Выпуск № 9 (274) | 1961 - страница 30

песня по-прежнему в консерваторском курсе не в чести, не стала обязательной, необходимой частью композиторского обучения.

Ну а опера?

Опер же просто не пишут. Это, видно, тоже необязательно. Узаконенный «выход из положения»— оратория и кантата. Однако эти жанры сейчас мало помогают композитору в освоении оперной драматургии. Конечно, консерватория по-прежнему не подготавливает композиторов к работе в оперном жанре. Разговоры об отсутствии либретто мне представляются неосновательными. Вряд ли так уж трудно найти у наших классиков и некоторых советских авторов сюжет для одноактной оперы. Пушкин, Лермонтов, Гоголь, Чехов, Горький, Паустовский, С. Антонов дают для этого превосходный материал, который поможет обнаружить у молодого композитора драматургический талант. Почему до революции, когда опере придавали далеко не столь важное значение в деле музыкального воспитания народа, как сейчас, композиторы, как правило, представляли на диплом фрагменты из опер или одноактную оперу? И почему консерватория сама не помогает оканчивающим композиторам в поисках либретто? Почему (уж если не под силу самому студенту и его профессору найти либретто) нельзя сделать так, чтобы консерватория сама заказала либретто и передала его (скажем, за полгода до экзаменов) всем оканчивающим студентам для создания обязательной дипломной одноактной оперы? (Вспомним «Алеко» Рахманинова.)

Госэкзамены показали, что студенты недостаточно знают классическую музыку. Пожалуй, можно сказать и более определенно: мало любят ее. В мои консерваторские годы для того, чтобы послушать музыку, надо было преодолеть большие трудности: «зайцем» пробраться в Большой зал консерватории на репетицию или на концерт, найти четырехручное переложение (что тоже было нелегко!). Теперь к услугам молодого музыканта радио, пластинки, магнитофоны, огромная фонотека и библиотека консерватории. Излюбленные разговоры о перегрузке студентов, о недостатке времени весьма неубедительны. Способный и истинно преданный своему искусству музыкант всегда найдет время и возможности для серьезного, любовного изучения музыки!

Боюсь, что и не все педагоги по-настоящему воспитывают в своих учениках глубокую любовь к музыке. Иначе разве можно было бы услышать на коллоквиумах порой просто анекдотические ответы дипломантов, свидетельствующие об их крайне ограниченном художественном кругозоре? Как бы ни было сочинение проанализировано, «пройдено», заметно, что сама музыка почти неизвестна дипломанту, она, как говорится, не дошла до его ушей, или вернее — души!

Не могу не привести следующий, довольно характерный пример ответа на коллоквиуме одного оканчивающего композитора. Ему досталась для анализа 5-я симфония Мясковского. И вот между дипломантом и экзаменующими происходит такой диалог:

Дипломант:

— Прежде чем приступить к анализу, я охарактеризую творчество Мясковского периода 5-й и 6-й симфоний. Это был период в творчестве Мясковского, когда он еще не преодолел... не осознал...

— Что не осознал?

— Ну, не осознал значения реалистической музыки, не преодолел сильного влияния декадентов, не осознал...

— А когда он осознал?

— Осознал в 12-й и в 16-й симфонии, в «Авиационной».

— Вы слышали, знаете 5-ю симфонию?

— Да, конечно.

— Она вам нравится?

— Очень!

— Ну, а Шестую симфонию вы хорошо знаете?

— Нет, не знаю.

— Как же так получилось, что вам нравится симфония, в которой Мясковский «не преодолел», а симфонию, в которой он «преодолел», вы даже не знаете?

Дипломант чувствует ускользающую почву:

— Нас так учили.

— Ну если это и так (в чем все-таки мы сомневаемся), то разве у вас, как у композитора, нет своего мнения об этой музыке?

— Ну, а Шестую симфонию вы хорошо знаете? Какие подлинные мелодии использованы в финале симфонии?

Молчание...

— А что поет хор в финале?

Молчание...

— Знаете ли вы русскую симфонию, в которой участвует хор?

Снова молчание...

Члены комиссии дружно «наводят», подсказывая: «Скрябин».

Дипломант:

— Да, да, кажется, в его 3-й симфонии.

Этот диалог не может не навести на грустные мысли. Композитор, оканчивающий консерваторию, по существу, очень плохо знает музыку. Не любопытен, не одержим желанием как можно больше услышать, проиграть, познакомиться с

лучшими классическими и современными произведениями. И совсем плохо с познаниями в области смежных искусств: о живописи, поэзии, литературе часто знают лишь в пределах, необходимых для зачета.

