Выпуск № 11 (300) | 1963

Комсомольцы консерватории среди группы музыкантов, литераторов, художников.
Фото 1930 года

частях, в Коммунистическом университете трудящихся Востока, в Академии коммунистического воспитания и др.

Встречи с массовой аудиторией, ее чуткий отклик и благодарное отношение воодушевляли нас. Наш комсомольский музыкальный коллектив существовал с 1924 до 1927 года. После создания Производственного коллектива студентов-композиторов (Проколл) между двумя студенческими содружествами установился творческий контакт. Произведения молодых композиторов — А. Давиденко, М. Коваля, В. Белого, Б. Шехтера и др. — стали включаться в программы наших концертов.

Теперь, когда музыкально-просветительная деятельность радио, филармоний, университетов культуры приняла необычайный размах, работа первого комсомольского музыкального коллектива покажется весьма скромной, а тематика несколько узкой. Но ведь это было только начало.

Большие перемены происходили в те годы и в учебном процессе. Под руководством партийной организации шла напряженная борьба за реформу музыкального образования, за «советизацию» консерватории, приближение ее к запросам жизни страны. Были созданы хоровой, инструкторско-педагогический факультеты, музыкально-научно-исследовательское отделение (Мунаис). Значительно расширился оркестровый факультет, несколько потеснился фортепианный, на котором раньше наряду со многими высокоодаренными пианистами было немало, по выражению Луначарского, «бренчащих барышень».

Много нового было внесено и в методы преподавания, в частности, музыкально-теоретических и исторических дисциплин. Шла борьба против схоластики, за связь теории и истории со знанием звучащей музыки. Введены были новые учебные курсы и предметы, особенно на педфаке («Сознательное восприятие лада и ритма» — витиеватое название очень интересного курса, который читала Н. Брюсова, а затем В. Цуккерман). Всемерно поощрялись активные методы занятий. Студенты выступали с докладами на семинарах, где царила подлинно заинтересованная творческая атмосфера. Так было на специальных семинарах М. Гнесина — по «Кащею» Н. Римского-Корсакова и «Мейстерзингерам» Р. Вагнера, М. Пекелиса — по музыкальной литературе русских классиков и романтиков.

На семинарах по критике на Мунаисе горячо выступали В. Ферман, А. Шавердян, Ю. Келдыш, Д. Житомирский, Д. Гачев, Л. Лебединский, Б. Левин, А. Соловцов, Б. Штейнпресс, С. Скребков, В. Таранущенко.

Вера в безграничную силу коллектива — одна из важных примет времени. Об этом говорят такие типичные для 20-х годов явления в искусстве, как Персимфанс — оркестр без дирижера, разные виды коллективной декламации, коллективное сочинение первой советской оратории «Путь Октября» десятью авторами (А. Давиденко, В. Белый, М. Коваль, Б. Шехтер, З. Левина и др.), такие распространенные в те годы жанры самодеятельности, как «синяя блуза», «живая газета» и др.

Духом коллективизма была проникнута комсомольская жизнь. При этом мы не чувствовали, что умаляются или нивелируются наши индивидуальности. Мы любили вместе, целой группой ходить на концерты, в оперу, в театр, на литературные диспуты. Концерты слушали жадно. Перед нами раскрывался необъятный мир музыки. Все было ново — симфонии Бетховена и Чайковского, произведения Вагнера и Скрябина, оперы Римского-Корсакова и Мусоргского, Моцарта и Верди, все производило громадное впечатление. Наряду с симфоническими навсегда запомнились фортепианные вечера К. Игумнова и Г. Нейгауза.

Художественная жизнь нашей страны в 20-е годы кипела и бурлила. Это были годы становления советской литературы и искусства, годы острой идейной борьбы различных литературно-художественных направлений и течений. Было немало заблуждений как у тех, которые под лозунгом «новаторства» всячески насаждали новейший западный модернизм, так и у тех, кто под лозунгом «ультрареволюционного» и пролетарского слишком упрощенно и примитивно понимали творческие задачи нового искусства, отрицали богатейшее наследие прошлого.

Коммунистическая партия активно направляла художников на путь большого реалистического искусства, на путь служения делу строительства социализма. Но для того, чтобы эти единственно верные идеи стали для художников, музыкантов, писателей органичными, глубоко прочувствованными, многим из них предстояло пройти сложный и нередко мучительный путь.

В начале 20-х годов властителем наших дум был А. Скрябин. Примечательно, что часть молодежи (особенно из пианистов и композиторов, из тех, кто был далек от реальной жизни) предпочитала позднего Скрябина, с упоением погружаясь в стихию хрупких, изысканных музыкальных образов. Другая часть студенчества, активно принимавшая новую советскую действительность, восторженно внимала Скрябину-романтику. Недаром в своем вступительном слове перед концертом Персимфанса, в программе которого были «Поэма экстаза», Третья симфония и Фортепианный концерт, А. В. Луначарский говорил о композиторе как о революционере в музыке. Помню, как мы с А. Дьяковым, сидя рядом и впервые слушая эти сочинения Скрябина, были одинаково потрясены.

Позднее же, во второй половине и конце 20-х годов, большую популярность среди части молодежи завоевывает молодой С. Прокофьев.

На спектаклях драматических театров, куда мы нередко ходили, сильнейшее впечатление оставляла игра выдающихся актеров — В. Качалова, И. Москвина (во МХАТе), Алисы Коонен (в Камерном театре), С. Михоэлса (в Еврейском театре) и др. Но на наше отношение ко многим замечательным спектаклям, как мы теперь понимаем, в те далекие годы уже имели влияние некая бацилла нигилизма и стремление зачеркнуть многое, как якобы устаревшее. Мы, например, много слышали о постановке во МХАТе «Синей птицы» М. Метерлинка. И что же? Не смогли до конца досмотреть спектакль. Добрые «патриархальные» образы показались нам словно покрытыми «пылью веков». Мы выскочили на улицу, жадно глотая свежий воздух... Пьесы Островского в Малом театре казались нам слишком традиционными и конкретно-бытовыми. Их глубокий смысл (за исключением «Грозы») ускользал от нас из-за той слишком правдоподобной сценической обстановки, которую мы не хотели принимать.

Не могу сказать, чтобы нас особенно покорял театр Мейерхольда, но все-таки на его спектаклях было так много остроумия, дерзких находок, что не ходить на них было нельзя. Среди сильнейших впечатлений от хореографического искусства 20-х годов и, пожалуй, вообще одно из сильнейших художественных впечатлений моей жизни той поры — Айседора Дункан.

...Торжественное заседание в Большом театре. От лица Советского правительства и народа дорогую гостью молодой республики Советов радушно приветствует Нарком просвещения А. В. Луначарский. Затем происходит что-то неслыханное, небывалое. Оркестр Большого театра исполняет Шестую симфонию Чайковского. На сцене Айседора Дункан. Она танцует эту музыку. Многие музыканты возмущались, считали это кощунством, но я была в восторге. В движениях артистки, то предельно скупых, то напряженно

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Комсомольцы консерватории среди группы музыкантов, литераторов, художников. Фото 1930 года

Содержание

Комсомольцы консерватории среди группы музыкантов, литераторов, художников.
Фото 1930 года