Выпуск № 4 (233) | 1958 - страница 8

одна из наиболее напевных в опере. Но вместе с тем сама природа мелодизма органически лишена здесь песенной основы; в качестве ведущего приема развития использован характерный для Прокофьева повтор, иногда вариантный¹. Поэтому и в эстетическом воздействии на слушателя не участвуют такие важные, традиционные для русской оперы факторы, как песенность интонаций, распев красивой вокальной мелодии.

То же можно сказать даже о наиболее напевных и мелодически целостных эпизодах оперы (за исключением арии-песни Кутузова, резко отличающейся от всех других сольных эпизодов). Возьмем, например, два ариозо Наташи (картина у старика Болконского); своей кантиленностыо они драматургически выделяют образ во всей третьей картине. Первое ариозо радости и надежды (ля бемоль мажор) представляет собой двукратное повторение в голосе лейтмотива «весеннего обновления». Второе — ариозо отчаяния (ре мажор) приближается к куплетно-вариационной форме, в которой тема дважды проходит в развернутом виде; после небольшого «отстранения» основного материала она в заключение вновь проводится в оркестровом отыгрыше.

Тема (и общая форма) ре-мажорного ариозо Наташи в наибольшей степени вокально развернута². Однако уже в шестом такте наступает кульминация периода — с отклонением в шестую мажорную ступень. Этот тонкий прием воплощает ощутимый сдвиг в душевном состоянии Наташи — переход к новой, еще более высокой фазе горечи и отчаяния... При втором проведении темы период повторяется на секунду выше — в ми бемоль мажоре.

Таков один из наиболее песенных и потому наиболее целостных, эстетически совершенных эпизодов оперы. Характерно, что когда в сцене у Ахросимовой Наташа вновь переживает чувство отчаяния, вызванное совсем другими обстоятельствами, в ее партии повторяется материал того же ариозо, в той же тональности. Подобных повторений в операх Прокофьева довольно много: тема любви Андрея и Наташи вновь «всплывает» в партии Пьера (седьмая картина); любовные сцены трех пар в саду Ткаченко («Семен Котко») построены на повторяющейся ля-бемоль мажорной теме любви.

Для Прокофьева всегда было важно обобщить в какой-то теме или мотиве характерное эмоциональное состояние. Этот мотив обычно не получает интонационного развития, представляя собой как бы отграниченный фрагмент нежной (или страшной, или просветленной) музыки. Он может быть передан и другому действующему лицу при возникновении сходного эмоционального состояния — вне зависимости от того, какими драматургическими обстоятельствами вызвано данное состояние.

В большинстве случаев подобного рода лейтмотивы у Прокофьева имеют инструментальное происхождение. Исключений немного. К ним относятся прежде всего две проникновенно-торжественные песенные темы любви, развертывающиеся в простом, неторопливом, мечтательном движении: ми-бемоль-мажорная тема «весеннего обновления» в «Войне и мире» и ля-бемоль-мажорная тема любви в «Семене Котко».

В темпе мечтательного раздумья построен и один из самых вдохновенных лейтмотивов Прокофьева — тема Наташи. Слегка альтерированный до мажор в высоком регистре придает особую мягкость, хрупкость мечтательному девическому образу; проникновенностью своего звучания эта мелодия, пожалуй, не уступает теме Татьяны в «Онегине» Чайковско-

_________

¹ Так, фраза «Но я скажу тебе» повторяется в одинаковой интонационной формуле трижды, реплика «Убивать и идти на смерть» дважды.

² Характер этой мелодии-жалобы с нисходящими хроматизмами сродни известной теме страдающей Снегурочки («Пригожий Лель»...).

го. Остается пожалеть, что даже такой характер мелодии не повлек за собой ее вокального распева: автор лишь повторяет ее (иногда с незначительными дополнениями), по существу избегая широкого развития.

Создавая лаконичные инструментальные мотивы, Прокофьев достигает порой очень яркого реалистического эффекта. Таков мотив войны («Черный дым...») с его тяжелой, грузной поступью, или бойкий мотив сестренки Семена, Фроськи, основанный на легкой, словно прыгающей ритмике. Иногда короткие мотивы-попевки многократно повторяются с одним и тем же текстом (вспомним «Взаимно», «И с тем досвиданьичка» в «Котко»), Выразительные речевые мотивы-реплики присутствуют и в партиях Сони Ткаченко, гусара Долохова, старика Болконского (у последнего своеобразно сочетаются интонации шутовства и причета).

Повторение постоянных попевок в вокальной партии и создает характерный, неповторимый говор многих оперных персонажей Прокофьева. И в том случае, когда они имеют своей основой речевые интонации, реалистический эффект их несомненен. В других же случаях автор обращается к чисто инструментальным интонациям, которые нередко приобретают в вокальной партии характер «общих форм движения» (Эллен, Денисов, во многом Пьер Безухов).

То же относится и к оркестровым темам-характеристикам: наряду с очень меткими, точными порой встречаются и маловыразительные темы, не опирающиеся на объективные, жизненные принципы музыкального обобщения, на принципы народного музыкального мышления — и прежде всего приемы вокального распева. Отсюда и их нарочитый музыкальный аскетизм, намеренная «невокальность».

Увлечение краткими, чисто внешними характеристиками иногда приводило автора «Семена Котко» к прямым драматургическим просчетам. Ведь известно, что даже очень яркая, лаконичная «находка» в вокальной партии или оркестровой характеристике далеко не всегда может претендовать на художественное обобщение образа. Вспомним Платона Каратаева в опере «Война и мир». Да, его «Не тужи, соколик» — одна из удачных находок Прокофьева. Но разве может одна, хотя бы и точно найденная типическая фраза обобщить сущность столь глубоко своеобразного философского образа?

Стремление автора к максимальной лаконичности образов, видимо, было причиной излишне скупого использования национального мелоса в музыкальном языке некоторых оперных героев Прокофьева. Национальна ли опера «Семен Котко»? Да, в ней есть определенные национальные элементы: взятый из катаевской повести сочный русско-украинский говор героев, типично «южная» женская речитативная скороговорка, несколько украинских песенных оборотов¹. Но этим, пожалуй, и ограничивается круг музыкальных приемов, призванных подчеркнуть украинский колорит оперы. В значительной же части музыки «Семена Котко» явно недостает характерной украинской кантилены, глубокого, насыщенного мелодического дыхания. Даже народные хоры в прокофьевских операх теряют в своем национальном качестве, основываясь подчас лишь на повторении инструментальных лейтмотивов (тема войны, тема Кутузова) или на искусственно стилизованных темах короткого дыхания (крестьянские хоры в «Семене Котко»).

Сам композитор в одной из своих статей как-то указывал, что, стремясь избежать статики, сценической неподвижности хоровых эпизодов, он «старался наложить поверх хора какую-нибудь сцену». Порой это недове-

_________

¹ В ариозо Фроси «И шумит и гудит», в величальном хоре «Рано-раненько» и порожденной им теме любви, в отдельных фразах траурного хора.

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Содержание