Выпуск № 1 (326) | 1966 - страница 25

ния несколько нескромны. Они давно вышли из первобытных рамок нашей духовной действительности и зареяли во владениях великих идей, которые занимают мир и держат в беспокойстве дух. Не знаю, Родопы ли воспитали меня в этом духе, книги ли, читанные в детские годы о детстве великих людей, революционное движение ли, Микеланджело ли, Чернышевский ли, Достоевский ли, Московский ли Художественный театр, музыка ли — не знаю?! <...> Истина, однако, в том, что все эти факторы воспитали меня в духе несколько более сложных требований к жизни и ее смыслу по сравнению с требованиями самого обыкновенного удовлетворения и осуществления нашего «я». Виноват ли я, брат¹, в том, что еще сызмала голова моя полнится беспокойными желаниями и мечтами? Виноват ли я в том, что с широко раскрытыми устами и ушами, со светящимися огнем глазами смотрел на вас, тебя и Колю Дамянова² , когда вы спорили о роли религии в современном капиталистическом обществе <...> Виноват ли я, что с той же жаждой и страстью уже студентом в Софии слушал в продолжение трех лет богатые в литературном, критическом, историческом, марксистском отношении лекции и доклады энтузиаста-энциклопедиста Георгия Бакалова?³

Виноват ли я, что бывал опьянен безмолвным величием природы, ее тихой музыкой, ее бурями?.. Нет, не виноват я! Это моя кровь. Это моя натура! Это, если хочешь, и время, которое нас воспитало такими.

Ваш брат Митко

16 октября 1925 года
Антверпен

Дорогие родители!

Пишу вам из моего «рабочего ателье» — дощатого барака с двумя окнами, широкой дощатой лавкой, динамонасосом в 500 вольт, регулятором и всякими техническими принадлежностями к нему. В это утро начал работу в 6 часов — вследствие повреждения насоса надо было усиленно работать целый час, чтобы снова привести его в движение. Сейчас он продолжает свой монотонный ход, а я отдыхаю. Стола нет. Обломок доски, положенный на колени, его заменяет. Как видите, ваш сын начинает кое-что разбирать в механике. Даже здесь перед властями его обозначают как механика...

Всегда на моей лавке находятся шедевры французской класики или книги о музыке. И так я осуществляю идеал будущего рабочего, который одновременно будет и интеллигентом и обратно: всякий интеллигент — рабочим. Мне так хорошо в моем бараке. Снаружи идет дождь. В грязи и под дождем бедные братья рабочие долбят твердь для громаднейших океанских движущихся чудовищ. Я так же, как и они, в грязь, и в дождь, и в мороз работал. И мне больно за них — бедных братьев рабочих и за их горькую участь. Когда дождь усиливается, они заходят в мой барак под укрытие. Я им уступаю свое место на лавке, чтобы они отдохнули. Они трогательны, простоваты, здоровы и сильны — они творцы земных благ. Но их жизнь так тяжела, скотская жизнь, тупая, невыносимая, нищая, и заблуждения их так велики, что еще далеко, очень далеко до их окончательного освобождения. <...>

Итог: я нашел самого себя. Это самое крупное событие в моей жизни. В Болгарии я блуждал, искал себя. Делал в одно и то же время много дел и ничего не делал. Знал много — и ничего не знал. Сейчас знаю,

_________

¹ Д. Гачев мысленно обращается к погибшему брату.

² Николай Дамянов — соученик Георгия Гачева.

³ Георгий Бакалов (1873–1939) — болгарский коммунист, известный литературовед, публицист, историк.

что могу делать и чего не могу делать. А это стало возможным благодаря усвоению французского языка, который раскрыл мне новые, не знакомые мне до сих пор горизонты, куда я не только начал так легко проникать, но и сливаться с ними... И еще благодаря посещению опер и концертов и вообще чувствительному соприкосновению с западным культурным миром. И я сейчас уже не только интуитивно, но и идеологически проникаю в музыку и ищу ее внутренний смысл. Вот это <...> проникновение в музыку и искание ее смысла есть «мое нахождение самого себя». Это можно делать в форме историка и философа музыки. Это — тяжелая и неблагодарная работа. Нужны годы упорного труда и самое главное — обучение в консерватории, для которого я уже предпринял нужные шаги <...>

Ваш сын Митко

[Декабрь 1925 года]
Антверпен

Дорогие родители и сестры!

<...> Действительно, и здесь можно учиться на стипендиатских началах, но для этого я должен отвечать условиям, которым я, по счастью, не отвечаю. Они, студенты, поддерживаются различными католическими орденами и американскими или английскими филантропами, но они должны быть или католиками, или обедневшими аристократами, рекомендованными соответствующими кругами. Я не католик, не разорившийся русский аристократ, а бедный, верящий в коммунизм болгарин, на чье существование официальное представительство Болгарии здесь не даст ломаного гроша. Значит, для меня остается единственный путь счастья — Россия. Петроградская или Московская консерватория знамениты на весь мир <...> В отношении политической и экономической стабильности Советской России нет двух мнений. Болгарская кровавая и продажная печать может отпускать какие угодно гнусности в адрес Советской России, но это, однако, далеко от того, чтоб ей повредить... Действительно, Россия не рай, но имеет тенденцию стать раем, так как буржуазное эксплуататорское господство уничтожено раз навсегда, безжалостно и безвозвратно. Тогда как ад западного капиталистического мира становится день ото дня все более невыносимым и ежедневно обливается в крови и слезах измученных братьев рабов, пролетариев <...>

Ваш сын и брат Митко

10.

15 января 1926 года
Берлин

Русе!

<...> Сейчас уже и мой вопрос окончательно разрешился! На днях прибыл из Москвы один из высоких товарищей и сказал мне, что моя стипендия уже разрешена, выделена в Ленинградскую (Петроградскую) консерваторию и что скоро получу и разрешение на въезд в Россию. Это прекрасно, не правда ли? После того, как я скитался два месяца в Германии и, в частности, в Берлине, наслушался и видел много вещей, сейчас меня ожидает Москва и Ленинград, а потом и работа, серьезная работа в консерватории. Я воистину достаточно мучился, терпел большие трудности, испытал большие разочарования, но, наконец, испытаю радость и сладость от учения — без забот о хлебе насущном и от работы, что мне предстоит. Колебания воли и тупое безразличие, которое так часто охватывало меня, катятся к чертям. Жить двумя великими идеями: коммунизмом и музыкой и с энтузиазмом и любовью работать на их ниве это для меня очень большое, даже невероятно большое счастье <...>

Целует тебя твой брат Митко

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Содержание