Выпуск № 1 (218) | 1957 - страница 24

пути, — мне не известно. Но, несомненно, они появятся там, где окажутся наилучшие условия для воплощения их великих творческих начинаний.

Полагаю, что ныне мы находимся на закате великой эпохи, которая, возможно, получит название «эпохи развития симфонического оркестра». Впрочем, будущие историки музыки, быть может, назовут эту эпоху и как-нибудь иначе. Речь идет о периоде от Бетховена и примерно до Штрауса, Онеггера и Шостаковича, — когда развивался гигантский инструмент — симфонический оркестр, играющий в концертных залах для тысяч слушателей.

Полагаю также, что по мере распространения радио, звукозаписи и телевидения — изменится самый тип потребителя музыки, а вместе с ним — и характер музыки. Весьма вероятно, что на ее развитие повлияют и экспериментальные поиски (которые лично мне мало известны, но о которых я кое-что слышал) в области так называемой «конкретной» и «электронной» музыки. Направление это обещает создать новые краски, новые возможности, новый звуковой мир, стало быть — новые средства выразительности. Если они оплодотворят воображение подлинных творцов, возможно, появятся произведения, какие нам сейчас и не снятся, формы и методы композиции, которые ныне нельзя и предугадать — нам, пишущим еще по старинке, для скрипок, труб и флейт, создающим партитуры по методу, которому следовали и Монтеверде, и Моцарт, и Прокофьев. Возможно ведь, что мы — последние мастера этого типа, подобно тому, как было в конце XVIII века, когда доживали последние ремесленники-мастера во многих областях производства.

Сейчас трудно писать о «музыке будущего», однако мы не впадаем в пессимизм. Надеюсь, что и для нас найдется еще место под солнцем, — и мы сможем еще говорить с людьми своим «старым языком», говорить им о том, что ощущаем, что нас волнует, говорить так, как каждый из нас привык это делать, о том, что является его личным, собственным, а значит, и новым.

2. Ведущие музыканты мира должны прежде всего знать произведения друг друга и общаться друг с другом. Ныне для этого, кажется, создаются более благоприятные условия, нежели в недавнем прошлом.

Такие начинания, как «Пражская весна», как наш первый «Международный фестиваль современной музыки» в Варшаве, как «экспериментальные фестивали» в Донаушингене или Баден-Бадене, наконец, — многочисленные международные конкурсы, съезды, конференции — все это наилучшие практические пути для ознакомления с мировыми достижениями в области нашего искусства. Известно, как быстро и легко музыканты достигают взаимопонимания. Ведь наш язык — язык интернациональный, во всяком случае таковы его слова, его алфавит — даже если мы и не сразу в состоянии понять значение отдельных фраз и предложений в той «беседе», которую являет собой музыкальное произведение.

Из встреч с многими музыкантами разных стран я знаю, как велик во всем мире интерес к тому, что происходит в музыкальном искусстве Советского Союза и стран народной демократии. Как было бы хорошо —

организовать международный музыкальный фестиваль в Москве или Ленинграде! Вашим великолепным оркестрам, солистам, оперным и балетным коллективам не требуется специальной подготовки, чтобы соревноваться с самыми знаменитыми коллективами других стран! Думается, что все заинтересованы в том, чтобы в Советском Союзе был организован показ шедевров классической музыки — либо, к примеру, международный смотр опер, — что является столь затруднительным для многих других государств.

Мы надеемся, что Варшавский фестиваль, организуемый каждые два года, будет содействовать сближению музыкантов разных стран; судя по интересному, многообещающему началу, дело это будет благоприятно развиваться.

3. Я принадлежу к поколению музыкантов, которое формировалось в период 1920–1935 гг. Поэтому то, что в данную эпоху было новым, более всего пленяло меня. Однако — не все. Никогда я не увлекался рационалистическими конструкциями, к которым отношу произведения композиторов, применяющих додекафонную систему, — прежде всего Арнольда Шенберга, хотя я не без интереса относился к творчеству Альбана Берга, а ныне — Антона Веберна и Пьера Буле. В те времена, однако, я более всего увлекался творчеством Равеля, Стравинского и Прокофьева. Меньше говорили мне Хиндемит, Барток и Руссель. Люблю живое, динамическое творчество Вилла Лобоса. Особенно близким был мне Шимановский. Очень высоко ценю ряд произведений Шостаковича.

Являются ли произведения этих композиторов важнейшими для прогресса современного музыкального искусства? Некоторые — да, другие — в меньшей мере. Считаю, что для развития искусства наиболее важны — новаторы, а новаторы ведь не всегда являются «величайшими музыкантами». Величайшие или очень крупные музыканты воздействуют иногда меньше на эволюцию музыкального искусства.

Великими новаторами я считаю (ограничиваясь периодом XIX и XX вв.) — Бетховена последнего периода, Шопена, Листа (который в этом отношении порою недооценивается), Вагнера (последний, как и Штраус, скорее завершает определенную эпоху), Мусоргского, Дебюсси, Стравинского, Бартока, а ныне — не знаю еще кого — может быть, даже Буле. Будущее покажет. В таком смысле, несомненно, новатором и изобретателем был и Шенберг. Впрочем, имена новаторов можно устанавливать весьма по-разному.

4. Ныне я закончил девять песен — для сопрано, баритона, смешанного хора и оркестра на слова Павла Гертца «Новый лирник мазовецкий». Если позволит время, приступлю к Вариациям для оркестра, рассматриваемого как хор самостоятельных голосов.

Варшава, 20 ноября 1956 г.

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Содержание