который вне связи с данным текстом, возможно, имел бы совсем иной смысл. Нередко в художественной литературе происходит именно такое переосмысление музыкальных образов.

В произведениях Горького многочисленные обращения к музыке тесно спаяны с содержанием произведений. Все они могут быть поняты только в процессе целостного литературоведческого анализа. Т. Ливанова же, как нам кажется, просто соединяет их в один искусственный букет, попутно восторгаясь тем, как их много и как они хороши.

Нельзя не согласиться с одним из основных выводов исследования: «Музыка помогает раскрыть лучшее в облике человека, — пишет Т. Ливанова. — Этим целям чаще всего служит русская народная песня». Но, к сожалению, автор разбавляет этот верный вывод шаткими рассуждениями, иной раз уводящими очень далеко от основной темы. Так, например, желая показать, с каким вниманием относился Горький к народной песне, Т. Ливанова приводит следующую цитату:

«Песни еще раз убедили меня в том, что у нас развивается любопытный процесс: героика действительности вызывает к жизни лирику — свою противоположность. Но, видимо, существует ощущение неуместности словесных лирических излияний в наши суровые эпические дни. И вот создатели песен прибегают к своеобразному и довольно ловкому приему: они берут старые песенные мотивы и вставляют в лирическую мелодию нарочно искаженные, комические слова: "Что ты, девка, ночью бродишь, не боишься мертвецов?", или: "Своей русою косою трепетала по волнам", или:

И с шашкою в рукою,
И с винтовкою в другою
И с песней на губе.

Все эти и подобные нелепейшие слова как будто высмеивают лирику, но на самом деле таким приемом достигается то, что лирика остается в музыке» (соч. т. 17, стр. 212 ).

Вряд ли есть надобность доказывать, что в приведенном отрывке лирики чрезвычайно мало. Сомнительно, чтобы пародирование или насмешка над лирикой могли способствовать хотя бы косвенно, развитию лирического жанра. Для чего же автору книги понадобилось приводить именно этот остро дискуссионный пример? В другом случае автор оперирует явно случайным высказыванием Горького об одном из популярных сочинений композитора А. Верстовского: речь идет о характеристике писателем песни «В старину живали деды веселей своих внучат» из оперы «Аскольдова могила» как, якобы, кулацкой песни (соч. т. 27, стр. 376).

На странице 215 Т. Ливанова высказывает весьма справедливую мысль о том, что музыка чаще всего «подразумевается в произведениях Горького, она описывается, воссоздается, но ведь она не йотируется, и мы не можем с полной точностью сказать, как именно слышит ее писатель». Но автор, к сожалению, сам не придерживается этой верной мысли и часто пытается обнаружить некий музыкальный смысл в тех страницах горьковских произведений, где говорится не о музыке, а лишь о стихотворном тексте некоей песни, неизвестно как звучавшей. Это приводит к очень странным домыслам. Так, выкрики дурачка Антонушки («Дело Артамоновых») «Христос воскрисе, воскрисе! Кибитка потерял колесо...» рассматриваются Т. Ливановой чуть ли не как музыкальный лейтмотив повести. Этот повторяющийся стишок играет определенную психологическую роль в произведении, но связь его с музыкой очень сомнительна. Находить музыку там, где ее нет — к сожалению, очень свойственно автору.

Вопрос о музыкальных вкусах самого М. Горького, на наш взгляд, решается Т. Ливановой несколько упрощенно. По ее мнению, музыкальные симпатии писателя определяются теми названиями романсов, арий или инструментальных пьес, которые упоминаются в его произведениях, письмах, статьях, или которые исполнялись в присутствии Горького теми или иными артистами. В связи с этим автор даже выражает свое удивление, что ряд известных Горькому композиторов не назван в его работах. Но совершенно очевидно, что так изучать эстетические взгляды художника нельзя. Известно, что Горький не был «музыкальным писателем», подобно Э. Т. А. Гофману или Ромену Роллану. Разнообразные его музыкальные впечатления носили лишь эпизодический характер и были далеко недостаточны для формирования некоей цельной музыкально-эстетической платформы. В то же время многие отзывы автора книги о вкусах и музыкальных познаниях Горького приобретают какой-то снисходительно-покровительственный оттенок.

«Крепко ему запомнились песни Шумана», — читаем мы в книге. — «Из музыки Планкетта писатель особенно запомнил "Корневильские колокола"». Он «находил картинность и характерность в крепко запомнившемся «Тангейзере». Баха Горький, по мнению Т. Ливановой, воспринимал односторонне потому, что писал о «молитвах» и «вдохновенных фугах» этого композитора и не писал о других жанрах его творчества. Такие замечания автора книги опрощают и обесцвечивают личность самого писателя. Не менее четверти всей книги составляют цитаты из произведений Горького. За огромными массивами цитируемого материала трудно уловить ход исследовательской мысли автора. Хронологический принцип изложения приводит к тому, что в книге оказывается множество повторяю-

шихся суждений, цитат, выводов. Все это в свою очередь искусственно раздувает ее объем.

