САТИРИКОН
МИШКА, ГДЕ ТВОЯ УЛЫБКА
(Фельетон)
Мое первое знакомство с Мишкой произошло в московском троллейбусе. На остановке через переднюю дверь ввалилось двое сильно подвыпивших молодых людей. Один из них крепко сжимал в объятиях гитару. Они непринужденно раскинулись на местах для детей и инвалидов, гитарист яростно рванул струны, и оба взревели рыдающими голосами:
Мишка, д’Мишка, где твоя ул-лыбка,
Полная заддора и огня?
Самая ннелепая аш-шибка —
То, что ты уходишь от меня!
Они повторяли каждый куплет по два раза, — так сказать, в двух исполнительских вариантах. Сперва, обливаясь горючими слезами, целиком становились на сторону мишкиной подруги, которая с ним «неловко пошутила» и ужасно в этом раскаивается. А затем выступали уже как идейные союзники уходящего Мишки — бодро, залихватски, с многозначительными, игривыми подмигиваниями: дескать, так ей и надо, — плюнь, уходи и срочно подавай в «Вечернюю Москву» объявление о разводе.
Я не выдержал и тяжело вздохнул:
— Да... Вот тебе стансы, вот тебе и романсы!
Гитарист, у которого оказался необыкновенно чуткий музыкальный слух, обернулся в мою сторону и сказал угрожающе:
— Не любишь?
А его спутник добавил, презрительно скривив рот:
— Тоже! Шляпу надел и воображает... Да ну его к шуту, давай дальше:
Мишка-Мишка, ты вернешься, Мишка,
Поз-забудешь ты о шутке злой!
Ехавший вместе со мною мой приятель композитор Абажуров захихикал и сказал:
— Ну, кажется, на нашу долю выпал редкий счастливый случай: очевидно, мы в первый и последний раз присутствовали при публичном исполнении вполне самобытной доморощенной халтуры.
Как он жестоко ошибся!
*
Начальные сведения о головокружительной карьере Мишки стали поступать прежде всего с периферии. За невероятно короткий срок он оседлал радиоузлы дальних поездов и пошел гулять по курортам союзного значения. А затем... самым неожиданным образом, походя, но необычайно активно вмешался в мою личную жизнь.
Я проводил отпуск в маленьком уединенном доме отдыха на Черноморском побережье. И там мы встретились... Нет, речь идет пока еще не о Мишке, а о ней. Она была прелестна, обворожительна. Я полюбил ее. И мое чувство не оставалось безответным.
Однажды мы сидели на берегу, любуясь вечерними красками моря, и строили планы на будущее — безусловно совместное и безусловно счастливое. Вдруг она резко подняла свою головку, покоившуюся на моем плече, и сказала:
— Подожди... Ты слышишь?
Я неохотно прислушался. Вдали, на танцовальной площадке дома отдыха включили репродуктор, и он вкрадчиво рокотал мужским голосом:
Ты весь день сегодня ходишь дутый.
Даже глаз не хочешь поднимать.
Мишка, в эту грустную минуту
Как тебе мне хочется сказать...
— Идем скорее! — воскликнула, задыхаясь, моя подруга. — Господи, какое счастье, — наш культурник раздобыл Мишку!
С этого дня ее словно подменили. Она бредила Мишкой, она часу не могла прожить без него. Наконец, я не вытерпел и кротко сказал ей:
— Милая, ну чем ты так восторгаешь-
ся? Это же типичная дешевка, суррогат настоящих чувств!
Она смерила меня ледяным взглядом и отрезала:
— От гурмана слышу. Ты — гурман!
— Какой такой Гурман?
— Обыкновенный. Который от всего нос воротит.
— Ах, ты хочешь сказать гурман?
— Пожалуйста, не придирайся к ударениям. Это дела не меняет.
Заметив мое искреннее огорчение, она смягчилась и нежно проворковала мне на ухо: «Мишка, Мишка, где твоя улыбка?»
Да, — увы! — у бедняжки был определенно неважный вкус. И я решил, что после отпуска основательно займусь ее перевоспитанием.
*
10 сентября. Перевоспитание началось. Принес ей кучу великолепных пластинок — Шаляпина, Карузо, Обухову и т. д. Покорно прослушав, она зевнула во весь рот и сказала: «Тоска зеленая!» Потом стала меня горько упрекать: вон Кока Пузиков из-под земли достал Мишку для своей невесты. Вот это любовь! Не то, что некоторые... Ее прекрасные глаза были полны слез.
