Выпуск № 10 | 1946 (103)

водит к отставанию от жизни, к творческому застою.

Я не согласен с выступавшим здесь тов. Жарковским, говорившим о, якобы, творческом молчании Дунаевского в годы войны.

Тов. Дунаевский вел во время войны большую концертно-пропагандистскую работу, он написал много песен; некоторые из них оказались удачными; но песни эти всё же не вошли в большое, передовое песенное творчество военного периода. Тов. Дунаевскому изменило его ощущение современности, которое ярко проявилось, например, в его «Песне о Родине». Он не нашел в себе достаточной творческой смелости, чтобы разбить ставшие рутинными приемы его песен прошлого периода, уступил инерции и, за небольшим исключением, песни его не оказались жиз неспособными.

Я остановился здесь на творчестве И. О. Дунаевского, чтобы показать, как важно для композитора обладать, во-первых, неизменно чутким ощущением современности и во-вторых, уметь воспитывать в себе творческую силу воли, — чтобы своевременно переоценить внутренний строй своей музыки и найти новые средства выражения, которые явились бы качественно новым развитием лучших сторон предшествовавшего этапа творчества.

Но главной тенденцией должно являться развитие лучших традиций советской песни, начиная с эпохи гражданской войны, традиции народной песни, конечно, без фетишизации архаических черт народной песни.

Здесь было сказано много резких, справедливых слов о композиторах, пошедших по легкой дороге угождения мещанским вкусам. Сейчас не время обсуждать разного рода искусственные мелкие «проблемы», вроде того, например, в какой мере, в какой дозе допустимы элементы джаза в танповальной и вообще бытовой музыке. Сейчас надо немедленно приступить к творческой работе, которая доказала бы народу, что композиторы в состоянии сочинить песни сильные, светлые, целомудренные, зовущие вперед к новым подвигам, облагораживающие души людей, свободные от надрыва и пошлости, — одним словом, от всего того, что тянет назад, что мешает разглядеть подлинно новое в жизни н психологии советских людей.

Несколько слов о критике. Я не принадлежу к людям, которые всю вину за отсутствие критической атмосферы у нас в союзе и в прессе взваливают на критпков-профессионалов. Надо начать с самих себя. Мне кажется, что у нас, композиторов, часто отсутствует не только должное гражданское мужество для открытых высказываний о твоочестве друг друга, но и просто художественный темпеоамент, горячая заинтересованность в отстаивании своих взглядов, проявляется какая-то улиточная замкнутость. Поэтому я очень оценил выступление Кабалевского и ответ Шапорина на его выступление. Шапорин проявил здесь большой темперамент, но, дав солидную историческую аргументацию, всё же до сердцевины не дошел, т. е. не дошел до вопроса о своем произведении. А между тем, это было бы очень интересно, потому что как бы ни оценивать тезис Кабалевского, этим тезисом затронут очень важный принципиальный вопрос. Очень часто наши советские художники и, мне кажется, в известном смысле правомерно, хотят в художественных образах объединить прогрессивные явления русской истории с прогрессивными явлениями современности. Но было бы ошибкой не заметить здесь качественной разницы между новым и старым. Это очень важная и серьезная проблема, и мне кажется, что тот зародыш дискуссии, который возник между Кабалевским и Шапориным, необходимо будет развить дальше.

Я не остановился бы на вопросах своего творчества, если бы здесь тов. Левина не выступила с критикой моей 4-й фортепианной сонаты. Считаю нужным высказаться по этому поводу, потому что иначе это было бы проявлением неуважения с моей стороны к критике. Что касается 4-й сонаты, то, при всей своей самокритичности, я не могу немедленно стать на позиции Левиной, ибо не услышал в. ее критике сколько-нибудь ясно изложенных мыслей. Полагаю, что обсуждение сонаты, которое я буду просить организовать в ближайшее впемя, поможет мне понять суть вопроса. Нельзя допустить, чтобы критика, пусть не очень развернутая, но все же раздавшаяся здесь на пленуме, не нашла своего развития и продолжения в нашей последующей работе.

Самое важное и основное сейчас — пронизать нею нашу творческую жизнь идейно-воспитательной работой. Политико-воспитательная работа, которую мы не сумели достаточно серьезно поставить, забота о моральном, этическом поведении членов союза должны быть в центре нашего внимания.

Одним из главных вопросов является вопрос о связи Оргкомитета с братскими республиками. Здесь важно всё, начиная от форм простой информации всех союзов о деятельности Президиума Оргкомитета до форм постоянного, живого, творческого общения с композиторами братских республик.

Нужна система хорошо обдуманных, разнообразных мероприятий, как-то; более частые вызовы композиторов в Москву для показа их сочинений; значительное расширение издания произведений композиторов Музгизом и нашим издательством, значительно более широкое исполнение произведений композиторов братских республик Комитетом по делам искусств и филармонией здесь, в Москве; значительное расширение круга московских композиторов и

музыковедов, направляемых в братские республики для ознакомления с творчеством. Все это в сочетании с регулярно проводимыми выездными пленумами Президиума Оргкомитета (раза два в год) создаст условия для той нормальной работы, о которой здесь говорилось.

