Однако эта богатая область до сих пор находится в непозволительном пренебрежении. А надо бы заняться ею, изучить, освоить жанры, из нее вытекающие.

В заключение несколько слов о критике.

Думаю, что она не совсем верно, слишком официально понимает свою задачу.

Она ориентируется главным образом на изданные произведения, подвергает именно их своему анализу. Но... все мы знаем, что в настоящее время издается 10–15% всей продукции композиторов. Иногда — через 2 или 2¹/₂ года после сочинения. Какая мне польза, если в 1933 г. я читаю о произведении, сочиненном в 1930 г., когда критик (желая, конечно, принести мне только пользу) усматривает такие-то ошибки, видит в моем творческом методе такие-то опасности и делает мне такие-то предупреждения, когда я... за время, протекшее с момента создания этого произведения, отошел от него уже на очень большое расстояние, когда я уже сам могу указать критику такие свои ошибки, которых он, быть может, не заметил. Это не полезная критика, а трата времени и бумаги, работа «на холостом ходу».

К сожалению, на музыкальном фронте такой критики у нас еще очень много.

Критик должен уметь дать добросовестную оценку партитуры, на которой едва еще успели высохнуть чернила...

Климентий Корчмарев

О моем творческом пути

Страна меняется на наших глазах. На Днепре, возле того места, где я родился и вырос, теперь воздвигнута огромная плотина, дающая нашей местности мощные потоки электроэнергии. Пороги, через которые мы когда-то едва решались проехать на лодке, теперь находятся глубоко под водой, и киевский пароход свободно идет через лиман в Черное море. В бывшем Кичкасе построены самый большой в мире алюминиевый завод, гигантские металлургические агрегаты и множество других предприятий. Теперь там вырос новый город.

Наши места не исключение. Вся страна в гигантском росте показала результаты коллективной настойчивости. Но одних коллективных усилий было бы мало. Все дело в том, что они умело направляются партией по единому, мудро рассчитанному руслу.

Впрочем, о реконструкции страны писали лучше меня. Я упомянул о местах, где родился и вырос, вот почему: вместе с нашими реками, землями и недрами изменились и люди. Я помню, как когда-то жили рабочие Брянского завода. Я помню, как иностранные капиталисты эксплуатировали рабочих на Каменском заводе. И теперь — я не узнаю этих рабочих. Они сами управляют своими заводами. Они сами управляют своей страной. Они приобрели огромные, непрерывно растущие культурные навыки и предъявляют нам — мастерам культуры — большой счет. И мы должны много работать, чтобы удовлетворить их требования.

Такова наша задача. Какие же возможности я имею для ее выполнения?— Сразу на этот вопрос не ответишь. Приходится оглянуться на пройденный путь. И тогда, оглядываясь назад, я вижу, что вместе с ростом страны и людей, ее переделывающих, я тоже рос. Идя навстречу мощному потоку, я тоже был им подхвачен и поднят на более высокий уровень. Мое сознание все тверже переформировывалось, моя психика перестраивалась, а вместе с этим переделывалось и мое подсознание. И в результате я вижу, как то, что составляет цель моей жизни — мое творчество — идет вперед, поднимается на более высокую ступень, которая раньше для меня была недоступной.

В своем рапорте XVII партсъезду я хочу оглянуться на пройденный творческий путь, рассмотреть свои творческие достижения и неудачи, в результате которых жизнь вела меня к более высокому мастерству, к лучшему удовлетворению художественных запросов масс.

В начале моей композиторской деятельности мне сразу повезло. Мои первые крупные работы были поставлены в лучших театрах республики («Иван-солдат» в московском филиале Большого театра, «Крепостная балерина» в Большом ленинградском театре). К тому же времени ряд моих вокальных произведений стал получать большое распространение. В результате всего этого я считал, что мое творчество находит хороший резонанс в стране. Значит — я на верном пути. Работать приходилось много, и почти некогда было задумываться о том, не устарели ли мои приемы, не пошла ли жизнь вперед.

Затем появилась на свет РАПМ. Ранмовцы подвергли суровой критике композиторскую, и в частности мою, работу. По началу эта критика меня просто оглушила, потому что она производилась такими методами, что трудно было разобрать соотноше-

ние между светом и тенью. Но потом, когда страсти немного улеглись, я вынес из этой, пусть пристрастной, критики все же много пользы. Она мне дала понять, что в наше время, когда все непрерывно растет и изменяется, в творческой работе нельзя стоять на месте. И я понял, что нужно решительно пересмотреть свой багаж.

