Выпуск № 2 | 1956 (207)

ку перламутра, то бронзовое колечко. Его сосед, Михаил Юсипчук, наносил на тарелку рисунок, тонким скальпелем вырезал на дереве затейливые узоры. Николай Кабин большими, но, наверно, очень чуткими пальцами вставлял бисеринки в крышку прямоугольной шкатулки.

Певцы умолкли. В комнату вошел полнолицый, средних лет человек. Он снял соломенную шляпу, вытер пот со лба и громко поздоровался.

— А, Феодосий Иванович! — послышалось со всех сторон. В этих дружеских возгласах чувствовалось уважение и большая симпатия к вошедшему. Обойдя всех и предупредив, что вечером репетиция хора, человек в соломенной шляпе вышел из комнаты.

Мы познакомились с Феодосием Ивановичем Пидлисным — руководителем объединенного хора артелей «Гуцульщина» и имени Шевченко. Он охотно рассказал нам творческую биографию талантливого коллектива художественной самодеятельности.

Осенью 1948 года в конторе артели собралось несколько человек. Юлиан Николаевич Цымбалистый, работник «Гуцульщины», взялся руководить хоровым кружком. Участвовать в хоре выразили желание Михаил Вернадский, Роман Боечко, Николай Кабин и другие. Сначала пели украинские песни, потом начали разучивать русские, песни народов СССР, хоровые произведения советских композиторов.

На первый концерт хора собралось много слушателей. Они горячо аплодировали хору, а когда певцы затянули коломыйку:

Гей, у каждого отрадно
Да на сердце стало.
Это солнце из Кремля
Всем нам засияло.

— все собравшиеся подхватили последние две строчки, и песня вырвалась из окон на улицу, понеслась над городом.

Это кое-кому не понравилось. После концерта в комнате, где самодеятельные артисты наряжались в гуцульские костюмы, была найдена анонимная записка. Неизвестные лица, угрожая расправой, требовали прекратить выступления и распустить хор. В те годы в Прикарпатье, как и в других западных областях Украины, успешно шла коллективизация; кулачье, чуя свою гибель, старалось всеми способами помешать социалистическим преобразованиям.

Для хористов стало небезопасным возвращаться с репетиций в вечернее время. Однажды бандиты чуть не избили Михаила Бернадского. Хор стал собираться на спевку в обеденный час. Концерты не прекращались.

Вскоре при хоре была создана группа народных инструментов. В нее вошли скрипач Михаил Ясельский, цымбалисты и сопилкари Николай и Юрий Блищуки, Василий Богданюк. Выступив в 1949 году на областной олимпиаде художественной самодеятельности, хор завоевал первое место и получил в награду библиотеку стоимостью в десять тысяч рублей.

О хоре заговорили в Станиславе; во Львове. Вскоре руководителя кружка Цымбалистого пригласили петь в капеллу «Трембита». А из «Трембиты» в Косов приехал Феодосий Пидлисный. Под его руководством хор добился новых успехов. На республиканской олимпиаде художественной самодеятельности в Киеве коллектив занял третье место и получил в награду пианино. Оно стоит в районном Доме культуры.

А потом мужской хор «Гуцульщины» объединился с женским хором артели имени Шевченко. Поначалу некоторые противились объединению. Особенно сетовал Бернадский:

М. Бернадский

Рис. худ. А. Костомолоцкого

— Пропадет наш хор, — говорил он, — поверьте моему слову. Разве с ними сладишь...

А сейчас Бернадский без «них» — без женских голосов — и не представляет себе любимого коллектива.

В минувшем году хор успешно выступил на республиканском смотре художественной самодеятельности в Киеве, посвященном трехсотлетию воссоединения Украины с Россией. Почти все участники певческого коллектива были награждены почетными грамотами, денежными премиями, часами. Особенно большой успех выпал на долю простого гуцула из Косова Михаила Бернадского.

Край советский — Верховина,
Высокие горы, 
Ой, какие нам открыты
Светлые просторы.
(Песня «Новая Верховика»)

Мы встретили Михаила Бернадского в воскресный день в косовском районном культмаге. Плотный, невысокого роста, с сильными руками, он выглядел крепышом владно сшитом киптаре, из-под которого выглядывал широкий, окованный серебром пояс. Гуцулы всегда по воскресеньям одеваются празднично. Рядом с Вернадским стоял сын его, Володя, мальчик лет одиннадцати.

— А ну, покажите вон тот баян, — обратился Вернадский к продавцу. — Он, кажется, поменьше. Понимаете, какой баян ни присмотрим, все великоват для сына — едва чуб из-за мехов выглядывает...

Разговор завязался сам собой. Михаил Михайлович пригласил нас к себе в гости. И вот мы сидим в просторной, увешанной цветастыми гуцульскими коврами комнате.

— Вот это ковер «гуцул», а это — «граничник». Есть еще у нас ковер «виноград», — рассказывает хозяин. — Я ведь не только по резьбе работаю, я и ковры делать умею.

Лицо его расплывается в улыбке, легкие морщинки весело бегут по лицу.

— Мне пришлось пойти работать сызмала, — говорит Михаил Михайлович. — Потеряв в детстве отца, я стал помогать матери. Она батрачила у богатых людей, а я учился ткать ковры. Школу я не кончил, пришлось уйти: нечем было платить за учение. В пятнадцать лет я уже работал на фабрике. Трудно было. Из-за малого роста я не доставал до станка, приходилось ставить под ноги скамейку. Работали мы по двенадцать-четырнадцать часов в сутки.

Тяжело было жить, но мы не унывали. Верили мы, что придут с востока наши единокровные братья и принесут нам свободу. Вечерами фабричная молодежь собиралась на берегу Рыбницы, пели мы там украинские песни. Однажды после такого импровизированного концерта ко мне подошел хорошо одетый мужчина, приехавший к нам на курорт из Варшавы, и сказал, что у меня прекрасный голос. Он посоветовал мне поступить в консерваторию. Долго думали мы с матерью, где бы взять денег на учебу, но так ничего и не придумали. Сыну бедняка в те годы не приходилось даже мечтать о консерватории. Так и остался я работать у фабриканта Фукса...

Ковроделие давало скудный заработок, и я решил учиться резьбе по дереву. Смотрел, как работают старые мастера, перенимал их опыт. Резьбой у нас на Гуцульщине занимаются давно, из поколения в поколение передаются секреты лучших резчиков. Мало-помалу и я стал владеть этими «секретами».

И вот пришла золотая осень 1939 года. Со слезами радости встречали мы Советскую Армию-освободительницу. Как только организовалась артель «Гуцульщина», я сразу поступил туда на работу. Трудился на совесть, немало людей обучил резьбе. В 1947 году меня и моих товарищей Николая Кишука, Владимира Гавриша, Андрея Кошака, Василия Кабина, Николая Тымкива приняли в Союз советских художников.

  • Содержание
  • Увеличить
  • Как книга
  • Как текст
  • Сетка

Содержание

Личный кабинет