Выпуск № 11 (324) | 1965 - страница 35

у меня был распределен весь год, каждый месяц, каждый день и вечер. Теперь этого нет. Я чувствую, что, когда так устроюсь, что не буду жить завтрашним днем, мне можно будет работать гораздо спокойнее. Лишь бы не повторилось такого года, как этот. Одни переезды с Долгоруковской на уроки сколько денег и времени отняли. Ну да что об этом вспоминать. Вот что еще нужно: нужно по-прежнему начать работать. Знаете, я в ужас прихожу, когда думаю, что следовало бы по-прежнему спуститься в ту яму, в которой я столько лет просидел. Мне кажется, что я теперь даже не в состоянии так заниматься, и в этом отчасти виновата М[ария] Павловна. Благодаря ей, я полюбил жизнь, а когда полюбил жизнь, то полюбил и свое здоровье. Раньше я не боялся, когда у меня по месяцам болела голова или бывали боли в глазах. Это бывало ежегодно, в разгаре зимнего сезона. А теперь я этих болезней страшно боюсь. Когда начинают болеть глаза, я стараюсь отдохнуть, когда голова — тоже.

Скажите, как бы Вы на моем месте поступили. Если бы Вы знали, что выделитесь за два-три года так, как никто до Вас еще не выделялся, но для этого пришлось бы пожертвовать частью своего здоровья, стали бы жечь это здоровье в том кипящем котле, который нагревается трудом, не знающим ни секунды, отдыха? Скажите, да или нет? Вот теперь я этого котла боюсь.

Сегодня скучный серый день, поэтому и мысли в голову приходят такие <...> Мне одному тяжело носить с собою все, что у меня в душе <...>

36.

Пятница, 28/VI 1902 г.
[Сонцовка]

<...> Я питаю какое-то недоверие к тому, что человек имеет право жить в роскоши, в то время когда тысячи других, работающих не меньше моего, едва-едва сводят концы с концами и живут очень скромно. Я слишком привык к тому, чтобы, чувствовать нужду, и, когда я от нее отвыкну, мои взгляды сами собою переменятся. Затем мне нужно сделаться еще большим эгоистом, чем я теперь. Для меня должно быть безразлично, мрут ли вокруг меня люди от голода или нет, лишь бы я, и мои родные, и мои друзья были сыты. Разумеется, если я буду иметь больше денег, то мне можно будет и больше помогать тем из окружающих меня, кто нуждается, а таких много. Вот я и сам попался. Действительно, много есть у меня товарищей, которым бы денежная помощь с моей стороны могла бы очень пригодиться. Ваша философия о том, что каждый человек вкладывает частицу души в свое дело и все-таки ему приятно получить за это дело деньги, мне нравится. Только я как-то привык отделять понятие о той душе, которую каждый чиновник вкладывает в свое канцелярское дело, от понятия, которое придает этой душе поэт, композитор и т. п. Пи чиновник, ни ремесленник, ни купец не отдает своему делу ту часть души, в которой живут самые близкие, любимые им люди, в которой бродят самые возвышенные и чистые мысли и чувства. Если такой человек и открывает кому-нибудь уголки своей души, то никогда за это денег не попросит. А поэты, и композиторы открывают людям именно эти уголки. Воображаю, как приятно той возлюбленной, которая вдохновила поэта или композитора; он описывает свои страсти и получает 25 рублей за романс или стихотворение, преподносит своей возлюбленной коробки конфет или букеты, и его возлюбленная наслаждается всем этим, и совесть ее спокойна: ведь она вдохновила поэта, следовательно, конфектами и букетами она пользуется по праву. Милый друг, смотрите на эти слова как на пустую болтовню. Не всякий поэт описывает только чувства к своей возлюбленной. Есть темы и посерьезнее. Одним словом, я постараюсь переломить себя, сделаться, кроме художника, и купцом <...>

37.