Руководство Оргкомитета давно уже считает целесообразным создание Московского Союза, тем более, что это освободило бы Президиум от колоссального количества организационных и бытовых забот о нуждах московских композиторов.

Один из важнейших вопросов — работа с молодыми композиторами. Мне кажется, что мы должны принять все упреки и все предложения студентов консерватории, зачитанные здесь с трибуны, и в частности, об организации постоянных форм общения с мололежью у нас в ССК.

Надо сказать, что в чрезмерном желании взаимно соблюсти уважение к независимости наших учреждений — консерватории и союза — руководители союза и консерватории забыли об интересах молодых композиторов, о том, что совместные наши усилия привели бы к гораздо лучшим результатам в их идейно-художественном воспитании.

Я надеюсь, что мы в самое ближайшее ноемя договоримся о конкретных новых формах в этом благородном и необходимом деле.

В заключение тов. Белый останавливается на некоторых организационных вопросах.

А. Шавердян

(Москва)

Современность темы и современность языка — это две сопряженные задачи, которые стоят перед всем советским музыкальным творчеством. С особой силой сегодня они поставлены певец оперой.

Наша критика недостатков советской опепы на пройденных этапах в конечном счете шла именно по этим двум основным линиям: нас не удовлетворяла степень глубины раскрытия современной темы, нас не удовлетворяли достижения в поисках совпеменного языка.

В операх, посвященных Чапаеву, Щорсу и другим героям гражданской войны, композиторы улавливали чаще всего отдельные детали, случайные черты. Нам показывали реликвии, связанные с Чапаевым, его бурку, его шашку, некоторые его жесты, но нам не удавалось заглянуть в лицо, в душу, в глаза героя. Нам показывали ситуации частные и будничные, а не ситуации решаюшие, обнаруживающие подлинные интеллектуальные, волевые качества большого человека.

Именно поэтому наши оперные произведения не выдерживали соревнования с операми классическими.

Ныне мы стоим на рубеже творческих сдвигов: и есть признаки, что скоро на оперных подмостках мы услышим поющего героя нашей современности, выразителя наших самых благородных мыслей и чувств.

Жизнь с необычайной силой указала, над чем надо сейчас работать, где надо брать сюжеты и образы. Я бы хотел глазами музыканта пересмотреть значительный опыт современной литературы, произведения, где обобщенно, в больших поворотах раскрыты современные человеческие характеры, современная жизнь («Молодая гвардия» А. Фадеева, «Зоя» М. Алигер, ряд партизанских «дневников»), В литературе уже появились большие современные герои, величавые и простые, укрепляющие веру в нашего человека, в наш общественный строй. Эти образы для музыкантов поют, они ожидают своего музыкального воплощения. И в этом одно из проявлений тех обнадеживающих сдвигов в искусстве, которые музыканты должны подхватить. Я не зову композиторов к механическому использованию литературных образов и сюжетов. Но надо научиться на лучших примерах современной литературы отыскивать и запечатлевать богатства современной человеческой жизни.

Принято изолированно рассматривать и даже противопоставлять отдельные жанры. Часто приходится слышать, что с советской симфонией дело обстоит хорошо, с оперой — неудовлетворительно, а с массовыми жанрами — плохо. И на этом основании симфонией музыковеды занимаются тщательно и охотно, оперой — меньше, а массовые жанры, до последнего времени, вовсе игнорируют.

А между тем, у нас много симФоний, которые являются скороспелыми, академически абстрактными произведениями, то подражательными, то нарочито хитроумными, но ни в какой мере не являются результатом большого накопленного жизненного опыта. Поставим прямой вопрос: создан ли, отстоялся ли законченный стиль советского подлинно демократического массового симфонизма, созданы ли пятая симфония Бетховена, шестая симфония Чайковского нашей эпохи, т. е. произведения, так же чеканно, стройно, в мощных и общезначимых образах запечатлевшие нашу эпоху?

Мы имеем в симфоническом творчестве наших крупных мастеров, которыми по праву гордимся, великое предзнаменование классического советского стиля: но мы имеем, наряду с этим, еще много безжизненных. непонятных и далеких народу произведений: язык их удален от народной жизни, замкнут и абстрактен.

Надо и в творчестве и в музыкознании повести борьбу против разрыва, против противопоставления жанров «высоких» и «бытовых». Нужно усвоить, что для расцвета так называемых высших жанров нужна питающая среда, почва. Эту почву следует возделывать упорно, трудолюбиво, требовательно, возделывать во всех жанрах, вплоть до самых мелких и массовых.

  • Содержание
  • Увеличить
  • Как книга
  • Как текст
  • Сетка

Содержание

Личный кабинет