Накануне спектакля в газете «Московские ведомости» была напечатана сенсационная заметка: «Судебная хроника также доставила материал для оперетки, вроде оффенбаховских: "Богатыри". Это, как сказывают, сценический резюме процесса за богатырский подвиг нескольких современных героев в каком-то ресторане в окрестностях Москвы».¹

Это сообщение, как увидим дальше, вызвало своеобразный интерес к предстоящему спектаклю.

После первого представления, 6 ноября, в московских и петербургских газетах появились разновременно три известных нам печатных отзыва о спектакле. Наиболее подробный отчет появился в московской газете «Русские ведомости»², который начинался так:

«Ноября 6-го, в бенефис режиссера русской оперы, шла опера-фарс Богатыри. Наша публика вообще падка на все новое, и в первое представление зала театра была довольно полна. Этому стечению публики содействовала не мало молва, будто содержание оперы-фарса заимствовано из драмы-фарса, разыгранного прошлой зимой в каком-то загородном ресторане: всякий скандал, в действительности ли он происходит или на сцене представляется, действует увлекательно на большинство. Автор фарса Богатыри придумал, однако, хотя и действительно литературный и сценический скандал, но не тот, которого ожидала публика,— скандал сверх всякого ожидания... Богатыри и не опера, и не фарс. В опере есть музыка в известной определенной форме; в фарсе есть остроумие, веселость; в Богатырях нет ни того, ни другого. Нельзя же назвать оперой бестолковый сброд нескольких мотивов или придуманных, или чужих, изувеченных, не слаженных в одну общую музыкальную идею, как нельзя придать названия даже фарса живым картинам без общей связи, без последовательности, даже без содержания...»

Далее излагалось довольно подробно содержание «Богатырей» с попутной критикой либретто, причем ничего не говорилось о музыке и исполнении пьесы на сцене.

Два других отзыва были более кратки. Автор одного из них, некий «С. П.», московский корреспондент петербургской газеты «Голос»³ считал, что «представление "Богатырей" поставило публику в недоумение: подобного вздора давно не было на нашей сцене»; он считал, что «невыносимо скучно было слушать всю эту белиберду, в которую вклеили какие-то политические замечания», отмечал, что на спектакле «публика шикала очень единодушно», а по поводу музыки и исполнения сообщал только следующее: «музыка набрана из всяких опер, как сказано в афише, не знаю, почему к оперным мотивам причислили и общий гвардейский марш, под звуки которого очень эффектно и типично маршировал г. Константинов, изображавший Анику-воина. Г-жа Щецина была очень мила и естественна в роли Задиры». В конце своей заметки этот корреспондент «Голоса» также сообщал, что «многие почему-то ожидали от "Богатырей" представления на сцене одной общеизвестной скандальнай истории в загородном подмосковном трактире и потому были очень разочарованы представлением совершенно иного рода».

Другой рецензент московской воскресной газеты «Современная летопись»⁴, С. Яковлев, высказался о «Богатырях» не менее резко, отмечая в своей заметке «богатырское шиканье публики», «скуку и пошлость представления», отсутствие содержания в пьесе, «бедность фантазии» ее автора, заимствование музыки для всего второго акта из оффенбаховской «Прекрасной Елены», с полным замаскированием этого заимствования благодаря изменениям текста. Так же как и два других рецензента, он упоминал об отсутствии в «Богатырях» какого-либо «намека на один скандал, наделавший в Москве много шуму весьма недавно и разоблачение которого многие надеялись найти в этой пьесе благодаря предупредительной молве», негодовал на то, что в пьесу введены ради смеха «неблаговидные» и «оскорбительные для всякого русского политические остроты», а об исполнении оперы умышленно не сказал «ни слова», высказывая пожелание, чтобы впредь режиссеры не ставили в такое затруднительное положение артистов режиссируемой ими труппы».

