зрения человека нашего времени, подойти к обработкам». Согласен и с тем, что нам очень нужно сохранить и приумножить самые ценные качества советского симфонизма — его большую человечность, огромную силу социалистического гуманизма, его чуткость к самым жгучим проблемам современности, волнующим все человечество.

...М. Пекелису. Не согласен с тем, что, по Вашему мнению, с самого начала третьей части Шестой симфонии М. Вайнберга в ней слышится «трагический гротеск». По-моему, это определение идет не от музыки Вайнберга, а от привычных представлений о музыке примерно сходного жанра у Шостаковича, чье влияние на Вайнберга в принципе неоспоримо, но как раз в данном случае и не проявилось. Характер образности центрального Allegro близок скорее к Молдавской рапсодии самого Вайнберга...

...Ю. Уланову. Когда с трибуны смотра Вы рассказали, в каких тяжелых условиях живут воспитанники возглавляемого Вами хорового училища, как ютятся они в тесных, темных классах, как трудно им заниматься, негде и отдохнуть, нет тишины в течение всего дня, и детские нервы непоправимо расшатываются, поверьте, в зале не было равнодушных. Поистине надо иметь «косматое» сердце, чтобы пропустить мимо ушей горькие Ваши слова. Невольно думаешь только: как же до сих пор никто не сумел помочь нашим детям? Ни А. Свешников, можно сказать, «отец» всех этих голосистых мальчишек, ни Д. Кабалевский, связанный крепкой дружбой с пионерами во всей, кажется, стране, ни Р. Щедрин — сам воспитанник хорового училища, ни... Список можно продолжить до бесконечности, а пока занятия идут все в том же тесном доме. Эти заметки выйдут в свет, когда наступит весна 1964 года. Хочется верить, что она принесет радость новоселья Вам и Вашим питомцам.

...Б. Терентьеву. Абсолютно правильно затронули Вы «больную» проблему о взаимоотношении композиторов, работающих в области песенно-хорового творчества, и музыковедов. Ненормальные это взаимоотношения. И вопрос Ваш, как всегда взволнованный: «Когда же мы сдвинем эту "тележку" с места?» — вопрос этот звучит укором всем нам, пишущим. В чем тут суть? По-моему, в полном игнорировании жанра песни в учебных курсах по истории советской музыки в консерваториях. Сам-то курс маленький, чахленький, а уж песне там и вовсе места не находится. С кем бы из выпускников Московской консерватории и Института им. Гнесиных мне ни приходилось говорить (а приходилось в последнее время не мало), ни один не ответил согласием на прямое предложение написать о песне, о композиторе-песеннике. Больше того, ни разу даже в голову не могло прийти (это уж, конечно, эмоциональное впечатление), что кто-нибудь из них может просто так взять и напеть что-нибудь из песен Островского, Новикова, Каца или Пахмутовой. И даже те из нас, кто когда-то активно зарекомендовал себя в качестве «музыковедов-песенников», по разным причинам отдалились от этого жанра. Ну как же тут не говорить, не волноваться, не кричать, наконец, о том, что в консерваториях не преодолен академизм, что там все еще далеки от требований жизни, от практики, что студентов-музыковедов не готовят стать пропагандистами советского искусства, в частности, пропагандистами творчества композиторовпесенников, этих «музыкальных журналистов» (по меткому слову В. Мурадели), находящихся всегда впереди: в разведке ли новых интонационных пластов, в освоении новых тем, в завоевании многомиллионной аудитории во всем мире.

...К. Сеженскому. Была, на мой взгляд, в Вашем остром и горячем выступлении друга советской музыки одна огорчительная деталь. Вы поведали печальную историю о том, почему на смотре не прозвучала оратория «Сны революции» В. Рубина. Она понравилась Вам в авторском исполнении, ее приняли, начали учить и выяснили: партитура (хоровая и оркестровая) не звучит. Композиторский просчет? В. Рубин категорически с этим не соглашается. Он считает, что исполнители не справились с сочинением, не нашли эмоционального ключа к музыке, и потому снимает ее с концерта. Но можно ли на этом успокоиться? Я тоже слышал ораторию в авторском исполнении, и она тоже оставила сильное впечатление. И удивительно напоминает горестная судьба этого сочинения судьбу «Песен ветровых». Тогда опять-таки говорили, что партитура непрактична, сложна и т. д. Но все же сыграли. И буквально поразил крайне низкий уровень интерпретации. Сознательно не пишу: «исполнения», именно интерпретации, истолкования. Ибо не хватило времени самым главным руководителям, дирижеру в первую очередь, проникнуть в замысел, истолковать его для себя и для коллектива, разъяснить людям, что они будут играть и петь, а не только, какие ноты им предстоит освоить; технический уровень радиоколлективов ведь, по-видимому, позволяет им с листа спеть и сы-

грать Вам все, что хотите. Вы об этом знаете, Константин Константинович! Но ведь этого мало для музыки, столь образно широкой и многогранной!