Четверг, 4/VII 1902 г.
[Сонцовка]

Только что пообедали, и я пользуюсь небольшим промежутком, чтобы Вам написать о своих наблюдениях. Перед обедом около часу катались верхом, по-прежнему:

я с матерью моего мальчика, а на дрожках ее муж и сын. Про нее Вы уже кое-что знаете. Сегодня начался разговор с того, что у знакомого священника свадьба: дочь замуж выдает. Ехать или не ехать. Мария Григорьевна (мать моего ученика) поехала бы с удовольствием, но не знает, как муж. «Мой муж ужасно нелюдимый и говорит очень мало. Когда он меня только привез в деревню, я была веселой, хохотушкой. Он со мною не говорил иногда по три месяца. Можете себе представить, как тяжело. Я собиралась утопиться, но меня у самого пруда остановили». Как видите, мой друг, для того, чтобы жена была счастливой, мало еще, чтобы, муж был «порядочным человеком». М[ария] Г[ригорьевна] говорит, что ее муж сделался последние годы ужасно капризным и часто бывают случаи, когда он ссорится из-за пустяков. «Когда была жива мать, она была примиряющим элементом». М[ария] Г[ригорьевна] часто старалась расшевелить мужа, «но всегда напрасно». Он ужасно тяжел на подъем. Я только что подумал, что я сплетничаю, и Вы мне скажите, хорошо я делаю или нет, что Вам все рассказываю. Но я лично не считаю это сплетней. У меня нет ничего такого, чего бы Вы не могли знать, а своих наблюдений я никому, кроме Вас, не открываю <...>

Из сегодняшнего разговора я увидел, насколько М[ария] Г[ригорьевна] чувствует себя одинокой <...>

Ну, до завтра. Мой октет подвигается, и в жертву ему я принес даже чтение. Будьте счастливы, светлы, и сильны не так, как другие женщины.

Ваш друг.

38.

Вторник, 6/VIII 1902 г.
[Сонцовка]

Два слова моему другу о моих работах. Я все боюсь моему другу сказать, какая работа предстоит на эти два года мне. Прежде только скажу одну характерную фризу из биографии Моцарта: «Моцарт, уже будучи законченным композитором, продолжал тщательно изучать сочинения лучших классических авторов». К чему сводится преподавание сочинения в композиторских классах, Вы уже знаете: нам дают лучшие сочинения и обращают ваше внимание на лучшие места из этих сочинений. И когда мы сумеем сочинять что-нибудь подобное, нас гладят по головке.

Как-то перед пасхой я был у Сахновского, и у него прорвалась такая фраза: «Нет, милый мой, нельзя так сочинять, выбрать все лучшие места из лучших сочинений и стараться им подражать». Мне не хотелось его расспрашивать, кто это так делает. Но из тех, кого я знаю, никто так не поступает <...>

Сам Сахновский отлично знает инструментовку, но Вы удивились бы, если бы узнали, какую массу выписок он делает из партитур. Всякое местечко, которое хорошо звучит, он выписывает и «разжевывает» его. Я никому не говорю, как я учусь сочинять, и только тогда скажу, когда у меня в руках будет глазуновская техника. С такой техникой можно мир покорить, с такой техникой можно отравить людей, с такой техникой можно в души людей влить счастье и радость. Не тот воспользуется лучшими местами лучших сочинений, кто сумеет подражать им, а тот, кто сумеет переварить, переработать их в своем уме. Сахновский и ему подобные выставляют Глазунова как композитора, владеющего огромным музыкальным умом, и все они с каким-то пренебрежением относятся к «уму» в искусстве, а между тем в той области, в которой они сильны, они обязаны именно этому уму, но они не хотят этого видеть. Затем заметьте несимпатичную черту у некоторых. С посторонними они говорят безо всякого уважения хотя бы о Глазунове, а в присутствии его лебезят перед ним, т[ак] к[ак] чувствуют, какие они пигмеи в сравнении в его «умом».

Вот, мой друг, начиная с сентября, мне предстоит трудная работа. Нужно будет просмотреть массу новейших сочинений и все места, в которых особенно ярко выразились ум и талант композиторов, переработать их в своем уме. Делая эти работы, я буду еще с одной стороны спокоен. В своих сочинениях я теперь уже настолько самостоятелен, что большего мог бы даже и не желать. Перерабатывая все лучшие «непонятные моему уму места», я буду страшно быстро возвышаться и только таким путем достигну ближайшей моей цели: обладания колоссальной техникой <...>

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Содержание