Вам. Крепко обнимаю Вас и шлю сердечный привет Мире Александровне.

Ваш С. Маршак.»

14-го июля А. К. Тарасенков передал Сергею Сергеевичу письмо Маршака и текст оратории, идущий в печать.

«Москва, 14-VII-1950.

Дорогой Сергей Сергеевич,

Пишу Вам в редакции.

Сейчас переписали на машинке тот текст, который идет в печать. Новые поправки внесены после разговора с А. А. Фадеевым и обсуждения стихов в редакции.

Кажется, теперь текст дошел до большей стройности, четкости и легкости. Посылаю его Вам. Замените им прежние.

Обнимаю Вас и желаю Вам бодрости. Мой сердечный привет Мире Александровне.

Ваш С. Маршак»

30-го июля Сергей Сергеевич писал:

«С. Я. Маршаку.

Ник[олина] Гора. 30 июл[я] 1950.

Дорогой Самуил Яковлевич,

Все-таки я решил не опускать 2-ю главку и поручить ее мальчику альту соло.

С. А. Самосуд очень советует вставить номер для мальчика — соло, потому что это производит сильное впечатление, а Свешников предупредил, что у них среди мальчиков есть хороший альт. В связи с этим очень прошу Вас пересмотреть эту главку с точки зрения исполнения ее ребенком и, если надо, внести соответствующие изменения (если можно, также и сокращения).

Мне также хотелось бы, чтобы Вы прибавили четверостишие в "Голубе".

В предпоследней главке я хотел бы вместо:

И ты под лесами не балуй,
Наемник, зовущий к войне

— другие строки соответственно с подъемом в музыке, ведущим к заключительной главке.

Обнимаю Вас, дорогой Самуил Яковлевич, сердечный привет Вашей супруге от нас обоих.

Ваш СП.

Дела с ораторией подвигаются.

Как Ваше здоровье?»¹

В конце июля резко ухудшилось состояние Мясковского, он решил вернуться на свою московскую квартиру. Ежедневно, чаще всего через Ламмов и Шебалиных, мы получали весточки о нем.

Утром 8-го августа Алиса Максимовна Шебалина сообщила о кончине Николая Яковлевича.

Через несколько дней Сергей Сергеевич получил письмо от А. А. Фадеева:

«11 августа 1950 г.

Уважаемый Сергей Сергеевич!

Прошу извинения, что не откликнулся сразу на два Ваших письма: я находился в самом разгаре работы над новыми главами "Молодой гвардии", и очень было трудно оторваться для других дел. Только теперь, когда работа подходит к концу, имею возможность Вам ответить.

_________

¹ Черновик письма рукой М. Прокофьевой, с правкой и подписью С. Прокофьева.

Я прочел тогда же присланный Вами вариант текста и в общем согласился с двумя Вашими критическими замечаниями при общей высокой оценке стихов. Но спустя несколько дней мне пришлось по семейным делам выехать в Москву, и Самуил Яковлевич прочел мне по телефону последний вариант, который мне очень понравился. Все мои критические замечания отпали. Я допускаю, что текст может быть несколько длинноват. Но, во-первых, стихи настолько хороши, что некоторые из них можно дать в чтении: думаю, что это можно гармонично сочетать с музыкой.

Во-вторых, Вы можете в конце концов и изъять го, что не ляжет на музыку и вообще не нужно Вам по Вашему замыслу. В тексте, повторяю, так много хорошего, что есть из чего выбрать.

Обо всем этом я просил Маршака рассказать Вам при встрече. Как идут Ваши дела? Надеюсь через 10–15 дней окончательно отделаться от романа, и буду рад тогда встретиться с Вами.

Желаю Вам всего доброго
Ваш А. Фадеев.

Уже написал Вам письмо, и вдруг узнал о смерти Николая Яковлевича. Чудесный умер человек. Я знаю, Вы были дружны с ним и, должно быть, тяжело переживаете его смерть. От всей души сочувствую Вам.

А. Ф.»

В ответе Фадееву Сергей Сергеевич писал:

«22 сентября 1950 г.

Дорогой Александр Александрович,

Благодарю Вас за Ваше письмо от 11 августа и хочу рассказать, в каком состоянии работа над ораторией. Музыка мною уже сочинена, клавир переписан и сдан С. А. Самосуду, который, работая на радио, повидимому, будет дирижировать ораторией. Договор на ораторию был заключен С. Я. Маршаком и мною с Радиокомитетом — поэтому вопрос о том, когда и как состоится ее прослушивание, Самосуд решает сейчас с тов. Баласаняном, ведающим музыкальным отделом Радиокомитета. Я же в настоящее время инструментую, поскольку позволяет состояние здоровья. Соркестровал примерно две трети оратории, думаю закончить в октябре.

Дорогой Александр Александрович, Вы написали о том, что работали над новыми главами "Молодой гвардии". Меня это очень интересует. В каком виде они появятся и как можно с ними познакомиться?

Благодарю Вас за сочувствие по поводу кончины Николая Яковлевича. Это в самом деле был очень близкий мне человек, дружба с которым длилась 44 года.

Очень был рад получить от Вас несколько строк. Сердечный привет Вашей супруге от нас обоих.

Ваш С. ПРКФВ.»

По окончании работы над клавиром в Радиокомитете состоялось прослушивание оратории. В связи с этим к нам в начале октября приехали с Л. Т. Атовмяном С. А. Самосуд, С. А. Баласанян и К. Б. Птица. Они просили Сергея Сергеевича внести ряд гармонических изменений в партию хора, в заключительную часть оратории, так как нашли ее трудной. Сергей Сергеевич согласился и тут же внес изменения, о которых шла речь.

Глубокой осенью мы переехали в Москву. По приезде в город, когда работа над ораторией была закончена и репетиции были в разгаре, Маршак направил Сергею Сергеевичу два текста: «Песенку итальянского мальчика» и «В классе уютном, просторном» — на выбор.

Песенка итальянского мальчика:

Пишет Карлино —
Школьник из Генуи —
Старому грузчику
В порт.
Не выгружайте
Оружье военное.
Лучше бросайте.
В бездонную,
Пенную,
Синюю глубь, —
Через борт!

Шлет из Америки
Пушки злодейские
В мирную нашу страну
Тот, кто разрушил
Селенья корейские,
Тот, кто готовил Войну.

Ясное, синее
Небо в Италии,
Синяя в море волна.
Пусть же от нас
Уберутся подалее
Те, кто желает,
Чтоб в нашей Италии
Снова пылала война.

Сергей Сергеевич остановился на втором тексте и необычайно быстро написал «Урок родного языка».

По совету Самосуда, как рассказал мне Сергей Сергеевич, была дополнительно введена тема голубей в финале, исполняемая группой медных духовых. Это добавление сделано было после первого исполнения.

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Содержание