Очень характерно, что во всех цитированных отзывах почти ничего не говорится о музыке оперы-фарса и музыкальной стороне исполнения. Это несомненно свидетельствует о том. что современная критика, отметив некоторые слабые стороны либретто, не смогла разобраться и оценить все тонкости музыкального юмора Бородина и его необычную для того времени музыкальную сатиру-пародию на мотивы из известных и популярных в ту эпоху опер и оперетт, а потому и не могла дать оценку музыкальной стороне исполнения, — несмотря на участие в спектакле многих талантливых исполнителей, как например известных актеров на комические роли: В. И. Живокини, С. П. Акимовой, Н. М. Никифорова, К. Н. Константинова-де-Лазари; оперных певцов, выделявшихся удачным исполнением русских песен — М. П. Владиславлева или Е. А. Воронского, и молодых актрис, начинавших в то время свою артистическую деятельность, выделившихся впоследствии своею талантливостью — 3. Д. Кронеберг, М. П. Мухиной, Е. П. Нелюбовой, Щепиной.

Неуспех премьеры «Богатырей» у публики и критики предрешил их дальнейшую судьбу. После первого представления и несостоявшегося второго, назначенного в бенифис хора 8 ноября 1867 г. и отмененного по случаю болезни певца М. П. Владиславлева, пьеса была совершенно снята с репертуара и больше на сцене не возобновлялась.

На первое представление своей оперы-фарса Бородин не поехал, предполагая приехать послушать ее в Москву «на святках». Но этому не суждено было произойти из-за неуспеха первого представления оперы и снятия ее с репертуара.

_________

¹ См. газету «Московские ведомости», 1867 г., № 243, от 5 ноября.

² См. «Русские ведомости», 1867 г., № 132, от 11 ноября, отдел «Московские заметки».

³ См. газету «Голос», 1867 г., № 315 от 14 ноября, отд. «Московская жизнь».

⁴ См. «Современную летопись» (воскресное прибавление к газете «Московские ведомости»), 1867 г., № 42 от 19 ноября, отд. «Записки театрала».

⁵ См. газ. «Голос», 1867 г., № 315 от 14 ноября отд. «Московская жизнь». Вероятно, пьеса с написанной к ней музыкой все-таки нравилась исполнителям, раз она была выбрана для бенефиса хора.

Мы знаем, что Бородин очень интересовался исходом первого исполнения. «Нечего и говорить о том, что мне интересно узнать о постановке и успехе первого представления и генеральных репетиций» — писал он режиссеру Савицкому. Но как он реагировал на неуспех премьеры «Богатырей» — мы не знаем. Впоследствии, когда первое впечатление от известий о неудаче спектакля сгладилось, он стал смотреть на свою оперу-фарс по-видимому только как на шутку, не заслуживающую внимания; при жизни он не рассказывал о ней никому из своих музыкальных друзей и не показывал им ее партитуры. Не говорил он ничего о «Богатырях» и Н. А. Римскому-Корсакову, с которым часто советовался о многих деталях при сочинении как своей 2-й симфонии, так и оперы «Князь Игорь», Николай Андреевич узнал об этом сочинении только в 1894 г., спустя 7 лет после смерти Бородина, да и то только тогда, когда В. А. Крылов, сделавшись с 1893 г. начальником репертуарной части петербургских казенных театров, задумал было возобновить «Богатырей» на сцене с музыкой Бородина, выписал в Петербург из Москвы нотный материал¹ и обратился по этому поводу за советом к Н. А. Римскому-Корсакову. По рассказу А. К. Глазунова, сообщенному им Б. В. Асафьеву, Римский-Корсаков «не одобрил этой музыки», так как был «человек серьезный и много шуток не любил», и отнесся к ней слишком строго, хотя признал, но воспоминаниям В. В. Ястребцева², «местами довольно остроумной». Этим неодобрением, вероятно, и объясняется то, что «Богатыри» не были возобновлены на сцене петербургских казенных театров.

Переходя к изложению фактов из истории создания «Богатырей», мы должны признать, что в этом отношении мы располагаем сравнительно небольшими сведениями.