Я начал с формальных приемов. Желая воздействовать на неподготовленную аудиторию, я часто прибегал к использованию народно-песенного материала и делал это порою некритически. Я иногда нарочито упрощал с той же целью фактуру произведений. Все это приводило к некоторой вульгаризации музыки.

Далее, критика в известной степени правильно отметила, что мой подход к революционной тематике недостаточно углублен. Порою я брал большие темы и только внешне отражал их в своих произведениях. Осознав все это, на некоторое время я прекратил вообще работу и мучительно стал искать новых для себя способов выражения и новых тем. В это время была уже на середине моя работа над комической оперой «Молодость». Желая проверить и освежить свои приемы, я, прервав работу над оперой, написал скрипичную сонату (одночастную). Соната получилась неплохая, что и было отмечено прессой.

В ней я старался, не порывая со своими прежними принципами творчества, о которых ниже, найти более совершенные и лаконичные способы выражения мыслей. Работа над сонатой подкрепила меня в том отношении, что я почувствовал правильность некоторых своих творческих установок. Потом я закончил оперу «Молодость». Но противоречия между ее содержанием и текстом, соединенные с противоречиями моей музыки, которые я в этой работе преодолеть не смог, приводят к тому, что эта вещь в целом меня не удовлетворяет.

Затем я приступил к работе над оперой «10 дней, которые потрясли мир». Сначала у меня был текст, предложенный Большим театром. Но он был литературно совершенно неграмотным и немузыкальным в своем существе. Я долго бился над ним, пока не убедился в его непригодности. Тогда я решил заново писать эту же оперу с поэтом С. Городецким. Его либретто дало мне гораздо более широкие возможности. В нем появилась лирическая струя, ряд песенных эпизодов и наконец, замечательная сцена митинга в манеже, которая в музыке мне удалась.

Вместе с тем, в опере «10 дней» я не мог избежать одной ошибки, которую пока делали все советские композиторы, работавшие над революционной оперой. Я не сумел сделать ткань произведения единой, сделать речитативы настолько значимыми, чтобы они продолжали художественную линию песен. Эту ошибку я теперь ясно ощущаю, но в процессе работы ее нащупать было очень трудно.

После этой оперы я обратился к симфоническим формам. Сначала из материалов оперы «10 дней» я сделал 1-ю «Вокальную симфонию». Форма вокальной симфонии пришла мне в голову не случайно. Мне казалось, что все попытки выразить чисто симфоническими средствами какую-либо общественную идею не могут не вызвать у слушателя самых разнообразных, а иногда и противоположных ассоциаций, в зависимости от его социальных и индивидуальных склонностей. Поэтому пение, которое и формально очень освежает симфоническую форму и делает ее более доступной, может дать симфонии идейную направленность.

Вскоре после окончания этой симфонии, я, увлеченный этой формой, приступил ко 2-й вокальной симфонии «Голландия». Текстовым материалом для нее я взял ряд стихов поэта-коммуниста Джефа Ласта, раскрывшего мне действительный образ Голландии. Это и стало основным содержанием симфонии. Кроме того, я решил здесь использовать прием, подсказанный мне 9-й симфонией Бетховена. У него в финале есть эпизод, где поют только четыре солиста, а затем приблизительно тот же материал поет весь большой хор. Мне всегда казалось, что у солистов материал передается интереснее, чем у хора, и я решил в «Голландии» дать сначала всем солистам по песне, а потом соединить их в финале в своеобразный четырехголосный ансамбль.

«Голландия» принесла мне полное удовлетворение. И, конечно, не потому, что ее так горячо приняла пресса и музыкальная общественность, а потому, что я на этом произведении окончательно убедился, что мои творческие принципы в основном верны. Но только путем непрерывного самосовершенствования, постоянного расширения своего кругозора и обогащения мировоззрения я смогу прийти к такому применению своих средств, которое даст полное удовлетворение мне, как художнику, и вместе с тем даст произведения, способные привлечь широкую аудиторию.

Таков путь моих удач и поражений. Я описал его для того, чтобы показать, какими

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Климентий Корчмарев

О моем творческом пути

Содержание