Как же было с «балансом времени» на этот раз? Кажется, еще хуже, чем тогда. Вы сказали, что последняя часть легла к Вам на стол за шесть дней до концерта. Плохо. В этом действительно виноват композитор. Непростительно. Но ведь факт и то, что примерно за неделю никто еще и не помышлял о сводных репетициях. И оно естественно: как же репетировать, если дирижер еще не освободился от другой работы. Значит, налицо были, помимо всего прочего, серьезные организационные неполадки. Из-за них так неудачно были исполнены «Песни ветровые», а ныне вовсе не прозвучали «Сны революции».

Как это больно, несправедливо! И как можно обижаться, обвинять композитора, когда в первую очередь надо обеспечить нормальные условия для полноценного исполнения. Чтобы зазвучала как следует музыка, чтобы голос композитора дошел до людей, для которых он трудится.

Эти заметки окончены. Разумеется, они лишь начало разговора о насущных творческих проблемах, о русской музыке нашего времени. Разговора дружеского, требовательного, «без чинов».

Л. Генина

Восхождение

Всe началось с восхождения. Не очень-то, правда, длительного. Потому что гора Гедиминаса в центре Вильнюса, конечно, скорее холм. Говорят, он особенно красив летом. Не знаю. Мне он запомнился снежным, слепящим глаза, с потемневшей от времени каменной кладкой старинного замка. Наверху, на башне — литовский флаг: красное, белое, зеленое. Внизу, за металлической лентой Нериса, голубоватые дымы индустриальных районов...

Потом, двумя часами позже, — Национальная картинная галерея и в ней традиционный воскресный дневной концерт органной музыки. По соседству с офортами Рембрандта, средневековыми рыцарями в железных доспехах по углам зала, великолепной настенной росписью, звучал Бах. Здесь всего 300 мест, а билетов продали 900. Люди плотно, не шевелясь, стояли в проходах. Парень в коротенькой тужурке, девочка с леденцом за щекой, веселая стайка обладательниц светлых косиц. Борис Николаевич Лятошинский, махнув нам через чьи-то головы, выразительно поднял брови: дескать, как слушают!..

Да, мы были в Литве. В краю, где каждый третий или четвертый — участник музыкальной самодеятельности, где люди чуть не сплошь поют в хорах и с удовольствием слушают... Что же они слушают? Разумеется, классику, народные мелодии, сочинения современных зарубежных авторов. Ну, а еще? Какое содержание заключено в понятии «советская литовская музыка»?

Республиканский пленум композиторов — всегда значительное событие. Прибавьте к этому, что в нем приняли участие около тридцати авторов (от маститых до совсем юных), что исполнено было шестьдесят произведений, в том числе две симфонии, две кантаты, несколько симфонических поэм и инструментальных концертов, циклы вокальных и инструментальных пьес, песни, детская музыка. Можно пожалеть, конечно, что список этот пока не пополнен новыми операми, балетами и опереттами, что мы не услышали новых сочинений Б. Дварионаса, Ю. Индры, Э. Бальсиса, В. Лаурушаса. И все же для молодой национальной композиторской школы — масштаб внушительный. Не только по количеству показанных произведений. По темам. По образам. По мастерству. И может быть, первыми должны быть названы здесь вокально-симфонические сочинения.

«Колыбельная пеплу» Ю. Юзелюнаса.

Посреди сожженной фашистами деревни Пирчюпис стоит Мать — скульптура лауреата Ленинской премии Г. Иокубониса. Улицы Пирчюписа давно отстроены, но почерневшую землю вокруг памятника люди не тронули — Мать стоит одна. О чем думает она долгими северными ночами, вслушиваясь в голоса своих детей, отзвеневшие 20 лет назад?

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Л. Генина

Восхождение

Содержание