Выпуск № 1 (290) | 1963 - страница 65

ехать в гостиницу, хотелось увидеть как можно больше с детства памятных мест. «Вот и Крюков канал — в этом доме мы жили. У меня была общая комната с братом Гурием: он был мне ближе всех и по возрасту, и по склонностям... Он умер во время империалистической войны... Я долго не мог смириться с этим...»

Не менее взволнован он был в дальнейшем, после его поездки в Ломоносов, бывший Ораниенбаум, место его рождения. «Я никогда не представлял, что родился среди такой дивной красоты!»

В гостинице «Европейская» гостя уже ждали гостеприимные хозяева — композиторы Ленинграда. Несмотря на усталость после полета, Игорь Федорович и Вера Артуровна не хотели отдыхать, тем более, что в Пушкинском театре шел «Живой труп» Толстого!

На следующее же утро начались репетиции с оркестром Ленинградской филармонии. И опять непринужденные беседы с музыкантами. Чудесный зал Ленинградской филармонии, бывшее Дворянское собрание, о многом напомнил композитору: «Когда мне было лет 14–15, я бывал здесь впервые на концертах русской симфонической музыки. Мракобесы-реакционеры с презрением относились к русскому симфонизму. Только после того, как Императорский театр стал заказывать Глазунову балеты, они начали подумывать об изменении своего отношения к русской музыке. Римский-Корсаков был очень либеральных взглядов, и многое сделал для развития нашей отечественной музыки. Я любил его как второго отца... Замечательными людьми были Лядов и Витол. С Витолом последний раз я встречался в Риге, в 1934 году, куда приезжал на гастроли. Помню, там шли мои балеты “Жар-Птица” и “Петрушка”... Мы много беседовали с Витолом, вспоминали прошлое; мне это было очень приятно...»

Вечером 5 октября ленинградские композиторы устроили в честь Стравинского ужин; здесь говорили о творчестве композитора, о его взглядах на музыку. О конкретной музыке и электронной Игорь Федорович высказывается отрицательно: «Я слышу шумы, а не музыкальные звуки, и если современная техника дает богатые возможности для создания новых шумов, то от этого они не перестают быть шумами. Быть может, в электронной музыке появляются новые звуки и можно выучиться этим новым звукам, но в моем возрасте это уже неинтересно. Додекафонию же я признаю. В любой музыке обязательно должен быть определенный порядок, и я за порядок. В тональной музыке — один порядок, в серийной — совершенно другой. Когда говорят, что серийная музыка “атональна”, это не то слово; серийная музыка антитональна, противотональна».

Игоря Федоровича много расспрашивали о его отношении к композиторам. «Малер мне не близок, но в истории музыки это очень важная фигура, гораздо более важная, чем блистательный по своему таланту Рихард Штраус, пользовавшийся при жизни огромным успехом. Ближе всего мне в настоящее время Антон Веберн. Шёнберг безусловно огромный музыкант, но его музыка идет от позднего романтизма XIX века — от Малера, Вагнера. А моей музыке чужд романтизм».

Для Стравинского, как он после говорил, было также очень важно услышать мнение наших композиторов по ряду творческих вопросов, и он жалел, что для обмена мнениями, как и на многое другое, оказалось так мало времени...

В Доме композитора в Ленинграде была устроена выставка, посвященная Стравинскому; открытие ее состоялось в присутствии самого композитора, после чего были исполнены два его произведения — Октет, написанный в 1923 году, и Септет (1953). Выставка произвела на Игоря Федоровича большое впечатление, он был поражен обилием редкого и интересного материала. За время своего пребывания в Советском Союзе Игорю Федоровичу почти не удалось послушать произведений советских композиторов. Исключением был маленький «концерт» в Ленинграде, где исполнили фрагменты из «Поэмы памяти Сергея Есенина» Г. Свиридова, Квартета В. Салманова, Сонаты Г. Уствольской, Симфонии Э. Мирзояна... «Поэма» Свиридова вызвала у Стравинского и Крафта живой интерес. Игорь Федорович сожалел, что не смог услышать его оратории на слова Маяковского, которого он очень любил, встречался с ним в Париже и считает самым выдающимся поэтом современности.

Настал последний день пребывания Стравинского в Ленинграде, а столько надо было еще успеть... «Для меня очень важно побывать у Пушкина, побывать там, где умер великий русский поэт», — сказал Стравинский. В доме поэта Стравинский с огромной любовью разглядывал личные вещи Александра Сергеевича. «Меня всегда поражает любовь к Пушкину русского народа, теплота к нему. Гёте тоже гений, и немецкий народ почитает его, относится с преклонением. Но нет такого слияния с народом, как у Пушкина, нет такой непосредственной близости...» Стравинский просил, если возможно, сделать для него копию с посмертной маски поэта, которую он хотел бы иметь у себя дома.

После второго концерта — отъезд из Ленинграда и последний день в Москве.

На Шереметьевском аэродроме Стравинского уже ждали композиторы, представители музыкальной общественности Москвы и, конечно, корреспонденты советских и зарубежных газет.

Последние сердечные прощанья, и... быстрокрылая современная «жар-птица» умчалась ввысь.

