ИЗ ПРОШЛОГО РУССКОГО ИСПОЛНИТЕЛЬСКОГО ИСКУССТВА

К 90-летию со дня рождения Ф. И. Шаляпина

Э. КАПЛАН

В работе над «Алеко»

«Я вообще не верю в одну спасительную силу таланта без упорной работы».

(Ф. И. Шаляпин)

В «Алеко» Рахманинова партию молодого цыгана репеировал тенор А. Талмазан.

Он был неряшлив в сценическом поведении, забывал слова, тут же на ходу заменял их несусветной чушью, путал мизансцены, а то и просто становился у рампы и пел в публику, как на концерте.

Но пел он с неизменным успехом у зрителя. У него был красивый тембр, выразительная музыкальная фраза, ровность и легкость звука во всех регистрах.

Природный музыкант, с абсолютным слухом, отличный виолончелист и пианист, он играл все, что хотел играть. Садился к роялю просто так, в любую свободную минуту, точно у его пальцев была потребность бегать по клавишам, и пел, пел любые песни, арии, романсы, импровизировал, музицировал, аккомпанировал любому.

Шаляпин его любил, ценил, снисходительно относился к его сценической неряшливости и много ему прощал такого, чего другим ни за что бы не простил.

Об этом свидетельствует следующий диалог на репетиции:

— Нельзя так небрежно репетировать — в четверть силы. Вряд ли это полезно, особенно для такого «актера», как Талмазан, — в третьем лице сделал ему замечание Шаляпин.

— Учусь у Федора Шаляпина, — наивно-благодушно и не без юмора возразил Талмазан, — он всегда репетирует в четверть голоса.

— Плохо у него учишься: Федор Шаляпин репетирует в четверть голоса, но всегда в полную силу, — подчеркивая последние слова, ответил Федор Иванович, — иначе нет смысла репетировать.

«Федор Шаляпин репетирует всегда в полную силу». Слова эти заставили призадуматься и еще более внимательно следить за его поведением на сцене.

Дублером Талмазана на партию молодого цыгана был назначен я.

На одной из двух репетиций, которые выпали на мою долю, режиссер предложил мне на какой-то фразе сделать «жест Шаляпина» (он так и сказал: «Сделайте здесь жест Шаляпина!»).

Я не понимал, о чем идет речь, не знал, какие жесты Шаляпина уже стали общим достоянием актерского хозяйства, но мне было стыдно в этом признаться. Я схитрил: попросил разрешения поработать над «жестом Шаляпина» дома, чтобы здесь ни у кого не отнимать времени и принести к следующей репетиции уже готовый результат.

И вот с усердием, достойным лучшего применения, принялся я расспрашивать моих старших товарищей по театру, что я должен сделать? Никто не мог ни назвать, ни показать ни одного какого-нибудь жеста Шаляпина.

П. Журавленко, талантливый и очень пытливый актер, нередко восхищался различными подробностями исполнения Шаляпиным той или иной партии и, будучи весьма наблюдательным, сопровождал свои рассказы тонким и достаточно точным воспроизведением подмеченных деталей.

Я пристал к Павлу Максимовичу со своей «проблемой» «шаляпинского жеста». Взглянув на меня, он задумался, видимо перебирая в памяти свои впечатления, и довольно осторожно, как бы вопросительно произнес: «Не знаю, разве что протянутая вперед правая рука?» — и показал как.

И вот я хожу на все спектакли, смотрю во все глаза, ищу, жду, пытаюсь поймать этот жест Шаляпина, а его нет и нет.

Вдруг, случайно войдя в актерскую ложу во время сцены «Терема», я чуть не вскрикнул от радости: у царского кресла стоял Шаляпин с протянутой вперед правой рукой и пел монолог Бориса. Но когда он убрал руку, я не заметил.

В другой раз, попав к концу первого акта на «Хованщину», я снова увидел Шаляпина — Досифея, с протянутой вперед правой рукой, но опять тут же забыл о ней.

Никакого «жеста Шаляпина» в природе не существовало, а если он иногда или часто — это все равно — и подымал вперед правую руку, то зритель ее не замечал, воспринимая жизнь образа. Я же разглядел эту вытянутую руку, потому что искал ее и потому что, войдя в ложу, попал как раз на это место, еще не успев отдаться жизни образа в целом.

Надо было очень много раз прослушать Шаляпина в одном и том же спектакле, чтобы разобраться, где кончается строгая конструкция всей роли и где начинается импровизация, озаренность вдохновением.

Несколько дней Шаляпин не приходил на репетиции. Наконец пришел, прослушал все с самого начала и отменил ранее установленные им же самим темпы. Дирижер Г. Якобсон был совершенно ошарашен: ведь он с такой любовью и тщательностью принял и развивал все предложенное Федором Ивановичем на предыдущих репетициях.

— Шаляпин — гений, но так работать невозможно! Нельзя же каждый день, каждый час все менять только по капризу, хотя бы и гениальному! А хор! А солисты? Сколько же можно переучивать? И т. д. и т. п. Казалось, он прав.

Пришлось, однако, покориться, а потом, как и всегда в работе с Шаляпиным, испытать творческую радость. Новое в шаляпинских предложениях оказывалось выразительнее, проще, красивее и главным образом цельнее. Темпы связывались друг с другом в своей последовательности и естественно вытекали один из другого. Все стало органичнее, понятнее и для исполнителей, и для слушателей.

Что и говорить, совместная работа с Шаляпиным была делом трудным, но в творческом соприкосновении с ним таились большие ценности.

Шаляпин обладал богатейшей интуицией и неиссякаемыми возможностями проникновения в глубины музыки. Это было его шестым чувством, абсолютным, как и его слух. Он очень быстро находил наиболее естественные темпы не только для себя, но и для ансамбля и хора, темпы, при которых тембр голоса звучит во всей своей красоте и компактности и при которых слова легче всего поются, становясь ясней и ярче. Музыканты утверждали, что в темпах Шаляпина оркестру становится свободней играть: он угадывает темпы, в которых никому не приходится «истязать» свой инструмент. Многие лучшие и наиболее чуткие дирижеры говорили, что, работая с Федором Ивановичем, надо выжидать и выжидать, пока не установятся темпы наиболее сложных частей партитуры, особенно самые быстрые или же развернутые финалы и т. п.

Наконец, сам Шаляпин много раз объяснял, что темп отдельного куска музыки для него понятие технологическое и как художественная категория существует только во множественном числе — в виде соотношения темпов на протяжении всей партитуры, в их последовательности и взаимной связи.

Так все и происходило на репетициях «Алеко».

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

ИЗ ПРОШЛОГО РУССКОГО ИСПОЛНИТЕЛЬСКОГО ИСКУССТВА

К 90-летию со дня рождения Ф. И. Шаляпина

Э. КАПЛАН

В работе над «Алеко»

Содержание