И еще. Я не увидел у наших студентов необходимой для молодых музыкантов скромности, уважения к авторитету своих профессоров. Пришлось и неоднократно сталкиваться в ряде учреждений (где показывались, на предмет приобретения, первые, еще учебные, сочинения студентов) с фактами нетерпимого, весьма высокомерного отношения молодых композиторов к критике. Видимо, у нас слишком захваливают первые, еще незрелые сочинения. Отсюда — зазнайство, излишняя самоуверенность многих начинающих авторов.

Очень хорошо, что к педагогической деятельности сейчас пришли некоторые известные композиторы. Но нам также необходимо вновь привлечь к консерватории профессоров Д. Шостаковича, Д. Кабалевского, Г. Литинского и других. Нужно, чтобы крупные мастера советской музыки воспитывали в своих учениках как хороших профессионалов, так и общественных деятелей.

Ведь завтра окончившие наши вузы музыканты должны стать не только композиторами, но и учителями, воспитателями нового поколения, пропагандистами советского искусства в коммунистическом обществе.

Готовы ли они к этой благородной деятельности?

*

Студенты-музыковеды (историки и теоретики) должны были защищать дипломную работу, пройти коллоквиум и сдать экзамен по философии. Общее впечатление от дипломных работ — положительное. Хочется отметить ряд интересных тем, связанных с творчеством советских композиторов¹.

Многие работы обнаруживают не только хорошее знание материала, но, что, по-моему, самое главное — любовь к творчеству избранного композитора. Чувствуется, что молодой музыковед по-настоящему увлекся, заинтересовался его музыкой.

Такая увлеченность особенно чувствуется в работах П. Панасяна и Т. Ершовой. Оба досконально, глубоко изучили не только то, что необходимо по теме дипломной работы (скерцо Шостаковича и последние симфонии Мясковского), но и все творчество этих композиторов. А темы — трудные, и о них еще мало написано «большими» музыковедами. Поэтому трудно «опереться» на авторитеты, мало приходится пользоваться «цитатами». Т. Ершова, например, дала интересный анализ 26-й симфонии Мясковского, о которой мне почти не приходилось читать больших критических статей. Оба дипломанта, и П. Панасян и Т. Ершова, интересно и увлекательно рассказывают, и хочется в дальнейшем обязательно услышать их как лекторов-пропагандистов.

Также серьезное и глубокое знание материала обнаружили Г. Петровичева в работе о вокальных циклах Свиридова и Д. Арутюнов, увлеченно и интересно проанализировавший обе симфонии Хачатуряна и его Скрипичный концерт.

Темпераментно рассказывал В. Гогатишвили (тоже отличный может быть лектор!) о грузинском симфонизме, о связях музыки А. Баланчивадзе с грузинским фольклором, дал интересный анализ гурийских песен. Однако, хотелось, чтобы увлеченность молодого музыканта своим предметом сочеталась с развитым критическим мышлением.

Говоря о работе дипломанта Э. Алексеева, представившего очень интересный и глубокий анализ квартетов Шебалина, мне хочется отметить (это касается и некоторых других работ) злоупотребление вычурным языком, не всегда ясное изложение мыслей, излишнюю «ученость».

Вообще о языке и «учености» стоит поговорить. Ведь музыковед пишет для того, чтобы рассказать о творчестве композитора, рассказать интересно, увлекательно и понятно. Чтобы стала еще яснее, доходчивее музыка композитора. Чтобы не только композиторы, но и любители музыки, читатели, захотели бы услышать эту музыку, поняли бы ее достоинства. Ведь читая статьи Серова, Стасова, Чайковского, многое в музыке понимаешь яснее, глубже. Правда, чтобы понять иной раз Игоря Глебова, усвоить его оригинальную мысль, художественную образность мышления, нужно прочесть его не один раз. И наши молодые музыковеды, частенько внешне подражая ему, увлекаясь красивыми «учеными» фразами, к сожалению, не следуют, за ним в глав

_________

¹ «Скерцо в симфониях Шостаковича» (П. Панасян, кл. В. Бобровского), «Последние симфонии Мясковского» (Т. Ершова, кл. Н. Рукавишниковой), «Произведения Свиридова на тексты Есенина» (Г. Петровичева, кл. О. Левашовой), «Некоторые особенности рондо-сонатной формы в творчестве Прокофьева» (В. Алексеева, кл. В. Бобровского), «Опера Шебалина «Укрощение строптивой» (Н. Качалина, кл. С. Григорьева), «Вопросы формообразования в симфоническом творчестве Хачатуряна» (Д. Арутюнов, кл. С. Скребкова), «2-я симфония Баланчивадзе» (В. Гогатишвили, кл. С. Скребкова), «Квартеты Шебалина» (Э. Алексеев, кл. Л. Мазеля).

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

*

Содержание