Выпуск № 10 (323) | 1965 - страница 42

Одни относились к его чудачествам снисходительно, например Скрябин любил вспоминать о странностях Буюкли, да и сам одно время не отставал от него «по части выдумывания разных экстравагантностей»¹. Других коробили эти выходки, но сила воздействия таланта была такова, что им не склонны были придавать значение. Находились и такие, кто приходил на концерты Буюкли в ожидании своеобразной «потехи».

Судьба забрасывала Буюкли в разные места, и это было подчас тоже загадочным и неожиданным. То мы видим его в Париже (играющим в зале Эрара), то в Поволжье, то в городах Германии, то на юге России. Некоторое время (между 1907 и 1914 годами) он жил в Варшаве, покорив поляков настолько, что после его концертов «побаивался» выступать в этой аудитории даже Рахманинов². Незадолго перед революцией Буюкли попал в Ташкент, где также оставил своей игрой неизгладимое впечатление. Пробыл он в Ташкенте и первые годы революции, по-прежнему в обстановке совершенно необычной. У местных жителей надолго остался в памяти облик этого странного, нескладного внешне человека огромного роста, бродившего по улицам в неизменных сапогах.

Да и смерть Буюкли окружена таинственностью. Так и не удалось точно установить, где, как и когда он умер. Когда в конце 1940-х годов мне предложили написать статью о Буюкли для библиографического словаря «Деятели русской музыкальной культуры»³, пришлось затратить немало времени, чтобы установить дату и обстоятельства его смерти. Беседовал я с рядом лиц, знавших Буюкли по Ташкенту, запрашивал тамошние архивы и библиотеки. Но даже пианист и композитор Л. Шварц, учившийся у Буюкли в Ташкенте, не мог сообщить что-либо определенное. Почти все полученные сведения сводились к тому, что в самом конце 1920 или в начале 1921 года Буюкли вместе с матерью уехал из Ташкента в направлении Красноводска. Что же произошло с ними в дальнейшем? По одной версии, Буюкли умер где-то в пути — не то в Красноводске, не то в каком-то среднеазиатском городке по дороге в Баку. По другой версии, Буюкли и его мать все же добрались до Баку, но там вскоре заболели сыпным тифом и умерли. Не смогли уточнить эти версии и проведенные позднее (при помощи композитора А. Козловского) разыскания А. Кашперова, подготовлявшего комментарий к изданию писем Скрябина.

Но прибавилась еще одна подробность, подчеркивающая лишний раз необычность судьбы Буюкли. Чтобы облегчить себе дорогу и обеспечить добывание средств к жизни с помощью концертов, Буюкли и его мать пригласили в качестве попутчика какого-то певца, который обокрал их, стащив не только носильные вещи, но и заветный кофр с письмами Рубинштейна, а возможно, и с письмами других крупных музыкантов, как, например, Скрябина¹.

Из сказанного ясно, сколь нелегко выяснить подлинные обстоятельства жизни Буюкли, раскрыть тайну его рождения и смерти, разобраться в его судьбе. Если бы сохранились письма Рубинштейна к Гецевич, то, может быть, нам удалось бы найти в них хотя бы одну разгадку. Каковы были истинные взаимоотношения Буюкли с окружавшими его музыкантами? Почему он и Скрябин, столь дружившие в молодые годы, впоследствии разошлись?² Если бы имелись

_________

¹ Л. Сабанеев. Воспоминания о Скрябине. М., 1925, стр. 257.

² Вспомним, например, что писал Рахманинов из Варшавы осенью 1907 года: «Он (то есть Буюкли. — Я. М.) производит здесь фурур» (С. Рахманинов. Письма. М., 1955, стр. 339).

Рецензент «Варшавского Дневника» А. Затаевич писал вскоре после первых концертов Буюкли: «На варшавском музыкальном горизонте вот уже более месяца, как появилась звезда, подобно Сириусу сияющая капризными алмазными переливами и сосредоточившая на себе всеобщее и исключительное внимание общества в ущерб прочим артистическим созвездиям всех величин и порядков» («Варшавский Дневник» от 11 апреля 1907 года, № 100, стр. 5).

