с многообразием мыслей, чувств, настроений. Красота человеческой души, раскрывшаяся в годы войны в тысячах подвигов белорусских воинов и партизан, мужество и самоотверженность человека, его верность высоким идеалам нашего общества и нашего времени — все это слышится а музыке симфонии — то спокойной и неторопливой, то взволнованной и мятежной. В первой «главе» этого искреннего музыкального повествования основной музыкально-драматический конфликт заключен между элегической экспозицией и исполненной драматизма разработкой, где вихревые взлеты сменяются мгновениями внутренней гармонии. Вторая часть (фуга) насыщена тревогой. Тема ее точно скорбная весть, вызывающая горячий и непосредственный отклик. Драматургическая роль фуги очень значительна. Она углубляет и развивает эмоциональную сферу разработки первой части: внутренняя борьба разгорается в душе героя с новой силой.

Неторопливо и серьезно развертывающуюся третью часть цикла хочется уподобить сосредоточенному раздумью. Здесь инструментальные монологи и диалоги, то свободно сплетаясь, то чередуясь друг с другом, словно вводят нас в душевный мир человека с его сомнениями, надеждами, мечтами, с его внутренней красотой. Ощущение душевной цельности возникает и в финале. Он развивается властно и неудержимо, как будто раскручивается скрытая в музыке динамическая пружина. В этом бурном, целеустремленном движении ответ на многие вопросы, сомнения, тревоги, заключенные в предшествующих частях симфонии. Побеждает жизнь, ее светлые начала.

Фортепианный цикл Л. Абелиовича «Фрески» — тоже рассказ о войне, о виденном и пережитом. Но на этот раз композитор решает тему совершенно иначе. Если симфонию можно уподобить романуэпопее или живописному полотну, то здесь перед нами альбом музыкальных гравюр, намеченных скупыми, меткими штрихами, рукой уверенной и точной. В фортепианном стиле миниатюр, обладающих почти зримой конкретностью (например, «Шаги в ночи», «Беглец», «Скорбный час»), нельзя не заметить преемственных связей с лаконичным и строгим пианизмом С. Прокофьева.

Евгений Глебов, композиторская индивидуальность которого развивается весьма интенсивно, в своих произведениях также стремится к утверждению гуманистических идей, к раскрытию душевного мира людей нашего времени. Глебов пишет много. Круг его интересов обширен. Он не замыкается в области какого-либо одного, двух музыкальных жанров, но спешит высказаться и как симфонист, и как музыкальный живописец-«жанрист», и как автор музыкально-театральных произведений. По-видимому, иногда напор этих разнородных желаний мешает ему требовательно и взыскательно отобрать самое нужное, необходимое для воплощения именно данного замысла. Иногда не успевает окончательно «отстояться» форма; а ведь искусство композитора, как и искусство скульптора, состоит как раз в том, чтобы вовремя отсекать лишний материал и оставлять лишь то, что составляет неотъемлемую плоть произведения. Из-за невнимания к этому этапу композиторской работы Глебов порой остается где-то «между жанрами», что мешает ему воплотить свои замыслы с должной ясностью и убедительностью.

Недостаточная жанровая определенность, на мой взгляд, несколько снизила впечатление от обоих крупных произведений Глебова, прозвучавших на пленуме, — Третьей симфонии (с солирующим фортепиано) и Концерта для голоса с оркестром, хотя оба они несомненно содержательны. Солирующее фортепиано своей преувеличенной патетикой по временам несколько нарушает серьезный и строгий ход симфонического развития и сообщает симфонии некоторую фрагментарность (от чего не спасает даже наличие разветвленной системы внутренних тематических связей).

Вокальный концерт своеобразен по замыслу. Глебов стремился вложить в него трагедийное содержание. Однако решить эту задачу убедительно автору все же не удалось. Концертности в общепринятом смысле этого слова в произведении по существу нет. Две составляющие его части — развепнутый вокализ и следующий за ним вокальный монолог на слова С. Евсеевой — основаны на драматизированных интонациях белорусских народных песен («А у полi вярба» — в первой части, «Ты, чырвоная калiна» — во второй). Между частями нет яркого контраста, обе они должны передать боль и гнев, горячий протест женского сердца против ужасов войны. Почему же вокализ воспринимается лишь как затянувшееся (он облечен в неразвитую сонатную форму) вступление ко второй части — смысловому центру произведения? Вероятно, потому, что уступает вокально-симфоническому монологу в мелодической рельефности и драматической насыщенности.

