Выпуск № 11 (300) | 1963 - страница 61

Простота песни оправдана и понятна. В основе напева — привычная мелодико-ритмическая формула марша. «Три одинаковых звука, которыми начиналась песня, должны были характеризовать пустынность болот и тяжелую ситуацию, в которой вынуждены были находиться "болотные солдаты"»¹, — писал Руди Гогель, сочинивший эту мелодию. Он был сыном музикдиректора из Страсбурга и успел получить до войны музыкальное образование². Текст был написан горнорабочим Эссером из Рейнхаузена и режиссером Вольфгангом Лангхофом, автором книги «Болотные солдаты». Всемирно известный вариант Эйслера заменил унылое повторение ноты «ми» более живыми и энергичными квартовыми ходами.

Эта мелодия имеет связь с двумя конкретными источниками: народной колыбельной времен Тридцатилетней войны «Horch, Kind, horch» и популярной песней на стихи Георга Гервега «Die bange Nacht ist nun herum» (1841).

Широкая популярность песни побудила исследователей воссоздать ее богатую историю.

Политзаключенные пользовались всяким поводом и любой возможностью для организации легальных и нелегальных «культурных мероприятий». Для шахматных турниров сами вырезали фигуры, для записи стихов и песен приготовляли бумагу из кожи ливерной колбасы и как зеницу ока хранили огрызки карандашей, за которыми охотилась лагерная охрана. В «болотном лагере» у Ашендорфа летом 1937 года профессиональные актеры ставили сцены из драм Гауптмана и Толлера, а музыкальные ансамбли играли фрагменты классической музыки и популярные песни на инструментах, изготовленных из селедочной и пивной тары, алюминиевых коробок для хлеба и голландских деревянных башмаков. Устраивались нелегальные «дни болотных солдат» — музыкально-литературные концерты. В этой обстановке исключительной творческой активности политзаключенных и возникла «Песня болотных солдат». Ее сочинили как ответ заключенных на ночной погром, организованный эсэсовцами в лагере Бёргермоор. Эссер и Лангхоф дали Гогелю текст для сочинения мелодии. Песню сразу же стали разучивать. «Мы упражнялись вечером после возвращения из болот, — вспоминает Руди Гогель, — 60 певцов, преимущественно члены золингенского рабочего певческого ферейна, маршировали в зеленых полицейских униформах¹, с лопатами у плеча по арене, а я сам — на возвышении в синем тренировочном костюме с отломанной от лопаты ручкой вместо дирижерской палочки. Мы пели, и уже со второй строфы почти 1000 заключенных начали подпевать... и к последнему куплету пели даже эсэсовцы, единодушно, открыто, вместе с нами, потому что они сами чувствовали себя "болотными солдатами". Со словами "тогда болотные солдаты не будут больше рыть лопатами болото" 60 певцов втыкали в землю лопаты... и они торчали из болотной почвы как кладбищенские кресты. Потом я переписал песню в дюжине экземпляров с нотами и нарисованной виньеткой и раздарил заключенным, а также эсэсовцам. С тех пор она нашла дорогу и за границу»².

Интересные сведения сообщает Фриц Гофман, один из певцов, исполнявших тогда песню: «...у эсэсовцев разгорелась дискуссия, может ли песня исполняться в качестве лагерной или она должна быть запрещена как выражение самосознания заключенных. Дискуссия закончилась дракой эсэсовцев, и на следующее утро четверо из них появились с повязками на голове и руках. Песня без сомнения способствовала разложению среди эсэсовцев и сделала некоторых из них способными на дискуссии с нами... Несколько недель спустя "Песня болотных солдат" передавалась Московским радио»³.

Одной из любимых лагерных мелодий была «Из-за острова на стрежень» с немецкими словами о горькой жизни узников:

Сослан в Эмсланд я, на север,
Стал болотный я солдат,
Арестант в одежде серой
Много долгих лет подряд.
Сколько здесь людей страдает —
Гордых, смелых, молодых!..
Пусть о нас не забывают,
Кто останется в живых...

и т. д.

Летом 1933 года эти незамысловатые стихи приспособил к полюбившемуся напеву немец Кауфман из Люденшейда. Полицейские ее не запрещали, но охранники из частей СС и СА преследовали арестантов за «Стеньку Разина» на новый лад.

В Заксенхаузене среди политических заключенных было много старых друзей и знакомых: работали до 1933 года вместе и встретились

_________

¹Цит. сборник, стр. 17.

² Этот чудом уцелевший узник Бёргермоора и Ноенгамме после войны руководил газетой «Freies Volk» в Дюссельдорфе, но под угрозой ареста вынужден был переселиться в ГДР.

¹ Заключенным были выданы старые, вышедшие из употребления полицейские формы.

² Цит. сборник, стр. 16–17.

³ Там же, стр. 17.

