Книга эта, конечно, поучительна. Но разве нельзя было бы таким же образом собрать отзывы выдающихся критиков, аргументированно и убедительно отстаивавших новое и передовое, проявивших большую проницательность, провидевших дальнейшие судьбы нашего искусства и исходивших при этом не только из своей интуиции, но и из объективных научных и художественных критериев — историко-стилистических и иных? Такая книга была бы еще более поучительной. А если она оказалась бы даже не столь значительной по объему, то это естественно: ведь выдающихся критиков (как и композиторов) меньше, чем не выдающихся.

Словом, профессиональную критику надо развивать, как и другие области музыкальной культуры, но не противопоставлять им. Само собой разумеется, выводы критики необходимо проверять практикой исполнения и восприятия новых произведений. При этом само восприятие музыки различными кругами слушателей тоже желательно систематически изучать хорошо продуманными методами (как это делается в Чехословакии или ГДР), не ограничиваясь определением «на глаз». Все это особенно важно в наше время, когда музыкальный язык, музыкальные средства переживают период брожения, исканий. Внимательно присматриваться следует ко всему, а испытывать и пробовать надо многое -— с целью извлечь из новых средств соответствующие выразительные возможности и подчинить их актуальному для нас содержанию, нашим идейно-творческим концепциям. Я верю, что когда молодой композитор ратует, например, за «синтез» богатств тональной музыки с некоторыми достижениями атональной, он убежден в более широких художественно-выразительных возможностях этого «синтеза» и лишь привык изъясняться (да к тому же, не всегда точно) на языке музыкально-технических, а не идейно-эстетических терминов. Но именно поэтому надо всемерно стимулировать осознание молодыми композиторами содержательной сущности их творческих замыслов, поисков, экспериментов.

В заключение приведу несколько высказываний о новаторстве, оригинальности, реализме, принадлежащих Б. Пастернаку, — поэту, которого никак не упрекнешь ни в склонности к повторению прописных истин, ни в пренебрежении к форме, к новым выразительным средствам. В малоизвестной статье о Шопене¹ он писал: «Шопен реалист в том же смысле, как Лев Толстой. Его творчество насквозь оригинально не из несходства с соперниками, а из сходства с натурой, с которой он писал. Оно всегда биографично не из эгоцентризма, а потому, что, подобно всем великим реалистам, Шопен смотрел на свою жизнь как на орудие познания всякой жизни...» В той же статье Пастернак ставит вопрос: «Что же создает художника-реалиста?» И отвечает: «По-видимому, впечатлительность и техническая добросовестность, и власть этих факторов и засаживает его за работу... Его собственные воспоминания гонят его в область технических открытий, необходимых для их воспроизведения. Художественный реализм, как нам кажется, есть глубина биографического отпечатка, ставшего главной движущей силой художника и толкающего его на новаторство и оригинальность».

Существует, разумеется, отнюдь не один-единственный путь плодотворного новаторства. Но разве тот путь, о котором говорит Пастернак, не является для художника все-таки основным, самым естественным, самым заманчивым и перепективным?

_________

¹ Журнал «Ленинград» № 15–16, 1945.

КРИТИЧЕСКИЕ ЗАМЕТКИ

Э. Абасова

Торжество жизнелюбия

Уже давно сформировался в зрелого художника Султан Гаджибеков. Композитор сказал свое слово в национальном симфонизме. Он содействовал развитию балета в республике. Приметен его вклад и в камерно-инструментальный жанр.

Душевное равновесие, эмоциональная открытость, ясность мировосприятия — вот те качества, которые прежде всего ощутимы в произведениях Гаджибекова. Светлый оптимизм, какой-то особый объективно жизненный тон его музыки обусловлены питающими ее народными истоками. Понятна склонность азербайджанского автора к образам ярко жанровым, картинным. Конечно, ими композитор не ограничивается. Вспомним Первую симфонию, посвященную Великой Отечественной войне, — произведение остро драматического склада. Обращался Гаджибеков к величаво-эпическим образам (Увертюра). Встречаются в его музыке и мечтательно-светлые страницы.

Яркий и самобытный музыкант, Гаджибеков привносит в азербайджанское искусство новые стилевые качества. Существенно эволюционирует и его собственный творческий облик.

Об этом свидетельствует созданный в 1964 году Концерт для большого симфонического оркестра — произведение, непосредственно связанное с характерными тенденциями советского музыкального творчества последних лет. Для него типичны новые принципы формообразования, широкое истолкование тонально-гармонической системы, своеобразное использование оркестровой палитры.

Но вначале об образном содержании концерта. Оно может быть трактовано весьма свободно, ибо сочинение непрограммно. И все же музыка рождает вполне определенные ассоциации,

С первых же тактов в воображении слушателя возникает грандиозная картина празднества. Она правдиво передана густыми, вязкими мазками звуко-красок. Непрерывным тулким фоном «обволакиваются» простые танцевальные темы. Одна — наивно-светлая, изящная; другая, появившаяся из вариационных ответвлений первой, — активная, напористая: словно грациозная женская пляска сменилась огневым вихрем мужской.

Звуковой поток властно ведет за собой внимание слушателей. В неудержимо несущихся хроматических наслоениях едва различаются очертания танцевальных мелодий. Достигнув кульминационной вершины, стремительное движение неожиданно приостанавливается. Угловато-подтянуто, несколько сгрубленно (параллельными квинтами) фаготы возвещают начало нового раздела.

И здесь царит радостно-праздничная атмосфера. Но теперь в центре внимания скерцозно-юмористические образы.

Казалось, композитор задался целью «изобразить» отдельные группы возбужденно-радестной, торжествующей многоголосой толпы. Однако это только первое поверхностное впечатление. Вслушиваясь в музыку, ощущаешь неукротимую силу единого эмоционального порыва, воплощенного в разнообразных энергичных ритмах. И тогда картина красочного праздника воспринимается как образ, олицетворяющий неиссякаемые жизненные силы народа.

В дальнейшем наличие глубинного внутреннего движения «подтекста» подтверждается. Композитор как бы выводит на арену действия главного героя, сосредоточенного, размышляющего. Задумчиво-печальная, сдержанная музыка резко контрастирует с прежними разделами. Искусно сплетается из хрупких, прозрачных звучаний кантилена струнных. Свободно льющиеся мелодии незаметно переходят из одной ладово-интонационной сферы в другую. Быть может, это портрет самого автора, погруженного в собственные мысли, раскрывающего перед слушателями страницы своего дневника. Участник торжества,

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

КРИТИЧЕСКИЕ ЗАМЕТКИ

Э. Абасова

Торжество жизнелюбия

Содержание