³ Это издание, к сожалению, не было осуществлено.

¹ В статье И. Кареловой «Музыкальное образование в Узбекистане» об обстоятельствах смерти Буюкли и его матери также ничего определенного не сказано; мы встречаем лишь глухое упоминание об их последних днях: «Эти замечательные музыканты безвременно погибли на пути из Узбекистана» (И. Карелова. Музыкальное образование в Узбекистане. В сб. «Вопросы музыкальной культуры Узбекистана». Ташкент, Госполитиздат Уз. ССР, 1961, стр. 274).

² Об отношениях с Буюкли свидетельствует хотя бы письмо молодого Скрябина своей жене В. И. Скрябиной из Берлина (от 20 июня 1900 года): «Забыл тебе сказать, что после твоего отъезда обедал с Сафоновой, а затем с Всеволодом (то есть Буюкли. — Я. М.), к[оторый] не покидал меня до последней минуты и проводил на вокзал».

Представляет в этом отношении интерес и одна сохранившаяся записка Буюкли к А. Гольденвейзеру (от марта 1900 года): «Маленький Шурка, — пишет Буюкли, — будешь посылать мне билет на концерт, пришли, пожалуйста, рядом со Скрябиным, а то мне скучно одному сидеть в концерте...» (Музей-квартира Гольденвейзера, филиал ГЦММК).

Группа учеников П. Пабста в 1894 году. Стоят А. Гольденвейзер и В. Буюкли, сидят П. Пабст и К. Игумнов

письма Скрябина к Буюкли... Но и о них мы ничего не знаем.

Наконец, каков был истинный облик Буюкли — артиста и человека? Были ли его эксцентрические поступки самой сущностью его натуры или же за ними скрывалось нечто совсем иное? Были ли его художественные стремления порождены случайными обстоятельствами или они глубоко коренились в его артистической природе? Попробуем разобраться хотя бы в этом на основании данных, имеющихся в нашем распоряжении.

Да, это был человек странный, крайне неуравновешенный, но отнюдь не невежественный, как полагали иные. Все знавшие Буюкли поражались его редкому, хотя и несколько парадоксальному уму, его начитанности, своеобразию и остроте суждений. Достаточно сказать, что Фурье был его излюбленным мыслителем, а Лист — излюбленным музыкантом, или сослаться на обширные познания в области философии, которой он особенно ревностно занимался. Один музыкант, впервые познакомившийся с ним в Ташкенте, писал об этой встрече так: «Я ушел как очарованный: в течение более часа я должен был делиться с моими друзьями теми редкими впечатлениями, какие я только что вынес из этих первых беглых соприкосновений с титанической личностью»¹.

Действительно, Буюкли был на редкость серьезен и последователен в своих устремлениях. Например, неизменно преклоняясь перед гением Листа, он сделал все, что было в его силах и возможностях, для изучения жизни и творений великого музыканта. Он не только настойчиво работал над его наследием, но объездил все города Европы, которые сколько-нибудь были связаны с именем композитора. Интересуясь философией, он живо следил за научными достижениями, разбирался во всем по существу. За его странностями и рассеянностью, вызывавшими немало разноречивых толков, скрывалась жизнь подвижника, безраздельно отданная искусству. Неутомимый и энергичный, он работал за роялем по семь — восемь, а иногда и по десять — двенадцать часов в день. Когда его спрашивали, не слишком ли это много, не притупляет ли это остроту его музыкального восприятия, он отвечал: «Все дело в степени одержимости, которая совершенно изменяет точку

_________

¹ М. Кулябко-Корецкий. Всеволод Иванович Буюкли. «Искусство и культура Туркестана» № 1, стр. 22.

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Группа учеников П. Пабста в 1894 году. Стоят А. Гольденвейзер и В. Буюкли, сидят П. Пабст и К. Игумнов

Содержание