Выпуск № 12 | 1946 (105)

МУЗЫКАЛЬНАЯ НАУКА

Песнь о полку Игореве

Л. Кулаковский

Крупнейшие явления культуры всегда отличаются своей многопланностью, множеством поднимаемых ими проблем. Это в полной мере относится к одному из величайших творений русской музыкальной классики — опере Бородина «Князь Игорь». Как явление музыкальное, как замечательный образец русской эпической оперы, — «Князь Игорь» многократно и углубленно исследовался: но несомненно, что многие проблемы, поставленные Бородиным в его опере, — все еще ждут своего разрешения. И среди них, думается, далеко не последнее место занимает проблема жанра того гениального памятника русской культуры XII века, который вдохновил Бородина, дал ему тему оперы, ее сюжет, образы основных персонажей.

Мы привыкли рассматривать «Слово о полку Игореве», как памятник чисто литературный. Бородин, на первый взгляд обходя эту проблему, создал, однако, на основе почти неизмененного отрывка поэмы свой удивительный «Плач Ярославны», настолько яркий, так органично сливший слово и мелос, что нельзя не задать себе следующий вопрос:

— Следует ли рассматривать этот «Плач», как обычное для композиторов музыкальное претворение чисто поэтических образов (например, стихотворений — в романсы), или же, может быть, перед нами мимоходом проведенный опыт творческого восстановления исконного жанра: восстановления песенного исполнения одного из самых замечательных фрагментов древней поэмы-песни?

Это последнее предположение подтверждается, как будто, и тем еще, что как историки музыки (Н. Финдейзен, Т. Ливанова), так и многие видные специалисты-немузыканты считали и считают, что «Слово о полку Игореве» когда-то распевалось, было произведением древнерусского гусляра, то есть музыканта.

А если так, если гениальное чутье не обмануло Бородина, то перед нами встает во весь рост важнейшая проблема, которая для него была лишь побочной, несущественной:

— Было ли «Слово о полку Игореве» и в самом деле музыкально-песенным произведением, если да, — то каким именно? Какая музыка могла звучать под вещими перстами русского «бояна» XII века?!

Для правильного решения этой проблемы одной из основных предпосылок является учет высокой общей культуры Киевской Руси; в свою очередь, наши итоги смогут дополнить существующие познания об этом славном периоде далекого прошлого нашей Родины.

В настоящее время в работах передовых советских историков выявлены политические, социальные основы культуры Киевского княжества1. В них же мы можем найти описание замечательных достижений Киевской Руси и в области истории («Повесть временных лет» Нестора), и в области языка, в памятниках изобразительных искусств и поэзии.

Академик Б. Греков указывает даже, что высокий памятник русской поэзии XII в. — «Слово о полку Игореве» — могло опираться не на вековую традицию (творчество Бояна — XI в.), но буквально многовековую. Б. Греков ссылается на данные истории, согласно которым «и более ранний, докиевский период истории русского народа сохранен для нас в тех же песнях». В летописных упоминаниях слышится «отдаленный отголосок целого цикла славянских песен об аварах, сложившихся на Карпатских горах VI–VII веков»2.

Словно отвечая на вопрос историков муыки, Б. Греков подчеркивает, что автор «Слова о полку Игореве» был именно таким певцом исторических песен, заявляя: «Неизвестный нам по имени автор "Слова о полку Игореве" хотя и поставил себе задачу петь "по былинам сего времени, а не по замышлению Бояню", то есть быть более конкретным, чем растекавшийся по древу... Боян, — но по существу был тем же певцом исторических событий и великих людей».

К этому, наконец, надо добавить, что академик Греков напоминает и известное сви-

_________

1 См., например, работу «Киевская Русь» академика Б. Грекова или его же брошюру «Культура Киевской Руси».

2 «Культура Киевской Руси», 1944 г., стр. 47–48.

детельство византийского хрониста Феофана о том, что славянские музыканты-гусляры (анты) были захвачены в плен греками еще в 583 г. — в VI в.; таким образом и для несомненных традиций искусства певцов-гусляров уж Боян имел за плечами такой же долгий шестивековый период развития.

