Выпуск № 10 (239) | 1958 - страница 33

семьи, так как все средства должны быть отданы в фонд освободительной борьбы польских и литовских патриотов.

После поражения восстания многие из этих патриотов эмигрировали и объединились за рубежом в «депутации». Незадолго до смерти Екатерина II была встревожена сообщением о деятельности дипломатического агента одной из таких депутаций, приехавшего в Стамбул и начавшего там переговоры с адъютантом Бонапарта. Вскоре императрица узнала, что этого польского дипломата зовут Михал Клеофас Огиньский...

Именно Огиньскому приписывалось авторство знаменитой песни польских легионов «Еще Польша не погибла», ставшей впоследствии национальным гимном его родины. Говорили также, что он целиком посвятил себя общественно-политической деятельности, а как музыкант занимается лишь сочинением походных песен и маршей. Утверждали даже, что его фа-мажорный полонез, оркестрованный и незадолго до восстания исполнявшийся в Петербурге, имеет скрытую политическую программу и называется «Раздел Польши».

В начале XIX века во всей Европе завоевал популярность ля-минорный полонез, доныне известный под названием «Прощание с родиной». Распространялись слухи, что композитор застрелился под звуки этого полонеза, исполнявшегося оркестром на каком-то балу. Нашлись даже «очевидцы» самоубийства, которые утверждали, что дело было вовсе не в политике, а в несчастной любви и что перед роковым выстрелом, оборвавшим жизнь композитора, звучал не ля-минорный, а до-минорный полонез, названный Огиньским «Прощание». И эта версия получила всеобщее распространение в Европе, зачитывавшейся «Вертером»...

В 1828 году, через много лет после своего «самоубийства», Огиньский не без юмора рассказывал в своих «Письмах о музыке», как ему в руки попало парижское издание трех его «любимых полонезов», из которых один был ошибочно приписан ему. На обложке этого издания был изображен на берегу ручья он сам, приставивший дуло громадного пистолета себе к виску, а на другой виньетке, украшавшей это издание, виднелась танцующая пара. Надпись под этими рисунками гласила: «Огиньский, доведенный до отчаяния тем, что на его любовь отвечают равнодушием, лишил себя жизни, в то время, как оркестр играл его полонез, сочиненный им для своей неблагодарной возлюбленной, которая танцевала под эти звуки с его соперником».

«Ничто так не удивило и не позабавило меня, как этот экземпляр», — признался Огиньский, приводя описание этой тетради и текст надписи. Но парижское издание не было единственным, подтверждающим легенду о самоубийстве композитора, распространение которой привело, например, к тому, что в Германии его до-минорный полонез был напечатан под названием «Полонез мертвеца». Впрочем, и некоторые другие полонезы Огиньского публиковались под названиями, придумывавшимися предприимчивыми издателями. В западноевропейской периодике появлялись время от времени вымышленные сведения о его жизни, ему приписывалось авторство не только чужих музыкальных, но и поэтических произведений, в том числе поэмы, якобы написанной им накануне «самоубийства».

А между тем жизнь композитора была настолько насыщена значительными событиями и переживаниями, что биография его вовсе не нуждалась в каком бы то ни было приукрашивании. В историю Польши и ее культуры Огиньский вошел как выдающийся общественно-политический деятель и музыкант. Но разносторонняя деятельность его, к сожалению, до сих пор не получила еще заслуженной оценки, а данные о жизни Огиньского, суждения о его творчестве все еще нельзя назвать ни полными, ни бесспорными. Что касается биографии композитора, то можно пожалеть, что навсегда

погибла часть его рукописей, которые, как явствует из записи, сделанной им во Флоренции, он по каким-то причинам сжег в июне 1828 года, перед отъездом в Дрезден к сыну Иренеушу. Но зато много важных сведений содержат неопубликованные автобиографические материалы, являющиеся ценнейшим дополнением к четырехтомным мемуарам Огиньского, изданным в Париже в 1826–1827 годах.

Так, рукописная «Моя биография с детских лет до 1788 года» позволяет установить дату рождения композитора — 25 сентября 1765 года. Родился он в Гузове, недалеко от Варшавы, в семье воеводы трокского Анджея Огиньского. Род Огиньских славился культурными традициями, передававшимися из поколения в поколение. В начале XVII века, например, во время царствования Зыгмунта III — воспитанника иезуитов, проявлявшего фанатическую нетерпимость к «иноверцам», в одном из литовских имений Огиньских печатались книги славянским шрифтом. Дядя будущего композитора — великий гетман литовский Михал Казимеж Огиньский сочинял стихи и пьесы, инструментальные и музыкально-сценические произведения. Его комическая опера «Изменившийся философ» (1771) была, насколько нам известно, первой польской оперой.

В слонимском и седлецком имениях гетмана Михал Клеофас Огиньский слушал его игру на арфе и других инструментах, смотрел спектакли придворного театра и знакомился с различными музыкальными произведениями. В 1773 году отец мальчика пригласил к нему учителя музыки — Юзефа Козловского, который довольно долго жил у Огиньских, а затем переехал в Петербург и завоевал там популярность своими полонезами, песнями и великолепной театральной музыкой. Впоследствии Огиньский овладел искусством игры не только на клавесине, но и на скрипке, беря уроки у Жерновика, Виотти, Кампаньоли и других мастеров.

Судя по воспоминаниям Огиньского, он уже в юные годы посвящал музыке много времени. Зарубежные путешествия приносили ему новые впечатления. Особенно запомнилось посещение Вены, где он встретился с Моцартом и Гайдном, которые оставались его любимыми композиторами до конца жизни. «Сотни раз я играл квартеты Гайдна; несколько раз я доставлял себе удовольствие, играя эти квартеты подряд, не пропуская ни одного, и, за исключением, быть может, нескольких самых ранних, никогда не надоедало мне исполнять их, всегда находил я в них возвышенный творческий гений, глубокие теоретические познания, а также новые и оригинальные мысли. Точно так же обстоит дело с произведениями Моцарта, почти все квартеты и квинтеты которого запечатлелись в моей памяти, но, несмотря на это, исполнение их всегда приносит мне новые наслаждения», — писал Огиньский уже на склоне лет.

Но ни музыка, ни поездки в дальние края, ни светские развлечения, ни успешность политической карьеры, завершившейся получением высокого поста великого литовского подскарбия (государственного казначея), — ничто не могло отвлечь Огиньского от тревожных мыслей о судьбе его Родины, над которой сгущались грозовые тучи. Феодально-крепостническая Речь Посполитая, непрерывно ослаблявшаяся раздорами магнатской верхушки, не в силах была противостоять агрессии «трех черных орлов» — так называли тогда союз габсбургской монархии с прусским милитаризмом и царским самодержавием. Передовая общественность Польши настойчиво требовала социальных реформ, которые должны были укрепить внутреннее положение страны. «Последнее предостережение Польше» — так озаглавил в 1790 году свою брошюру один из выдающихся польских просветителей Гуго Коллонтай. И среди многочисленных изданий того времени выделился политический памфлет двадцатитрехлетнего Огиньского — «По-

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Содержание