Возможно, что книга, представляющая собой, в сущности, обширный справочник, может сослужить неплохую службу для архива горьковедения. И все же нельзя не пожалеть, что труд о Горьком в 21,25 печатных листа с тиражом в 4500 экз. так мало может дать музыканту или литературоведу.

О. Леонтьева

*

Популярная книга о Чайковском

Популярную монографию Н. Владыкиной-Бачинской о Чайковском с интересом прочтут не только школьники, для которых она написана, но и взрослые любители музыки.

Биографические сведения изложены в книге живо, увлекательно, доходчиво. Особенно тепло и непосредственно написаны главы, посвященные детству и юности композитора. С каждой страницей проникаешься глубокой симпатией к этому необыкновенному человеку, попадаешь под обаяние его богатой натуры. Чайковский псказан в книге живым, мыслящим, остро чувствующим, а не хрестоматийным манекеном, изрекающим цитаты. Кстати сказать, цитат в книге сравнительно немного, и за редким исключением они органично входят в ткань повествования.

Автор знакомит юных читателей с исторической обстановкой, в которой жил и работал композитор, вводит их в музыкальную атмосферу того времени, характеризует крупных музыкальных деятелей (братья А. и Н. Рубинштейны, В. Одоевский, М. Балакирев и др.). О каждом из них сказано немного, но и двумя-тремя штрихами отдельные фигуры обрисованы живо, выпукло.

Самая сложная и ответственная часть книги — это рассказ о музыке; трудно, не прибегая к музыковедческой терминологии, раскрыть глубину и многообразие творчества великого композитора. Удалось ли это автору? К сожалению, далеко не во всем.

Из крупных сочинений Чайковского по непонятным причинам оказался «забытым» Скрипичный концерт. Мало сказано о камерной инструментальной музыке Чайковского. А жаль. Следовало бы привлечь интерес молодых читателей к этому еще недостаточно популярному у нас жанру.

Характеристики крупных сочинений весьма неоднородны. Так, подробно рассказав о всех частях Первой симфонии, автор слишком бегло, в общих фразах говорит о Шестой. А ведь речь идет о вершине симфонического творчества Чайковского!

Из двух оперных шедевров композитора больше повезло «Онегину». Правда, и в этой главе есть места (например, описание седьмой картины), где рассказ о музыке подменяется пересказом либретто.

Вовсе не раскрыты в книге музыкальные богатства «Пиковой дамы». Помимо темы любви и темы трех карт в опере есть еще многое, на что стоило бы обратить внимание. Приходится удивляться, что даже музыкальный образ Германа не получил должного освещения.

Совсем не «слышно» музыки в описании опер «Мазепа», «Чародейка», «Иоланта». Язык повествования становится здесь сухим, однообразным.

В книге много нотных примеров. Это — явление закономерное (с каждым днем у нас становится все больше людей, знающих нотную грамоту). Но, думается, что нотные примеры должны лишь дополнять, иллюстрировать авторскую мысль о музыке, а не подменять ее, как это произошло, например, в главе об опере «Иоланта», музыкальная характеристика которой, по существу, сведена к двум нотным примерам.

Уделяя слишком много места описанию второстепенных фактов, связанных с исполнением сочинений, а также пересказу оперных и балетных сюжетов, автор как будто проявляет недоверие к читателю, боясь, чтобы последний не заскучал. Между тем сама музыка Чайковского — это благодарнейший материал для увлекательного, яркого рассказа. Такого именно рассказа недостает книге Н. Владыкиной-Бачинской.

С. Борисова

*

Композиторы «Могучей кучки» о народной музыке

Систематизация высказываний композиторов-классиков о народной музыке — нужное, полезное дело. Этим определяется ценность изданной Музгизом брошюры, в которой собраны интересные эстетические суждения композиторов Могучей кучки. Выработанные ими критерии оценки народ-

_________

Н. Владыкина-Бачинская. П. И. Чайковский. Музгиз, 1957, тираж 20 000 экз., цена 3 р. 45 к.

Композиторы «Могучей кучки» о народной музыке. Музгиз, М., 1957 г. Составление, редакция, предисловие, комментарии Е. М. Гордеевой, стр. 245, тир. 72200, ц. 4 р. 60 к.

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

*

Популярная книга о Чайковском

*

Композиторы «Могучей кучки» о народной музыке

Содержание