Итак: общеисторические исследования удостоверяют многовековую традицию музыкальной и поэтической культуры Руси XII в., песенность исполнения «Слова» и буквально вплотную подводят историков музыки к решению той проблемы, о которой мы упомянули выше. Каковы могли быть по своим стилистическим чертам, общему уровню те напевы, на которые исполнялось «Слово» в конце XII века ее автором? Изложенные ниже соображения вкратце резюмируют исследование, проделанное мною над выяснением наиболее вероятных черт далекого, неведомого нам «предшественника» «Князя Игоря», — той «Песни о полку Игореве», которая прозвучала впервые семь с половиной веков назад.

 

«Слово» или «Песнь»?

Великий памятник русской культуры XII века — «Слово о полку Игореве» в глазах подавляющей части читателей является произведением писателя, поэта, но не музыканта. Этот взгляд разделяется и значительным большинством исследователей-литературоведов. Это заставляет нас вновь рассмотреть вопрос, до сих пор, видимо, не решенный окончательно: к какому жанру относится «Слово о полку Игореве»?

Против песенного происхождения поэмы выдвигались, в основном, следующие доводы:

в поэме присутствуют явно книжные обороты, слова, термины, характерные для книжной литературы тех лет;

в ней имеется много исторически верных деталей, чего не бывает, например, в былинах; даже имена и отчества нескольких десятков князей приведены абсолютно точно;

наконец, до сих пор оказались бесплодными все попытки свести неуловимую ритмику текста поэмы к каким-либо песенным схемам.

Нетрудно видеть, что доводы эти доказывают только, что «Слово» не бытовало поколениями в народе в качестве изустно-песенного произведения: в устной традиции, действительно, детали исторических событий быстро забываются, книжные обороты исчезают, а строение текста позволяет без труда установить наличие однотипных песенных стихов — например, былинного.

Однако все эти возражения нимало не противоречат другой гипотезе, выдвинутой уже достаточно давно, но, по сути дела, замалчиваемой. Уже около 80 лет тому назад один из ранних исследователей «Слова», П. П. Вяземский, указывал, что «поэма представляет соединение прозаической речи с лирическими порывами и даже откликами хора»; а в наши дни академик Н. К. Гудзий писал (в «Истории древнерусской литературы», стр. 165): «Едва ли не правильнее будет думать, что "Слово", как и скандинавские саги, с которыми оно, кстати, сближается богатой аллитерацией, представляло собой чередование прозаических и стихотворных, в основе своей песенных фраз».

Мнение этих авторов подводит нас к единственно правильной точке зрения, не стремящейся свести весь памятник к какому-либо одному известному нам жанру — все равно, стихотворному, повествовательно-прозаическому или, наконец, ораторски-риторическому. Уточним гипотезу, в свете которой приведенные мнения получают свое оправдание:

1. «Слово о полку Игореве» было создано культурным певцом, авторитетным и самостоятельным; песенные части «Слова» были созданы, очевидно, одновременно с напевом-мелосом; тогда же (в 1185–1187 гг.) текст был записан, — с пересказа его лицом, знавшим всю поэму наизусть, может быть и автором.

Этим объясняются и следы книжной лексики автора, и исторически верные детали, картины, имена.

2. Мнение, высказанное П. Вяземским, предусматривает и целенаправленность «Слова». Поэма не могла быть книжным произведением — этому противоречит песенный характер отдельных мест; она была направлена к слушателям. И если песенные (или речитативные) места прямо предполагают слушателей, то и отрывки «прозаической речи» были, конечно, также направлены к слушателям — они были отрывками речи автора. Перед нами, таким образом, не эпическая «оратория», но страстное воззвание к князьям, дружине, всему народу русскому. В зависимости от богатого и разнообразного содержания своего воззвания, автор его менял и форму его подачи. То это страстная, увлеченная и увлекающая песнь о подвигах «буйного Святославовича», «буй-тур Всеволода», восторженная хвала им, может быть, и подхватываемая другими певцами; то это — проникновенная лирика, излагаемая соло, свободно импровизируемым речитативом, под перебор «златых струн» (по примеру Бояна); то, наконец, это — возбужденная, страстная речь, гневная филиппика, меткими словами бичующая князей, настолько заостренная публицистически, что немыслима в

  • Содержание
  • Увеличить
  • Как книга
  • Как текст
  • Сетка

Содержание

Личный кабинет