Быть может, сильнее воздействовал бы на слу шателя обратный переход — от звучащего слова к вокализированию? И назвать это произведение правильнее было бы, на мой взгляд, вокально-симфонической поэмой.

Умение по-своему услышать народную музыку родного края, как бы заново открыть в ней множество ярких, веселых красок великолепно проявилось в «Полесской сюите» Глебова для оркестра белорусских народных инструментов и в «Перепелочке», обработанной композитором для эстрадного оркестра. Улыбчивый, добродушный юмор, лиричность придают этим пьесам, написанным свежо, с хорошей ритмической изобретательностью и острым чувством колорита, неповторимую национальную окраску и оригинальность.

Для Генриха Вагнера после успешного опыта работы в области балетной музыки многое определяет стихия ритма, а присущий белорусской музыке лиризм нередко окрашивается у него едва уловимыми оттенками комического или трагического.

Свобода и активность ритмической фантазии, богатство тембральных оттенков придают Фортепианному концерту Вагнера и его миниатюрной токкате «Пляс» своеобразие и характерность. Романтический полнозвучный «рахманиновский» пианизм здесь уступает место лаконичному, графически-отточенному фортепианному стилю, идущему от Бартока и Стравинского. В сочинении привлекает интонационная острота, оригинальное использование полифонических приемов (например, каденция-фугато в репризе первой части между первой и второй темами), многообразие фортепианной техники. Все это ново не только для Г. Вагнера, но и для всей белорусской фортепианной музыки. Пожалуй, некоторые купюры могли бы пойти на пользу сочинению: средняя часть — «импрессионистичный» ноктюрн — несколько растянута, партитура ее изысканна, коегде даже вычурна. Но в целом концерт Вагнера,

написанный живо, свежо, остроумно, вероятно, полюбится исполнителям и станет репертуарным сочинением не только в Белоруссии.

Новые привлекательные стороны дарования Д. Каминского — энергия, динамика, темперамент — раскрылись в его Фортепианном трио, все три части которого как бы пронизаны единым нервом.

Активно работают представители старшего композиторского поколения республики. Порадовали в этом смысле исполненная на пленуме Соната для двух скрипок, виолончели и фортепиано Н. Аладова, песни и хоры Е. Тикоцкого, Концерт для контрабаса с оркестром, живописные миниатюры для оркестра белорусских народных инструментов и разнообразные хоровые произведения А. Богатырева. Концерт для контрабаса (выразительно исполненный Р. Азархиным) написан с доверием к солирующему инструменту: в нем показаны все виды доступной ему техники. Нередко контрабас трактован и как мелодический инструмент. Однако партитура крайних частей недостаточно выверена, тяжеловата, партия контрабаса по временам растворяется в плотном звучании оркестра. Наиболее выразительна средняя лирическая часть, где оркестровая ткань прозрачнее и часто используется прием диалогического соотношения сольной и оркестровой партий. Вероятно, этот концерт займет свое место в педагогическом репертуаре.

В камерных программах прозвучали также Соната для флейты и арфы П. Подковырова, Струнный квартет Д. Лукаса, несколько удачных романсов Э. Тырманд на слова М. Танка.

