стра». Но каждому любителю музыки хорошо известно, что русские и западноевропейские классики — Глинка, Мусоргский, Чайковский, Бизе и др. не раз вводили в свои оперы подлинные народные мелодии.

Думается, что использование народных тем в опере — «аксиома, не требующая доказательств». Да и сам уважаемый нами Абдылас Малдыбаевич, работая совместно с В. Власовым и В. Фере над оперой «Айчурек», музыкальными драмами «Алтын кыз», «Аджал ордуна», широко пользовался музыкой здравствовавших тогда народных композиторов А. Огомбаева, М. Куренкеева, К. Орозова и М. Баетова. Мы помним, с каким мастерством Муса Баетов исполнял вокальные партии, в которые нередко входили фрагменты из его же мелодий. Почему же А. Малдыбаев отказывает С. Ряузову в праве пользоваться тем же методом?

С двумя замечаниями А. Малдыбаева и И. Карпова можно согласиться. Они указывают, во-первых, на не всегда мотивированное и уместное использование С. Ряузовым народных мелодий — так, например, светлый любовный дуэт Аскара и Гульнар в первом акте включает мотив «Кошока» (причитания по усопшему). Можно привести еще один подобный пример: во втором акте красноармейцы поют грустную песню на мелодию «Бек-бекея». Между тем, эта мелодия известна в Киргизии как традиционная песня женщин, стерегущих скот, и для киргизов непривычно слышать ее из уст мужчин-воинов.

Второе замечание, с которым мы согласны, относится к названию оперы. Имя «Ак-Шумкар» («Белый сокол») в киргизском эпосе принято связывать с образами подлинных народных героев. Такое возвышенное имя вряд ли достоин носить герой оперы Аскар, который был обманут феодальной знатью и духовенством, оказался в рядах басмачей и лишь позднее, осознав свои заблуждения, примкнул к Красной Армии.

Однако эти частные замечания по поводу либретто и музыки не давали оснований для резко отрицательной оценки интересного произведения С. Ряузова.

ИСПОЛНИТЕЛЬСКОЕ ИСКУССТВО

Фрагменты автобиографии

Бруно Вальтер

Встречи с Г. Бюловым

...После симфонического концерта в зале филармонии я избрал Ганса фон Бюлова образцом для себя. Этот замечательный дирижер занял все мои помыслы...

Даже внешность Бюлова возбуждала мой интерес. Будь выше ростом этот очень худощавый человек, с высоким лбом и остроконечной седоватой бородкой — он напоминал бы Дон Кихота. Свойственные ему странности, идеализм и рыцарские черты характера хорошо сочетались с таким обликом. Но он был совсем не высок, а живость жестов, одухотворенное выражение лица и, в особенности, изменчивость настроений заставляли думать о другом, более похожем персонаже — о «капельмейстере Крейслере» Гофмана, чьи характерные черты в какой-то степени, пожалуй, встречаются у каждого истинного музыканта.

В те времена, когда я впервые услышал Бюлова, его авторитет в области интерпретации классической симфонической музыки был незыблемым. Публику, помимо всего, захватывала его напористость, капризная изменчивость, блестящий полет фантазии. Мало кто из музыкантов-исполнителей пользовался популярностью, равной той, которая выпала ему в удел. К сожалению, в Берлине он дирижировал довольно редко. Физические и душевные недуги подкосили жизнеспособность артиста, и количество его выступлений с каждым годом уменьшалось. Я присутствовал, помнится, на всех, сравнительно немногих концертах Бюлова. Мне посчастливилось слышать в его исполнении самое главное: симфонии Бетховена, а также произведения Моцарта, Шуберта, Брамса, Вебера и других. Насколько припоминаю, он больше не исполнял Вагнера, искусству которого посвятил весь предыдущий период своей жизни. С тех пор, как пути их разошлись и Вагнер увел от него Козиму, между ними произошел полный разрыв как в артистическом, так и в личном плане...

Толкование Бюловым музыкального произведения характеризовалось высокой артистичностью и чистотой. Никогда он не позволял себе отступлений или свободного обращения с партитурой. Серьезность его отношения к искусству вообще и глубокое уважение к композитору не разрешили бы ему этого. Однако, всякая трактовка музыкального произведения носит индивидуальный отпечаток, — так оно и должно быть. А если индивидуальность сложная да и бурная жизнь оставила на ней глубокие следы, то даже совершенно «правоверная» интерпретация раскроет особенности личности исполнителя.

Вполне возможно, особенно в более поздние годы, что настроения и причуды Бюлова влияли на те или иные детали его исполнения. В ту пору я часто слыхал подобные рассуждения, однако сам я всегда

_________

Окончание. См. № 9 «Советской музыки» за 1958 год.

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

ИСПОЛНИТЕЛЬСКОЕ ИСКУССТВО

Фрагменты автобиографии

Бруно Вальтер

Встречи с Г. Бюловым

Содержание