Выпуск № 8 (285) | 1962 - страница 41

строения молодой музыкант внутренне связывает с мелосом Мусоргского. Он прекрасно дослушивал каждый звук, каждую найденную интонацию и в развитии фактуры добился яркой динамичности (от еле слышного, но «опертого» pianissimo в начале пьесы к мощному гулкому fortissimo коды). С творческим жаром играл Помье сонату Чайковского, органично передавая симфонически насыщенный характер звучания. Особенно поэтично прозвучала побочная партия. Интересной оказалась трактовка «Прелюдии и токкаты» Пирумова. Здесь вновь подкупало тембровое многообразие, стремление к образной передаче музыки. Прелюдию пианист как будто рассказывал, токкату же вначале играл шутливо-добродушно, а затем воссоздал образ неодолимого, стремительного движения, постепенно все более властного. В заключительном разделе артист словно «выгравировал тему резцом». Это исполнение конкурсной пьесы оказалось одним из самых ярких.

Железная ритмика, естественность акцентировки, полнокровность отличали также исполнение Третьей сонаты Прокофьева. Здесь с особой силой проявился огненный темперамент Помье. Менее интересным оказалось исполнение «Мефисто-вальса» Листа. Он играет эту пьесу по довольно распространенному исполнительскому плану. В начале сельский танец — народная сцена, затем в среднем эпизоде, вслед за лирически томным образом и насвистыванием Мефистофеля, музыка становится все более демонической, артисту надлежит передать эти злые «чарования», приводящие к дьявольскому кружению... Помье выполняет этот план с юношеской наивностью... В третьем туре с необыкновенной чистотой и поэтичностью играл он Ля-мажорный концерт Моцарта, но с Первым концертом Чайковского не справился: вновь обнаружился недостаток мастерства. Московская публика высоко оценила дарование молодого пианиста.

Дипломом Союза советских композиторов награждена Эвелин Юрса (ученица М. Тальяферро). Привлекают строгость ее натуры, музыкальность. С четкостью артикуляции и прозрачным изяществом играла она во втором туре Ляминорную прелюдию и фугу Шостаковича. Порадовало стремление найти собственный подход к исполнению «Прелюдии и токкаты» Пирумова. В прелюдии мы неожиданно и, думается, оправданно услышали импрессионистскую тонкость красок. Подлинным достижением явилась интерпретация «Ундины» Равеля, где тончайшая выработка серебристого, струящегося звучания сочеталась с жизнерадостностью тона.

В группе французов была и хорошая пианистка Катрин Сили, игравшая на первух двух турах. Ее интерпретация также обусловлена логичным, четко продуманным планом. Сили обладает уверенным пианистическим аппаратом (однако не без недостатков) и удивительно энергична. Хорошо были сыграны До диез-мажорная прелюдия и фуга Баха (первый том), этюды Шопена (соч. 10 № 10) и Рахманинова (соч. 39 № 5). К сожалению, на втором туре она играла малоинтересно. Неизменная рациональность, нарочитая «сделанность» каждого штриха граничили с сухостью. Однообразным оказалось постукивание forte.

Неинтересно выступила на первом туре Мариан Эль. В ее исполнении этюдов и «Думки» Чайковского отчетливо проявились черты «старой» французской школы и в первую очередь назойливая артикуляция. Подобная монотонность акцентировки, преувеличенно аттакированное звучание, стремление к внешней импозантности не удовлетворило и в игре Пьера Леру. Совсем беспомощным оказался воспитанник Парижской консерватории, Айзик Урман.

*

К сожалению, мы не услышали даровитой исполнительской молодежи, представляющей высокую пианистическую культуру Венгрии, Польши, Италии. Недостаточно ярко, хотя и профессионально, уверенно выступили болгарин Крыстю Кавлаков, чех Радослав Квапил, румынская пианистка Юдит Мольнар.

Когда играли К. Франц и М. Вольк из ГДР, возникло чувство огорчения: почему такая невыразительная, даже грубоватая, игра с неизменным преобладанием ударности? Не следует ли более тщательно и вдумчиво готовить способных музыкантов к творческим соревнованиям, заботясь о формировании необходимых пианистических навыков?

Особый интерес представило участие в конкурсе посланцев совсем еще молодых, только начинающих свою жизнь исполнительских школ. Отмечу, в частности, кубинца Сесилио Тьелеса, ныне совершенствующего свое мастерство в Московской консерватории под руководством Л. Рощиной.

В игре Тьелеса, игравшего на первом и втором турах, привлекает обаяние юности, непосредственное отношение к музыке. Он обладает неплохими виртуозными данными, чувством ритма, играет свободно и уверенно. Запомнилось толкование Соль-минорной прелюдии и фуги Шостаковича, торжественно возвышенное, с отличным воплощением полифонии, и Ми бемоль-минорного этюда-картины Рахманинова (соч. 33). Лиризм пока не является сильной стороной исполнения Тьелеса, поэтому его трактовка пьес Чайковского, в особенности сонаты, оказалась обедненной. Некоторое однообразие звучания связано, по-видимому, с «зажатостью» предплечья. Не является ли это причиной и скованного выполнения технически трудных эпизодов?

Выступили на конкурсе бразильцы Флавио Варани и Хосе Мартинс, продемонстрировавшие немалые успехи молодой фортепианной школы. По словам уроженки Бразилии М. Тальяферро, еще в начале 40-х годов там не существовало сколько-нибудь серьезного профессионального фортепианного обучения. Тем большее значение имеет выступление бразильских пианистов, порадовавшее неплохой подготовкой, хотя в целом не отличавшееся должным мастерством.

К этой же группе участников причислю австралийскую пианистку Гуеннет Прайор. Менее убедительными были выступления индийского пианиста Руми Нанавати, чья игра не отличается художественным вкусом, и особенно Марии Лонток с Филиппин.

В целом надо признать, что довольно большая группа представителей нарождающихся и формирующихся пианистических культур, с которой мы познакомились, — отрадное явление современной музыкальной жизни.

*

Второй конкурс им. Чайковского явился не только показом творческих достижений, но и отличной школой мастерства для педагогов и исполнителей, а также для подрастающей музыкальной молодежи (конкурс транслировался по радио, частично по телевидению).

У того, кто внимательно следил за ходом соревнования, естественно, возникало множество мыслей, связанных с дальнейшими путями пианизма. Велико значение конкурса именно в столь широкой демонстрации возросшего воздействия фортепианного искусства, обогащения его выразительных возможностей. На Западе иные «искатели» бьют по крышке рояля либо жестоко истязают его струны, педали, забывая о главном: этот инструмент способен под пальцами талантливого артиста поведать о сокровенных и глубочайших движениях человеческой души. Конкурс им. Чайковского, благодаря обилию звучавшей на втором туре новой музыки, вновь и вновь напоминает нам о бесконечных возможностях «старого фортепиано», столь нужного людям.

Широкое распространение ныне в музыкальном обиходе звукозаписи позволяет нам находиться в теснейшем контакте с искусством великих исполнителей. Мы знаем, сколь распространенны за рубежом записи исполнения Э. Гилельса, С. Рихтера и других советских пианистов. В свою очередь наши музыканты и меломаны неизменно вслушиваются в записи, запечатлевшие исполнение А. Рубинштейна, Р. Казадезюса, В. Горовица, А. Б. Микельанжели, Г. Гульда. Казалось бы, подобное повседневное общение с искусством выдающихся пианистов различных, стран может нивелировать особенности отдельных школ и направлений современного пианизма.

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

*

*

Содержание