снова в лагере. Вспоминали любимые путевые песни, сочиняли новые. Фриц Хирш, театральный директор из Голландии, пел свои песни под лютню, Макс Хютнер давал скрипичные концерты, хор под руководством Розебери д'Аргуто исполнял классическую немецкую хоровую музыку и еврейские народные песни, обработанные д'Аргуто для четырехголосного мужского хора. «Первая песня, которую спел хор, — вспоминает Ганс Хютнер, член агитпропгруппы "Красный рупор", — была старинная еврейская песня о десяти братьях, которые погибали один за другим: один от голода, другой от холода, третий был убит и т. д., и, наконец, у последнего не осталось слез, чтобы оплакивать всех своих братьев»¹.

Концлагерь Бухенвальд также имел свою богатую «музыкальную жизнь». Огромную радость заключенным доставляли скетчи и стихотворные шутки либреттиста Беда-Лёнера. После десятичасового рабочего дня, мокрыми, замерзающими пальцами еврейские музыканты исполняли струнные квартеты, а подслушивавшие под дверью эсэсовцы жестоко наказывали их за то, что они, «неарийцы», смеют играть «немецкую музыку»!

На рождество 1943 года была даже поставлена опера «Буковые домики, или Война со вшами в Вартбурге».

Комендант Бухенвальда Рёдль был великий «меценат». Он организовал духовой оркестр из цыган, содержавшихся в лагере, наряду с евреями, по причине введенного в 1938 году «расового законодательства», и приказал музыкантам играть у ворот лагеря ежедневно, в любую погоду по 25–30 маршей. Многие умерли от горловой чахотки и туберкулеза легких.

В конце 1938 года Рёдль велел придумать специальную бухенвальдскую песню и назначил награду в 10 марок. Слова сочинил Беда-Лёнер, музыку — его венский земляк, композитор и певец Леопольди, но лагерному руководству песня была представлена как сочинение некоего «чина» из охранников. Газета «Thüringer Volkszeitung» от 23 июля 1945 года поместила весьма примечательный рассказ Стефана Геймана о том, как вошла в жизнь узников Бухенвальда их официально признанная лагерная песня.

«Это был конец декабря 1938 года. Жестокий мороз, и все занесено глубоким снегом. Кричат: "Петь бухенвальдскую песню!" Очевидно, с первого раза (на плацу стояло 11 000 человек) это не могло получиться. Дышавший винным перегаром Рёдль перестал слушать и в ярости отдал приказ, чтобы каждый барак упражнялся на плацу до тех пор, пока не станет получаться. Когда Рёдль снова заметил, что и таким образом ничего не выходит, он повелел петь всем вместе строфу за строфой. Лишь после того, как весь лагерь выстоял на жестоком морозе почти четыре часа, дали приказ на обратный марш. Но когда барак делал поворот, он должен был, выстроившись по десять в ряд, от ворот бодро промаршировать мимо Рёдля и других пьяных эсэсовцев с пением Бухенвальдской песни. Горе было тому бараку, который выполнял что-либо не точно или если пение получалось не совсем так, как желал того Рёдль! Приходилось снова и снова маршировать мимо начальства. Наконец, часам к десяти вечера, голодные и жестоко замерзшие, мы вернулись в наши "блоки"»¹.

Композитор Леопольди, сочинивший эту длинную и сравнительно трудную для запоминания песню, рассказывал после войны: «"Бухенвальдский марш" исключительно нравился начальнику лагеря; в своей ограниченности он вовсе не видел, сколь революционна сама песня... Рёдль имел обыкновение танцевать под эту мелодию в то время как с одной стороны играла лагерная музыка, а с другой стороны избивали людей... Марш был нашим гимном, который мы пели по любому случаю, и рефрен был прежде всего выражением наших надежд. Из рабочих колонн песня проникла в окрестные деревни и скоро стала известна по всей стране»².

Слова рефрена действительно примечательны: «О Бухенвальд, тебя я не забуду. Ты стал моей судьбой. Лишь тот понял, что значит свобода, кто вышел из твоих стен! О Бухенвальд, мы не плачем, не просим пощады, и что бы ни ждало нас впереди, мы скажем жизни "да!", потому что настанет когда-нибудь день свободы». Странно даже подумать, что это могло нравиться эсэсовскому коменданту. Но парадоксов в трагическом бытии узников было немало. Так, например, на воротах лагеря Дахау был начертан лозунг «Труд дает свободу», а заключенные Юра Зойфер и Герберт Циппер сочинили прекрасную песню об этой грубой насмешке нацистов: «Колючая проволока заряжена смертью, и милостей не жди от неба. В серый час перед рассветом шагают тысячи на работу. Но мы знаем лозунг Дахау и стали тверды, как сталь: товарищ, будь мужчиной, товарищ, останься человеком. Работай, работай, и ты будешь свободен!» «Трудись в поте лица, —

_________

¹ Цит. сборник, стр. 65.

¹ Цит. сборник, стр. 77.

² Цит. сборник, стр. 78.

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Содержание