Выпуск № 3 (280) | 1962 - страница 16

зитор должен считаться с природой своего искусства, значит, высшие жанры и высшие образцы творчества те, где специфика музыки сохраняется в наибольшей чистоте».

Не этими ли соображениями объясняется особо почтительное, можно сказать, благоговейное отношение многих музыкантов к симфонизму? Б. Асафьев, который первым ввел это понятие (но так и не дал его точного и развернутого научного определения¹), имел в виду такой метод музыкального мышления, при котором идея произведения раскрывается чисто музыкальным путем, посредством специфических для музыки приемов сопоставления, столкновения и развития тем-образов: «Симфонизм — великий переворот в сознании и технике композиторов, это — эпоха самостоятельного осваивания музыкой идей и заветных дум человечества...»². В самом совершенном и «чистом» виде такой симфонизм предстает, например, в непрограммных симфониях Бетховена, основанных на логических принципах музыкального развития (противопоставление тем-тезисов, мотивная разработка и т. д.).

Правда, и Асафьев, и другие музыковеды (в частности, И. Соллертинский) постепенно расширили это понятие, указав на существование наряду с «логико-философским» симфонизмом также «иллюзорного», «эпического», «драматического», «песенно-лирического»... Но по-прежнему многие убеждены, что симфонизм «логико-философского» типа — нечто наиболее специфически музыкальное — есть и самое высокое в музыке, а то и единственно полноценное. Поэтому, например, Прокофьев не всеми признается за «настоящего» симфониста: ведь у него даже в симфониях вместо развития по законам собственно музыкальной логики — «монтаж» образов, как в драматическом театре или в кино....

С тех же позиций порою оцениваются и оперы или балеты. Известное определение Римским-Корсаковым оперы как произведения музыкального трактуется так, будто опера есть произведение исключительно музыкальное, а не синтетическое. То же в отношении балета. Справедливо призывая композитора к драматургической цельности, забывают, что она может быть достигнута в балете не только средствами симфонизма и что симфонизм музыки может прийти в противоречие с требованиями танцевальности и театральности. Ведь в балете содержание раскрывается не одной только музыкой!..

В результате проблема симфонизма и синтеза музыки с другими искусствами оказывается весьма актуальной, острой, требующей внимания.

В творчестве всегда сосуществовали противоположные тенденции: максимально выявить специфику музыки в «чистых» жанрах (симфония, соната, квартет и т. п.) и соединить ее с другими искусствами. Сказать, какая из них ценнее, в общей форме невозможно: в разное время более прогрессивной оказывалась то одна, то другая. Но одно неоспоримо: объединение музыки с другими искусствами в синтетических жанрах и их сближение в иной форме (например, использование в музыке драматургических приемов театра или кино) многократно уже доказывало свою плодотворность. Подсказанное новым содержанием, оно, как правило, приводило к обновлению существовавших жанров, к созданию новых, к обогащению музыкальных форм и языка.

Все это хорошо известно из истории музыки, а теперь полностью подтверждается опытом советского музыкального творчества. Заметьте, как расцвели в нем в последние годы многочастные вокальные жанры: оратория, поэма, романсные циклы, в основу которых положены не симфонические, а совсем иные (в частности, театральные) принципы драматургии (взять хотя бы вокальные поэмы Свиридова!). Заметьте, что советская опера, пытаясь преодолеть некоторые изжившие себя условности жанра, смело пошла на сближение с драматическим театром, кино. Заметьте, наконец, как интенсивно «насыщается» программностью, картинностью, театральностью и приемами киномонтажа советская симфония и как это ведет у разных авторов (от Д. Шостаковича до моло-

_________

¹ В книге Б. Асафьева «Интонация», изданной в 1947 г., говорится: «О симфонизме я мог бы теперь написать легко воспринимаемую книгу, а в свое время мне и об этом явлении трудно было изъясняться» (стр. 6). Но такой книги о симфонизме не появилось...

² Б. Асафьев. Глинка. Музгиз, М., 1947, стр. 51 (разрядка моя. — А. С.)

