Выпуск № 4 | 1966 (329)

КУБА

Встречи на острове свободы

В конце прошлого года композитор А. Эшпай совершил поездку на Кубу. Он побывал в Гаване, Сантьяго, посетил города Матансас, Санта Клара, Ольгин, Камагуэй, Мансанилья, встречался с музыкальными деятелями, беседовал с ними, слушал музыку. Мы попросили Эшпая рассказать нашим читателям о своих впечатлениях.

— Впечатлений много, и чисто туристических — от сказочно прекрасной страны, и музыкальных — от прослушанных сочинений и от бесед с их авторами. Кубинские композиторы — это очень талантливый отряд музыкантов, весьма разных по творчеству художников и одинаково привлекательных людей. Общая черта: высокий профессионализм, никакого «провинциализма», с одной стороны, и заметное увлечение отдельными односторонними приемами композиции — додекафонией, серийной техникой, конкретной музыкой. Разумеется, не все увлекаются этим в равной мере. Пожалуй, более других — Хуан Бланко, председатель Союза кубинских композиторов.

— В западной музыкальной прессе о Бланко часто отзываются как о самом «радикальном» среди современных композиторов Кубы. Что Вы могли бы сказать о нем?

— Я слышал два произведения Бланко — «Сюиту» и «Эпизод для оркестра». Первое сочинение — «конкретное», второе — додекафонное (оно, кстати, недавно исполнялось в Европе на одном из фестивалей). Я не сторонник ни того, ни другого направления, но должен сказать, что «Сюита», например, по форме сделана весьма прочно. Найденный эмпирическим путем звуковой материал композитор не отдает во власть случая, а распределяет его в соответствии с требованиями выбранной конструкции. Отсюда ощущение стройности и, если хотите, логической последовательности. В отдельных моментах музыка достигает большой выразительной силы. Однако исчерпывающе судить о творчестве композитора на основании всего двух сочинений очень трудно, тем более что наряду с такими крайними опусами Бланко пишет музыку к кинофильмам в национальной манере.

— С кем еще из композиторов Вы познакомились в Гаване?

— Охотно назову. Это Лео Бровер, Карлос Фариньяс (кстати, выпускник Московской консерватории по классу А. Пирумова), Гарольд Грамедж, Хосе Ардеволь.

— Вы назвали Ардеволя. После смерти Рольдана и Катурлы он, как известно, оказался в положении метра кубинских композиторов. Многие из них — его ученики. Какое впечатление он произвел на Вас?

— Ардеволь действительно производит впечатление метра, и как самый старший, и, пожалуй, как самый опытный среди своих товарищей. Рука мастера чувствуется у него всюду. Его Сонатина для виолончели и фортепиано эмоционально, быть может, излишне сдержанна, но сделана блестяще. Особенно хотел бы отметить чуткость композитора в отношении отбираемого им музыкального материала. Он умеет облекать его именно в ту форму, какую данный материал предполагает. Весьма привлекательна его «Камерная музыка» для малого состава инструментов, хотя обилие в ней частных кульминаций в ущерб главной несколько вредит общему впечатлению.

— Вы знаете, что Ардеволь — испанец по происхождению и получил музыкальное образование в Барселоне. Не заметили ли Вы в его музыке каких-либо «испанизмов»?

— Пожалуй, она совершенно кубинская по своему характеру, насколько я вправе об этом судить.

Хосе Ардеволь

Причем, что особенно важно, не только в отношении ритмической стороны (здесь как раз очень легко и заманчиво пойти по пути поверхностной, внешней стилизации), но и по мелодическому языку, по всему интонационному строю. В струнном квартете Ардеволя, который я привез с собой, даже такая, казалось бы, «вненациональная» форма, как фуга, отмечена ярко кубинским колоритом.

— Самый молодой из тех композиторов, которых Вы назвали, — Бровер. Что Вы скажете о нем?

— Это исключительный музыкант. Его Трио для гобоя, кларнета и фагота — поистине прелестная вещь. В этом сочинении хотя и используется серийная техника, но она совершенно не сковывает воображение автора, а, напротив, целиком подчинена его творческой фантазии и замыслу целого: в данном случае она играет роль одного из тех подсобных средств, которые оказались нужными композитору для выражения его музыкальных идей.

Очень интересно и другое услышанное мною сочинение Бровера — «Сонограмма». Оно написано для довольно необычного состава: три флейты, арфа, чембало, фортепиано, челеста, вибрафон, ксилофон, гитара и ударно-шумовая группа — перкусьон. Это чрезвычайно оригинальная и остроумная пьеса. Правда, по музыкальной выразительности она уступает трио, но живой юмор и неистощимая изобретательность автора не могут не увлечь... Бровер действительно очень талантливый композитор, а его сравнительно молодой возраст позволяет многого ожидать от него в будущем.

Лео Бровер

Хуан Бланко

— Как Вам кажется, носит ли увлечение кубинских композиторов крайними «новшествами» современного авангардизма характер принципиального творческого направления, или же это просто один из этапов в развитии национальной кубинской музыки?

— Я склонен к последнему. Повторяю, кубинские композиторы кажутся мне очень талантливыми, и мне думается, что, ограничивая свое творчество каким-то одним не синтетическим, не полностью художественным методом, одной системой приемов, они сами же делают его в известной мере ущербным. Кроме того, додекафония, серия и тому подобные приемы лишают музыку ее национального своеобразия, а композитора — его индивидуального почерка, делая всех одинаковыми. Поэтому, например, пьесы Фариньяса могут оказаться похожими на пьесы Бланко, хотя и тот и другой, безусловно, не только талантливы, но и каждый обладает глубокой, своей артистической индивидуальностью. Я убежден, хотя это может на первый взгляд показаться парадоксальным, что чем художник национальное, тем он индивидуальнее. И, если кубинские композиторы не станут искусственно ограничивать себя, то они смогут высказываться и полнее и ярче. У них есть все возможности для этого: и великолепный музыкальный фольклор Кубы, и славные традиции, идущие от Саумеля и Сервантеса, от Рольдана и Катурлы, и талант, и энергия, и желание служить своему народу.

  • Содержание
  • Увеличить
  • Как книга
  • Как текст
  • Сетка

Содержание

Личный кабинет