12 сентября. В перевоспитании пришлось сделать антракт. Два дня бегал по магазинам грампластинок. Наконец, удалось напасть на след. Оказывается, Мишкой торгуют только некоторые писчебумажные магазины московского торга местной розницы, и там по этому случаю происходит ужасающая давка. Выпускает же его на белый свет московская фабрика «Пластмасс» Министерства местной промышленности РСФСР. Как видно, ценители искусства из местной промышленности сие одобряют, а ревнители искусства из Министерства культуры не возражают.
Знакомый продавец объяснил мне: на сегодняшний день эту остро дефицитную продукцию уже расхватали, но в ближайшее время ожидается новое пополнение. Он пообещал отложить для меня один экземпляр и прибавил, умоляюще складывая руки:
— Только, ради бога, не вздумайте писать про Мишку что-нибудь такое-эдакое. Вы сорвете нам план!
15 сентября. Она переходит в контрнаступление и пытается перевоспитать меня. Вчера весь вечер крутила «Журавлей» — перелицовку Лещенки, приторную, сентиментальную патоку, которую выпускает та же фабрика «Пластмасс». Крутила и томно приговаривала: «Вот это — да! Законно!»
Расстались холодновато.
20 сентября. Повел ее в Колонный зал. Известные вокалисты исполняли лучшие песни советских композиторов. Я смотрел на ее профиль камеи, стараясь уловить хоть какое-нибудь движение чувств. Но только один раз дрогнули прекрасные черты, выражавшие непобедимую скуку. Когда знаменитого народного артиста, заключавшего программу, стали вызывать на «бис», она сложила рупором свои розовые ручки и закричала пронзительно: «Ми-и-ишку!»
1 октября. Явившись на очередное свидание, застал ее полулежащей на тахте, в позе блаженной неги. На патефоне крутился какой-то рентгеновский снимок, и гнусавый голос бойко выводил:
Давай по-русски, по-петербургски,
Эге-ге-гей, ямщик! Пошел!
Сначала тройка, потом попойка,
И эт-та оччень хар-рашо!
— Что за гадость такая? — спросил я с удивлением.
Она счастливо улыбнулась:
— Много ты понимаешь! Это же настоящий Лещенко!!!
— М-да... И откуда же, интересно, такое благоприобретение?
Она посмотрела ясными глазами и сказала:
— Чертовски повезло! Я его обменяла у Зюзи Кукиной на всю эту классическую дребедень, которую ты мне оставил...
*
Знакомый продавец позвонил мне через три недели. И вот я держу в руках новенькую блестящую пластинку, на которой бледно-золотыми буквами написано: «Мишка. — Муз. В. Нечаева, сл. Ю. Титова. — П. Рудаков. — Орк. п/у А. Бадхена»...
Что ж? Пошлю ей, вместе с теплым, дружеским письмом. Не знаю, насколько продуман и окончателен мишкин сердцещипательный уход, но что касается меня, то я безусловно не вернусь. Ни за какие коврижки!
М. Львов
-
Содержание
-
Увеличить
-
Как книга
-
Как текст
-
Сетка
Содержание
- Творчество молодых композиторов Москвы 5
- Чутко и бережно воспитывать молодежь 20
- К спорам о наследстве 23
- Мысли на отдыхе 34
- Искусство — провозвестник возвышенных чувств 44
- Музыка должна быть мелодичной и простой 45
- Содержательность и мастерство 46
- Лучше знать друг друга, теснее общаться 46
- Возвращение к национальному характеру 49
- В творческих исканиях 49
- Три направления 50
- Несколько мыслей 51
- Музыка — средство общения между людьми 52
- Космополитизм препятствует развитию национальной музыки 53
- Смелее дерзать, горячей спорить 54
- Взаимопонимание — основа сотрудничества 55
- Новая литовская опера «Пиленай» 57
- «Свадьба Фигаро» на сцене оперной студии 61
- Оперетта — как она есть 63
- Переписка В. Стасова и С. Ляпунова 77
- По Уралу и Сибири 87
- На Смоленщине 92
- Молодой музыкант выходит в жизнь 98
- Оркестр Всесоюзного радио 101
- Из концертных залов 105
- Продолжаем разговор о музыкальном воспитании 120
- Отчеты… и факты 124
- Пестрые страницы 127
- Проблема национальной формы в китайской музыке 133
- Варшавская музыкальная осень 139
- Конкурс квартетной музыки 145
- Краткие сообщения 146
- Новая книга о Римском-Корсакове 147
- Балеты Чайковского 153
- Интересная работа о русско-немецких музыкальных связях 155
- Сатирикон 157
- Хроника 161