практике опровергал мнение модернистов, будто возможности мажора и минора исчерпаны. Композитор охотно прибегал и к синтезу этих двух главных ладов. В его интерпретации мажоро-минор оборачивался, так сказать, своей фонически-светлой, мажорной стороной. У Прокофьева подчеркиваются, выступают на первый план не минорные, а именно мажорные трезвучия (VI, III низкие ступени). Напоминаем темы «Здравицы», «Джульетты-девочки», «Пети и Волка».

Хотя стиль Прокофьева во многих своих проявлениях был направлен против тенденций импрессионизма, мы нередко находим в его гармоническом языке и отдельные импрессионистические приемы. Таковы параллелизмы в «Мимолетностях», в Третьей сонате; таковы колористические «пятна-созвучия» в пьесе «Дождь и радуга», созвучие перед побочной партией в первой части Второй сонаты, созвучие перед репризой Третьей сонаты.

Гармония Прокофьева оказала большое влияние на его современников и на новое поколение музыкантов у нас и за рубежом. Самые сильные не смогли избежать этого плодотворного воздействия. Особенно очевидно влияние характернейших прокофьевских принципов тонально-модуляционного развития.

Обретенные Прокофьевым в его лучших сочинениях простота и ясность были достигнуты не за счет упрощения или пассивной стилизации, а посредством активного и органического претворения нового, сложного и острого современного мироощущения.

ПРОБЛЕМЫ НАСЛЕДСТВА

Воспоминания о Римском-Корсакове

Н. МАЛЬКО

В течение двух лет мы посещали класс Анатолия Лядова. Он часто пропускал уроки, не предупреждая, а если являлся, то опаздывал на 30–40 минут. Однажды перед экзаменом он пропустил подряд пять уроков! При всем этом Лядов был исключительным, может быть и гениальным педагогом.

После этого мы попали в класс к композитору более высокого ранга, который, казалось бы, имел право тяготиться педагогической работой. Но в сравнении с Лядовым Н. А. Римский-Корсаков оказался каким-то чудом: он вовсе не пропускал уроков и никогда не опаздывал. Четыре раза в неделю, ровно в час, Николай Андреевич приезжал в консерваторию на извозчике с Загородного, дом 28 (это стоило, по его словам, 30 копеек) и работал иногда до пяти и позже.

Николай Андреевич вел классы контрапункта, фуги и свободного сочинения, а позднее и класс оркестровки. Эти занятия требовали величайшего внимания и напряжения. Н. А. надевал две пары очков и добросовестнейшим образом просматривал и проигрывал все задачи по контрапункту, фуге, все аккомпанементы, прелюдии, каноны, оркестровки, сочинения. Лишь одна причина могла заставить его отказаться от просмотра — если работа была написана карандашом: «Не буду смотреть, не желаю из-за вас слепнуть».

За три года занятий у Римского-Корсакова (контрапункт, фуга, оркестровка), мне помнится, лишь раза два он опоздал, правда, заранее предупредив нас об этом, и, кажется, два раза пропустил уроки. Один раз, если не ошибаюсь, была генеральная репетиция его новой оперы. Н. А. явился в класс и заявил: «Я повторю слова Бородина, который говорил: "Я не пью и поэтому могу выпить рюмку водки". Так вот и я имею право пропустить урок». В другой раз Н. А. пришел в класс и сказал: «У Стасова удар. Я должен поехать к нему». И, помолчав, добавил: «Все-таки он был мне близким человеком». Это «все-таки» прозвучало как-то странно — то ли как извинение, что пропускается урок, то ли как намек на охлаждение в отношениях...

Первый урок контрапункта Н. А. начал так: «Я буду говорить, а вы будете слушать. Потом я буду меньше говорить, а вы начнете работать, и, наконец, я совсем не буду говорить, а вы будете работать».

_________

Автор публикуемых воспоминаний — русский дирижер Николай Андреевич Малько (род. в 1883 г.). Статья получена от автора из г. Сидней (Австралия), где он ныне занимает пост руководителя филармонического оркестра.

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

ПРОБЛЕМЫ НАСЛЕДСТВА

Воспоминания о Римском-Корсакове

Н. МАЛЬКО

Содержание