ФРАНЦУЗСКИЕ МУЗЫКАНТЫ В МОСКВЕ

В конце октября в Москву по приглашению Союза композиторов СССР приехали из Парижа композиторы Раймон Лушер, Жорж Орик, Даниель Лесюр, Анри Соге и музыковед Ростислав Гофман. При участии французских гостей был проведен их авторский концерт в Большом зале консерватории. Они познакомились с произведениями советских композиторов, в том числе студенческой молодежи, беседовали с музыкантами, артистами и общественными деятелями, присутствовали на оперных спектаклях в Большом театре и Ленинградском театре им. С. М. Кирова. В Ленинграде французские гости возложили венок на могилу М. П. Мусоргского, в Москве — на могилу С. С. Прокофьева.

Своеобразная пресс-конференция в Белом зале Московской консерватории им. П. И. Чайковского привлекла внимание музыкальной общественности. Это была свободная откровенная беседа о музыке Франции, в которой наши гости ответили на многочисленные вопросы.

Гофман представил собравшимся троих членов французской группы — автора многих балетов и опер Анри Соге, профессора и директора Национальной консерватории Раймона Лушера, известного композитора и органиста директора «Schola Cantorum» Даниеля Лесюра.

Отвечая на вопрос о деятельности группы «Молодая Франция», с которой связаны его первые творческие успехи, Д. Лесюр сказал:

— Это началось в 1935 году. Композитор-самоучка Ив Бодрие первым заговорил о назначении современного искусства — вновь вернуться к гуманизму, создавать музыку, обращенную к человеческой душе. В годы расцвета урбанизма и конструктивизма это звучало смело. Бодрие услышал произведение Оливье Мессиана «Забытые приношения» и понял, что автор его вдохновлен теми же стремлениями. Они встретились, и Мессиан предложил пригласить еще двоих композиторов — Андре Жоливе и меня. Мы назвали нашу группу «Молодая Франция» и стали давать общие концерты. Обычно мы включали в программу и какое-нибудь произведение современного композитора, не входящего в нашу группу. Так, в первом концерте в начале 1936 года пианист Рикардо Виньес играл пьесы Жермены Тайефер из группы «Шестерки». Мы очень волновались перед этим первым концертом, уверенные, что никто на него не придет. Но столько людей захотело присутствовать при нашем провале, что зал Гаво оказался полон!

— Эстетика «Молодой Франции», — добавляет Р. Гофман, — заключалась в поисках нового гуманизма, в пробуждении интереса к душевному миру человека и в возрождении национальной традиции; они считали себя продолжателями «Молодой Франции» Берлиоза, Гюго, Делакруа. Но группа эта просуществовала недолго: она распалась в начале войны. Дело в том, что образовавшие ее композиторы обладали очень разными творческими индивидуальностями. В зрелом возрасте каждый пошел своим путем. В этом смысле они повторили судьбу знаменитой «Шестерки»...

Композиторов просят рассказать о своих коллегах, имена которых хорошо знакомы московским музыкантам, — Онеггере, Мессиане, Пуленке.

— С Артуром Онеггером я встречался еще в Гавре, когда был подростком, — говорит Р. Лушер. — Правда, он старше меня. Впоследствии это мимолетное знакомство переросло в дружбу. Меня всегда восхищали сила, мощность, здоровье его музыки.

Это мастер монументальной фрески. Онеггер всегда искал новое. Он сказал мне как-то, что сочинять музыку — значит приставить лестницу к еще не возведенной стене... Что касается Оливье Мессиана, то с ним я постоянно встречался в консерватории: он профессор по классу анализа. У него много учеников из разных стран, и он всех увлекает своей яркой, значительной личностью.

— Мы ровесники с Мессианом, — продолжает Д. Лесюр, — и с детства учились вместе. Уже в двенадцать лет он жил своим богатым внутренним миром, жил своей духовной жизнью, увлекался шекспировским творчеством. По музыкальным звучаниям он родствен Скрябину, он глубоко чувствует соответствие между звуком и краской. По-моему, напрасно ставили ему в упрек его книгу «Техника моего музыкального языка». Может быть, в ней есть некоторая нарочитость, но судить композитора нужно по его музыке. Его гармонии и ритмы часто сами по себе не новы, но он ими пользуется по-новому, а это главное.

— Еще сильнее проявилась эта способность у Франсиса Пуленка, — говорит Р. Гофман, — быть может, крупнейшего композитора современной Франции. Прежде всего, он непревзойденный знаток человеческого голоса, автор множества замечательных романсов, опер и ораторий. Пуленк умеет изъясняться абсолютно индивидуально на простейшем человеческом языке. Он велик даже в примитиве (песенка «Карп» из «Bestiaire»), а его оперы «Диалоги кармелиток» и «Человеческий голос» отличаются психологической глубиной и захватывающим лиризмом.

Отвечая на вопрос о влиянии Дебюсси и Равеля на современную французскую музыку, Анри Соге замечает, что они нарушили догмы академизма и тем самым освободили искусство для широких поисков. Вместе с тем Дебюсси порвал с романтизмом и совершил очень важный поворот к истокам старой французской культуры, к Куперену и Рамо.

— Не надо забывать, — добавляет Р. Гофман, — что импрессионизм в искусстве — характернейшее французское национальное явление. В этой связи, в единой линии старой французской культуры его и следует рассматривать исследователям. Кажется, советские музыковеды обычно анализируют его как некое изолированное явление, это мне представляется ошибкой.

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

ФРАНЦУЗСКИЕ МУЗЫКАНТЫ В МОСКВЕ

Содержание