дых — Р. Щедрина, А. Эшпая, Д. Тер-Татевосяна, С. Слонимского) к отходу от некоторых традиционных, давно уже ставших каноническими и, по существу, закосневших схем симфонического цикла.

Разумеется, в отдельности все эти тенденции встречались в том или ином виде и раньше. Но такое дружное движение в одну сторону во всех жанрах, по-моему, является приметой именно нынешнего периода, помогая советской музыке отразить растущее разнообразие нашей действительности, ее сложность и многогранность. Значит, оно оправданно, жизненно, современно.

С общеэстетической точки зрения вопрос стоит так: что лучше в искусстве — хранить в чистоте и углублять специфику каждого из видов или сближать их между собою, преодолевая отличия? Сторонники первого пути ссылаются на многочисленные (и, надо сказать, убедительные) случаи, когда художники терпели поражения из-за того, что пренебрегали природой своего искусства. Таких примеров немало было, скажем, в советском балетном театре на рубеже 40–50-х годов, когда специфическое для балета выразительное средство — танец — оттеснялось натуралистической пантомимой. Так бывало не раз и в «речитативной» опере с ее отказом от развитых форм мелодического пения.

Да, пренебрежение спецификой не проходит безнаказанно. Но зачем же ограничиваться ею? Почему не пытаться расширить возможности музыки, соединяя ее с другими искусствами? Не в том, конечно, дело, чтобы снабдить музыку словесными или иными «подпорками»: плохому композитору они не помогут, а хороший в них не нуждается. Но вот добиваться органического слияния музыки с «соседними» искусствами в традиционных или новых синтетических жанрах безусловно стоит. Ради чего? Ради того, чтобы реалистическое искусство лучше осуществляло свои задачи, чтобы большие мысли о жизни, о народе, о человеке выражались в нем и полнее, и определеннее, и глубже.

Значит ли это, что синтетические жанры сами по себе «выше» остальных? Конечно, нет. Отдавать предпочтение одним жанрам за счет других вообще бессмысленно: каждый хорош для своего содержания.

«Возведение в абсолют» чистой «музыкальной логики» и основанных на ней жанров, по моему глубокому убеждению, мешает некоторым композиторам проявить наиболее сильные стороны своего дарования. Вот, к примеру, молодой ленинградец В. Цитович. В ряде программных инструментальных произведений — симфонической сюите «Конек-горбунок», цикле фортепьянных картинок (с возможным участием чтеца) «Приключения Чипполино», танцевальной миниатюре «Подхалим» и других — он проявил незаурядную наблюдательность, умение дать меткие и лаконичные зарисовки пейзажа, характеров, поступков, короче говоря, дар портретиста и жанриста, не столь уж частый в инструментальной музыке. К сожалению, эти произведения не нашли должной оценки в композиторской среде: мол, это пустячки, прикладная музыка... И Цитович, видимо, не без воздействия таких разговоров решил заняться более «серьезными» жанрами: написал фортепьянную сюиту (с прелюдией и фугой) и «Весеннюю увертюру», где сознательно отошел от конкретной образности прежних своих вещей ради поисков интересных конструктивно-логических решений. И что же? На мой взгляд, новые произведения безусловно слабее старых.

Поддавшись эстетическому предрассудку — лишь бы стать «симфонистом не хуже других», Цитович утерял здесь лучшее, что было в его творчестве, а нового, столь же ценного, не нашел. И я опасаюсь, что не найдет и в будущем: его дар иной! А ведь на прежнем пути еще столько можно совершить, столько сделать открытий!

Синтез музыки с другими искусствами открывает поистине неограниченные перспективы новаторства. Более смелое введение в оперу приемов современного реалистического театра и кино, создание киноопер (о чем не раз уже писал Д. Шостакович) и телеопер, сценических ораторий и кантат, музыкальных «действ» нового типа, объединяющих в себе признаки симфонии и оратории, балета и песни, — многое можно здесь найти.

Давайте же вместе искать и, проявляя подлинную широту взглядов, бережно поддерживать все новое и ценное, что будет обретено на этом пути!

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Содержание