ИСКУССТВО, НАУКА, ТЕХНИКА

В. Леви

Вопросы психобиологии музыки

Музыку как искусств резко выделяет одна черта: непосредственность обращения. Сильнейший психический побудитель, проникающий в подспудные глубины сознания, она при всей своей отвлеченности всегда содержит ту чувственную непосредственность, которую, очевидно, имел в виду Антон Рубинштейн: «Музыка начинается с прекращением слов».

Мозг в широком смысле — первая и последняя инстанция музыки; он заключает в себе и ее цели, и ее результаты; в нем сливаются творчесво и восприятие.

Не секрет, однако, что теория музыки до сих пор остается без одного из своих краеугольных камней —без биологического и психофизиологического фундамента. На важность такого фундамента указывал еще А. Луначарский, оценивая теорию ладового тяготения, разработанную Б. Яворским: «Неверно, что в объяснении явлений музыкальных закономерностей следует избегать определений физиологического порядка <...> Исследуя историческое развитие искусства, полезно знать его общую физиологическую основу... Надо лишь знать границы физиологического и исторического моментов <...> Метод Яворского потому гораздо выше любых формальных или физико-акустический теорий, что для объяснения всякого рода конструктивных форм в музыке он переносит центр тяжести из физики в психику»...¹

Теория «ладового ритма» была первой попыткой продвинуться дальше «физиологической теории музыки» Гельмгольца, выводившей эффекты музыки из строения внутренней полости уха. Не в структуре уха — элемента периферического аппарата мозга, но в организации самого мозга, в каком-то особом принципе его устройства искал Яворский ключ к воздействию музыки и тайну тяготения неустоев. Выдающемуся педагогу и теоретику не удалось, однако, вывести теорию музыки из «психофизиологического тупика». Иначе, очевидно, и не могло быть, ибо его теория в своей «мозговой» части опиралась на чисто умозрительные построения, а не на данные естественных дисциплин; с другой стороны (и это, по-видимому, главное), сами эти дисциплины в то время еще не могли представить в распоряжение музыканта развернутого и убедительного материала.

С тех пор миновало более тридцати лет. Существенно вырос, особенно за последние годы, общий уровень биологии и комплекса наук, изучающих мозг (нейрофизиологии, разнообразных ветвей психологии). Появились и множатся исследования физиологического влияния музыки на мозг и организм человека. Развиваются и чисто прикладные направления, стремящиеся использовать музыку как лечебное средство, как стимулятор умственной и физической работоспособности. Термин «музыкотерапия» в кругах психиатров, логопедов и даже терапевтов уже не вызывает недоумения. Хирурги применяют музыку как обезболивающее средство, а санитарные врачи как метод борьбы с производственным утомлением.

_________

¹А. В. Луначарский. В мире музыки. Выступление на всесоюзной конференции по теории ладового ритма. М., «Советский композитор», 1958, стр. 454–455.

И самое главное — создалось общее, с каждым годом усиливающееся стремление к союзу наук и искусств, к их синтезу как контрмере против нарастающей опасности узкой специализации, как механизму развития и обогащения мысли, без которого уже нельзя обходиться. Только широкий обзор общего потока человеческих знаний может привести теперь к серьезным достижениям в любой из «узких» специальностей.

Не обратиться ли вновь к старым и новым фактам, теориям и гипотезам биологических дисциплин в связи с их отношением к музыке и посмотреть: не приспело ли время установить прямое содружество? Не настал ли момент рабочего взаимодействия этих областей — момент в конце концов неизбежный?..

Предмузыка

Одна существенная сторона музыки до сих пор, насколько нам известно, ускользала от внимания теоретиков или по крайней мере не принималась ими серьезно в расчет.

Если попытаться определить ее одним словом (звучащим, правда, рискованно и не совсем музыкально), то это «биологичность».

«Биологичность» — это, с одной стороны, широкое распространение в живой природе явлений «музыкоподобных», то есть более или менее сходных с человеческой музыкой: «музыкальные упражнения» насекомых, «пение» и коллективные «танцы» обезьян, пение птиц, которое человек почти приравнивает к своему искусству.

С другой стороны, это давно известные, многочисленные реакции разнообразных живых организмов на музыку, созданную людьми: «танцы» змей под дудку факира, или — в модернизированном виде — под магнитофон; «пение» собак под звуки музыкальных инструментов; «гипнотизирующее» действие музыки на волков и многих других животных. Удивителен опыт индийских ученых, показавших, что рис на поле, где из репродуктора постоянно неслась музыка, давал повышенные урожаи... Эти примеры можно умножить, но, чтобы не утомлять читателя, мы ограничимся выдержкой из недавно изданной у нас книги французского естествоиспытателя Реми Шовена «От пчелы до гориллы»:

«...обе птицы запели, испуская быстро следовавшие один за другим призывные крики... Легко выделывая па какого-то непередаваемого смешного менуэта, то подпрыгивая, то будто скользя, пара иногда на несколько минут останавливалась, не переставая, однако, раскланиваться направо и налево... Когда две птицы начали танцевать... мальчики-эскимосы принялись аккомпанировать танцу, стуча по обтянутому кожей каяку. Они запели "песнь журавлей", сопровождая ее дробью своих импровизированных барабанов. И пока они пели, две большие птицы продолжали танцевать в такт этой дикой, странной музыке. Стоило молодым людям ускорять темп — птицы начинали двигаться быстрее; замедлялась музыка — замедлялся и танец».

Превосходный пример «биологичности» музыки, в котором собственные музыкоподобные проявления птиц оказались чуткими реактивами пусть примитивной и необычной, но все же человеческой музыки!

Огромный диапазон музыкоподобных явлений в природе говорит в пользу того, что и музыка человека возникла на каком-то специфическом биологическом базисе, на фундаменте особых свойств и инстинктов, широко и неравномерно рассеянных в биологическом мире.

Действительно, одна из основ музыки, ритм — принадлежность всех без исключения жизненных функций — от сокращения клетки, от дыхания и биения сердца до самых высших процессов, происходящих в мозгу.

Гармоничность, музыкальность как качество формы пронизывают все проявления жизни и служат эквивалентом их совершенства, их красоты. Неудивительно, что человек — вершина биологической эволюции — воплотил в себе и наиболее развитую, совершеннейшую музыкальность. В этом тоже, очевидно, сказалась та щедрость природного дара, та избыточность мозговых сил, которая позволила человеку подняться над породившим его миром животных.

Досадный, казалось бы, невосполнимый разрыв между «биологичностью» музыки, какой она предстает перед нами в природе, и социальностью музыки, созданной людьми, — это разрыв, с нашей точки зрения, мнимый. Он связан лишь с тем, что отдаленные этапы истории превращения существа биологического в существо социальное — остаются порой скрытыми от непосредственного взора науки. Как отдельный человек помнит себя лишь с того времени, когда он уже умел достаточно хорошо говорить, так и коллективная память человечества представляет себе основные культурные достижения в ложной «готовности»; музыка в этом смысле не состааляет особого исключения.

На самом же деле процесс «социализации» человека явился своеобразным продолжением его биологической эволюции, ее качественно новым этапом, в котором под многими напластованиями все же сохранились и действуют основные психобиологические закономерности. Так же как, следуя логике эволюции, нужно допустить существование в отдаленном прошлом биологически цементирования предобщества или многих предобществ люедей еще не ставших в строгом смысле людьми; биологически обусловленного предъязыка или неско-

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

ИСКУССТВО, НАУКА, ТЕХНИКА

В. Леви

Вопросы психобиологии музыки

Содержание