ЗА РУБЕЖОМ

И. НЕСТЬЕВ

Американские заметки

(Окончание)¹

Наша делегация почти ежедневно встречалась с американскими друзьями — профессорами, критиками, дирижерами, издателями, студентами. Беседы происходили на официальных приемах, дружеских «ленчах» (завтраках), групповых консерваторских занятиях или в узком домашнем кругу. Студенты и педагоги задавали много вопросов — о социалистическом реализме в музыке, о формализме, о советских критериях художественного, о нашем отношении к додекафонной системе и к современной американской музыке. Историки интересовались неизвестной на Западе русской музыкальной стариной, в частности доглинкинской оперой и православной церковной музыкой. Не без удивления узнавали они о том, что у нас ведется большая работа по изучению древнейшего знаменного распева, по расшифровке крюкового письма (это никак не согласовывалось с установившимися у них представлениями о «жестоких гонениях» большевиков на церковное искусство...). Все вопросы были вполне искренними, без тени враждебной тенденциозности. Мы ни разу не встретились с желанием «поддеть» своих идейных противников злобными каверзами. Наоборот, встречались и такие собеседники, которые не скрывали своего критического отношения к постыдной «изнанке» американского образа жизни.

«Вы не представляете себе, как неприятны для нас сообщения о дискриминации негров. Это позор для Америки», — сказал нам один молодой профессор Индианского университета.

Другой профессор, немец, когда-то эмигрировавший из Европы, доверительно говорил нам про американцев:

«О, если бы вы знали, что означал для них ваш первый спутник! Это был полный переворот в их представлениях о России. Они стали больше заботиться о своей науке, ибо убедились, что Советы их обогнали...».

Третий наш собеседник — очень хороший музыкант, начавший свой жизненный путь в старом Петербурге, с горечью рассказывал о трудностях музыкального образования, о тяжелом положении неимущих студентов, вынужденных всячески изворачиваться, чтобы найти средства для оплаты дорогостоящего права учения; о том, что молодым американским певцам, окончившим консерваторию, почти невозможно получить работу на оперной сцене США: нужно или переезжать в Европу, или переключаться на «коммерческий» легкий жанр...

Этот последний разговор — очень горький и желчный — показал нам, что за внешним великолепием красивых учебных корпусов, комфортабельных библиотек и отлично оборудованных концертных залов подчас скрываются трагические судьбы. Иногда мы активно и долго спорили, стараясь доказать своим собеседникам правильность наших эстетических идей. Вспоминается многочасовой спор в Вашингтоне с гостеприимным м-ром Джерри Марголисом. Кто-то случайно затронул вопрос об абстрактной живописи, которая, по правде говоря, портила нам настроение в часы хождений по

_________

¹ Начало см. в № 7 «Советской музыки» за 1961 г.

выставкам и галереям. Мистер Марголис — по образованию живописец — немедленно встал на защиту художественного «авангарда». Почти весь обед в стилизованной загородной таверне «Olny Inn» и длинный путь по красивым дорогам штата Мэриленд прошли в бесконечных дискуссиях. Аргументы нашего собеседника были не очень оригинальны: беспредметная живопись — средство самовыражения, свидетельство безграничной «творческой свободы» художника; вся прелесть его искусства только в этой неповторимости личной манеры; сюжет роли не играет, пусть этим занимается фотография! Когда мы ссылались на великих художников-реалистов, рассматривавших свое искусство как страстную проповедь, обращенную к людям, мистер Марголис, вежливо ухмыляясь, отвечал, что мы смешиваем живопись с журналистикой и что не следует Навязывать художественным творениям некие не свойственные им идеологические функции...

Те же аргументы — почти слово в слово — повторяли наши собеседники-музыканты, принимавшие нас в университетском городке Блумингтона. Опять знакомая фраза о «свободе творчества», допускающей любые, самые невероятные средства музыкального самовыражения. Опять вежливые упреки в наш адрес, что мы напрасно навязываем инструментальной музыке какие-то не свойственные ей эстетические идеи.

— Неужели же люди ходят в концерты только для того, чтобы слушать, как кто-то водит лошадиным хвостом по воловьим жилам? — спрашивали мы, шутя, у милейшего мистера Ральфа Даниэля. На это он разочарованно парировал:

— Но ведь так рассуждали романтики XIX века!..

И чувствовалось, что ссылка на «безнадежно старомодный и отсталый» XIX век звучит для нашего собеседника как нечто крайне осуждающее. На это пришлось ответить, что наиболее умные идеи богатого искусством XIX века гораздо ближе нашему времени, чем выхолощенные доктрины современного «авангарда», бесплодного, как пустыня.

Спор никогда не переходил рамок товарищеского собеседования. Обе стороны с интересом стремились глубже проникнуть в суть умозаключений своих оппонентов. Мы установили, что аргументация наших индианских друзей ничем не отличается от позиций мистера Марголиса: воображая себя сторонниками абсолютно свободных, сугубо индивидуальных и независимых мнений, они, сами того не замечая, повторяют одни и те же положения, словно бы исходящие из какого-то единого циркуляра.

∗

Здесь, пожалуй, уместно перейти к деятельности наших коллег — американских музыковедов, тепло встречавших нас в разных городах США. Два типа специалистов типичны для здешнего музыкознания: с одной стороны — академические ученые, преимущественно историки, занимающиеся кропотливыми исследованиями в области музыкальной старины, в особенности Средневековья и Ренессанса; с другой стороны — очень оперативные критики-рецензенты, ежедневно реагирующие на все события концертной и театральной жизни. В отдельных случаях, сравнительно редких, обе эти функции совмещаются в одном лице; так, один из самых солидных ученых-историков Пауль Ланг, автор солиднейшего исследования «Музыка западной цивилизации» и ведущий профессор Колумбийского университета, является в то же время постоянным критиком газеты «New-York Herald Tribune». В день нашей встречи в университетском клубе он вынужден был покинуть дружеский ленч, чтобы занять свое место рецензента на концерте-утреннике.

Многие видные специалисты группируются вокруг столичных и провинциальнмх университетов, консерваторий, колледжей, библиотек. Некоторые из них в свое время эмигрировали сюда из различных стран Европы: Пауль Ланг, Пауль Нетль, Эммануэль Винтерниц, Вилли Апель, Эрик Герцман, Николай Слонимский, Борис Шварц. Многие из них — и прежде всего немцы — привезли с собой солидный груз германского академизма доброго старого времени: широкая эрудиция, точность и скрупулезность исследования, дотошный интерес к фактам и деталям сочетаются у них нередко с известным социальным индифферентизмом, стремлением замкнуться в проблематике далекого прошлого. Они старательно учат этому и американскую музыковедческую молодежь: хорошим тоном считается забраться куда-нибудь в XVI или XVII век, заняться забытыми мастерами итальянского барокко или немецкого Средневековья. Спору нет, все это вполне достойные и нужные для науки темы, но почему они так решительно предпочитаются современной и национальной тематике? Почему здесь так мало хороших работ об американских композиторах, особенно современных, о народном искусстве США, об острейших противоречиях музыкального движения XX столетия?

При всем том лучшие музыковеды США делают много полезного. Такие книги, как «Музыка средних веков» Густава Риза или уже упомянутая «Музыка западной цивилизации» П. Ланга

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

ЗА РУБЕЖОМ

И. НЕСТЬЕВ

Американские заметки

Содержание