К сожалению, массовые и эстрадные песни, показанные хором Белорусского радио и солистами в сопровождении эстрадною оркестра, оказались наиболее трафаретными. Многие из них, как близнецы, похожи друг на друга. «Снежинки», «О любимой, о хорошей» М. Шнейдермана, «Комсомольская песня» Э. Тырманд, «Над Бугом» И. Кузнецова и некоторые другие песни заставляют говорить лишь о холодном, ремесленном отношении и нетребовательности композиторов к своему творчеству. Зато самых добрых слов заслуживает концерт хоровой музыки с участием академической капеллы БССР. Безупречной чистотой, естественностью и плавностью голосоведения, большим диапазоном звучности и тонкостью динамических оттенков отличалось исполнение поэтичной баллады «Калiсцi бура на Карпатах» А. Богатырева, колоритной миниатюры Г. Анчикова «Сокол» и отличной обработки мелодии Луцци «Аве Мария», сделанной Тырманд. В обширной программе народного оркестра БССР (руководитель — И. Жинович), помимо отмеченной «Полесской сюиты» Е. Глебова, выделились «Три танца» Е. Дегтярика, а также пьесы А. Богатырева «В полях» и «Вечеринка в колхозе». С успехом выступили хор Белорусского радио и телевидения (руководитель — В. Ровдо) и Государственный хор БССР под управлением Г. Цитовича. 

Счастливо складывается творческая судьба белорусской композиторской молодежи. Если представителям старшего поколения довелось, что называется, «подымать целину», находить первые пути к соединению традиций народного творчества с формами и средствами, выработанными мировой музыкальной культурой, то нынешняя молодежь, вступая в жизнь, творит и развивается уже на возделанной почве. Произведения молодых легко находят дорогу и на концертную эстраду, и на сцену национального Белорусского театра оперы и балета, где к их услугам превосходные исполнительские коллективы. Новые возможности открывают перед ними и такие формы пропаганды музыкального искусства, как кино и телевидение. Все это, вдохновляет, но и обязывает. Кому как не молодежи предстоит воплотить в музыкальных образах всю глубину социальных сдвигов и многообразие психологических коллизий нашей эпохи, кому как не им отыскивать новые выразительные средства для того, чтобы передать сложный и богатый душевный мир своих современников.

Воспитанники Белорусской консерватории — композиторы Дмитрий Смольский, Сергей Кортес, Ричард Бутвиловский, Игорь Лученок — уже играют заметную роль в музыкальной жизни республики. Их цель — не только побольше услышать и увидеть, но и многое заново осмыслить. Быть может, не все попытки молодых говорить на языке музыки о том, что их тревожит, чем они живут, одинаково удачны. И все же нельзя не радоваться тому, что в хоре певцов белорусской земли зазвенели свежие, новые голоса.

Одночастный Концерт-сказка для фортепиано с оркестром и песни Р. Бутвиловского — итог поездки на комсомольские стройки семилетки, своеобразный лирический дневник молодого автора, вобравший впечатления от многих памятных встреч с людьми, от картин природы и труда, образов, рожденных народной фантазией. Эпиграфом к сочинению Бутвиловского можно было бы поставить строку известной песни: «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью!» Именно о строителях новой жизни, неутомимых преобразователях природы рассказывает эта музыка, полная задора и жизнерадостности. Внутри одночастного произведения явственно проступают контуры цикла, в котором повествовательность сменяется живописной картинностью, а реальные жизненные образы чередуются с фантастическими. Романтика трудовых будней молодых строителей по-особому окрашивает и сердечные, простые, бодрые песни Бутвиловского, среди которых обратили на себя внимание «Тайшет — Абакан» и «Здесь начинается Россия», написанные в содружестве с молодыми поэтами-любителями.

Дмитрий Смольский всегда «в пути». Индивидуальный композиторский облик его еще только складывается, каждое следующее произведение прибавляет к нему что-нибудь новое. В Симфонии он высказался как юноша-мечтатель, воспринимающий жизнь взволнованно и горячо, зато в Сонате для флейты и фортепиано он, видимо, «тренирует ум» и выглядит довольно рационалистичным (жаль, что, материал здесь развивается довольно однообразно). А в Музыке для струнных, двух труб и баяна композитор дает волю чувствам. Однако далеко не всегда. В сочинении, основанном большей частью на привлекательном народном мелодическом материале, раздельно существуют как бы две образные сферы, два стилистических пласта — многокрасочная, вполне современная по языку партия струнных и труб и примитивная, стоящая на уровне бытового музицирования партия солирующего баяна. Так интересно задуманные вариации на две темы, к сожалению, не осуществились как единое художественное целое. Хорошее впечатление произвела строгая, серьезная по тону песня Смольского «Обелиски» — достойная дань памяти погибших героев. Той же теме посвящен драматический диптих «Поклонись