Прежде всего несколько слов о тексте либретто. Сохранилось два его списка: один чистовой экземпляр, представлявшийся в цензуру, с цензурными пометками, другой, неполный, — черновой. Текст чистового экземпляра во многом отличается от чернового не только в отношении стилистических поправок и всяческого сглаживания слога, но и содержания. Текст либретто был написан В. Крыловым до 18 мая 1867 г. На это указывает дата цензурного разрешения пьесы к представлению: «К представлению дозволено. Цензор драматических сочинений действ. ст. сов. Фридберг. 18 мая 1867 г. Петербург». Любопытно отметить, что в тексте либретто совсем почти не имеется никаких цензурных исправлений. Этот факт свидетельствует о том, что В. Крылов уже в те годы был хорошо осведомлен о требованиях цензуры и, несмотря на злободневность и известную остроту своих выпадов против существующих порядков и намеков на современные политические события, изложил все эти остроты в допускаемых на сцене цензурой выражениях и соблюл меру в их резкости. Единственным исправленным цензурой словом была вымышленная фамилия Длинноруков которая могла служить намеком на фамилию тогдашнего московского генерал-губернатора князя В. А. Долгорукова.

Мы не можем в настоящее время установить в целом, какое участие принимал Бородин в разработке сюжета «Богатырей» и в сочинении текста либретто, но знаем, что он давал советы драматургу в разработке некоторых деталей пьесы. Это подтверждается письмом композитора к режиссеру Савицкому, где он упоминает про «дурацкий спич», текст которого предлагает написать В. А. Крылову для роли Густомысла: «Тут можно отлично пародировать спичи, которые у нас говорят при торжественных оказиях, надобно только Виктору Александровичу написать текст; это выйдет у Живокини ужасно смешно», и далее, в post scriptum’e к письму, еще раз добавляет: «Пусть он напишет маленький спич Густомыслу, это выйдет умора». Кроме, того, при детальном сличении существующего в двух упоминавшихся списках либретто с словесным текстом, вписанным рукой Бородина в оркестровую партитуру, мы заметили много разночтений, свидетельствующих о том, что композитор, при сочинении своей музыки или приспособлении к уже готовой, чужой, с очень измененным вокальным текстом, вносил в него различные изменения и поправки, тем самым как бы участвуя в его сочинении.

По-видимому, Крылов еще до сдачи чистового экземпляра пьесы в цензуру заручился согласием режиссера Н. П. Савицкого на постановку «Богатырей» в его бенефис на сцене Большого театра в Москве и сговорился с Бородиным о том, что он напишет для этой постановки оригинальную музыку к имеющимся в пьесе стихотворным куплетам и к отдельным сценам. Возможно, что он дал Бородину для этой цели свой черновой экземпляр пьесы, так как текст, использованный для музыки, ближе всего подходит к тексту именно этого экземпляра.

Музыка была первоначально задумана в значительно большем объеме, чем это оказалось впоследствии. К сочинению ее в виде наброска или эскиза Бородин приступил, по-видимому, когда наступили летние каникулы, и он вместе с женой переехал в Москву, где провел все лето 1867 г. живя на квартире своей тещи, Е. А. Протопоповой в здании Голицынской больницы за Москвой-рекой на Калужской улице (в левом флигеле, в первом этаже).²

В середине лета у него была уже сочинена и записана музыка для первых двух картин «Богатырей». Это следует из письма композитора к В. Крылову, без даты, отнесенного редактором полного собрания писем А. П. Бородина к концу августа или началу сентября 1867 г. По нашему же мнению, оно написано скорее в начале июля

________

¹ См. хранившееся в архиве конторы Большого театра в Москве «Дело конторы имп. московских театров 1893 г., № 1. Отсылка в С. Петербург пьес и нот и высылка оттуда таковых». (Бумага СПБ конторы имп. театров от 20 сент. 1893 г., № 1794 и ответная бумага Московской конторы от 25 сент. 1893 г., № 1887, с ведомостью посылаемых в Петербург нот, в том числе и оркестровой партитуры и 35 оркестровых голосов «Богатырей»).

² См. В. В. Ястребцев, «Мои воспоминания о Н. А. Римском-Корсакове», вып. 1, изд. «Русск. муз. газ.» за 1915 г. и отд. изд. 1917 г. Дневниковая запись от 3 ноября 1894 г.

³ См. письмо Бородина к М. А. Балакиреву из Москвы 26–27 июня 1867 г. и примечания к нему в издании «Полного собрания писем А. П. Бородина» под ред. С. Дианина, стр. 95 и 345.