Наши интервью

Оно Тэруко в Москве

— Чтобы исполнять русские песни и романсы, мало только выучить музыку и текст. Нужно овладеть свойственной русским национальной манерой пения, подышать воздухом вашей страны...

Этими словами начался наш разговор с Оно Тэруко, два года назад закончившей под руководством Н. Дорлиак аспирантуру при Московской государственной консерватории.

— Почему Вас влекла к себе именно русская музыка? — спросила я девушку.

— В семье нашей много музыкантов; моя мать, Акико Сэки, известная в Японии певица и общественная деятельница. С детства слушала я пластинки с русскими романсами, песнями, оперными ариями в исполнении И. Козловского, С. Лемешева. Отец, драматический актер, страстно любил русскую литературу — Толстого, Достоевского, Тургенева, Чехова. Я издавна восхищалась русской манерой пения, сочетающей в себе искренность, задушевность, глубину человеческих чувств. Я люблю петь. И потому я так охотно включилась в молодежное движение «Поющие голоса Японии».

— Сколько лет вы учились в Москве?

— Четыре года. Из них почти три ушло на правильную постановку звука. При медицинском осмотре были обнаружены кровоизлияния в связках; голос мой дребезжал, «качался». В отчаянии я уже собиралась бросить пение. Нина Львовна не скрывала от меня моих недостатков, но и не позволяла впадать в уныние. Быть может, потому мне казалось, что еще прежде, чем я узнала первые русские слова, я научилась понимать каждое замечание моего педагога. А когда не хватало слов, я старалась уяснить себе ее требования, присутствуя на занятиях с другими студентами. Так постепенно открывались мне секреты голосоведения, бережного отношения к слову. Я стала учиться петь, не форсируя звук, не перегружая дыхания, сохраняя свойственный характеру моего голоса тембр. Постепенно поняла, как удерживать выдох, регулировать его, правильно пользоваться резонаторами... Да разве перечтешь все, чему я научилась!..

Мы беседовали с Тэруко без переводчика, и я не переставала удивляться, насколько свободно она изъясняется по-русски.

— Как же мне было не изучать с увлечением язык, который стал моим добрым помощником? — сказала девушка. — Я изучала его и в часы специальных уроков, и на семинарах по истории русской и советской музыки, и в оперном классе, и в шумных коридорах консерватории, и в нашем общежитии. В Москву я приехала весной, в апреле (в школах Японии в это время начинается учебный год, а в консерватории шли уже выпускные экзамены). Я начала знакомство с городом с бесконечных блужданий по улицам, переулкам и паркам, запорошенным белым пухом тополей. Отовсюду неслись мелодии песен: видимо, особенно много люди поют весной. Мне не забыть многочисленных поездок по стране... Приплюснув носы к зеркальным стеклам автобусов и поездов дальнего следования, мы, студенты, жадно всматривались в мелькавшие перед глазами пейзажи. Быть может, думала я, во времена Глинки, Римского-Корсакова и Даргомыжского они чем-то походили на нынешние. В Ленинграде и Москве я выискивала улички со старинными особняками: их все труднее найти среди новых проспектов. Дважды совершала путешествие к берегу Черного моря в консерваторский дом отдыха, но больше всего, с той первой встречи, я люблю Москву — весной и летом.

— Как сложилась ваша артистическая судьба после возвращения на родину?

— Рассказать об этом непросто. Музыкальный быт Японии складывается несколько иначе, чем у вас. На всех четырех островах нашей страны с населением почти в 90 миллионов человек нет ни одного постоянного оперного театра. Вместо них — частные оперные труппы: артисты должны сами находить средства на костюмы, декорации, аренду театрального помещения, рекламу и т. п. Я не вошла ни в одну из этих трупп, так как значительно больше привлекает меня концертная деятельность. Но в Японии нет ни гастрольно-концертных объединений, ни филармонии. Их функции (в упрощенном виде, конечно) выполняют импрессарио. Однако за два года ни один из них не проявил особой настойчивости, чтобы пригласить воспитанную в «красной» Москве певицу, да еще исполняющую непривычный, не принятый в нашей стране репертуар...

— Как широко распространена в Японии русская и советская музыка?

— Симфоническую и инструментальную музыку русских и советских композиторов можно услышать в концертных программах нередко, но оперные арии, камерные вокальные произведения почти никто не исполняет. Совершенно неизвестно в нашей стране песенное богатство вашего народа.

Фото

Оно Тэруко и Н. Дорлиак

Мне особенно хотелось познакомить моих соотечественников с русской вокальной литературой, и я неоднократно выступала в сборных программах, а также дала два больших сольных концерта.

С этими словами Тэруко протянула мне обе программы. На обложке одной из них я увидела фотографию здания Московской консерватории. На следующей странице — портрет Н. Дорлиак, подаренный ею ученице в памятный день окончания консерватории. Вторая программа открывается словами Д. Шостаковича: «Я очень рад тому, — пишет композитор, — что Вы исполните мой вокальный цикл “Из еврейской народной поэзии”». Помимо вокального цикла Шостаковича, в программах романсы Глинки и Чайковского, произведения Рахманинова, Мясковского, цикл Прокофьева на стихи Ахматовой, русские народные песни.

Концерты не прошли незамеченными. В двух крупных газетах Токио появились рецензии. «Оно Тэруко, четыре года проучившаяся в Москве, поет настоящую русскую и современную советскую музыку...» — говорилось в одной из них.

— В этот свой приезд я хотела восстановить немного утраченную чистоту интонации русского языка, «прочистить уши» и несколько расширить свой репертуар. Зато в будущую весну я мечтаю совершить турне по Советскому Союзу, с глазу на глаз встретиться с народом, рождающим чудесные песни, разлетевшиеся по всему миру.

В эту минуту к нашей беседе присоединилась Н. Дорлиак.

— А знаете, чего я жду от вас? — сказала она бывшей ученице. — Вы требовательны, критичны к себе и к искусству вообще. Думаю, что, не оставляя концертной деятельности, вы смогли бы стать прекрасным педагогом, так сказать, «полпредом» русской вокальной школы в Японии.

— О да, конечно! — обрадованно закивала Тэруко. — Я всегда помню слова моего любимого композитора, Прокофьева: «Сейчас огромные толпы народа стали лицом к лицу с серьезной музыкой и вопросительно ждут... Массы хотят большой музыки, больших событий, большой любви...» На этом мы простились с Оно Тэруко.

И. Фаддеева

Юбилей А. Касьянова

У Горького давние музыкальные традиции, заложенные не одним поколением музыкантов. Благодаря их просветительской, творческой и исполнительской деятельности город вырос в крупный культурный центр. Среди тех, кто вложил поистине огромный труд в дело музыкального воспитания горьковчан, старейший русский композитор, народный артист РСФСР, профессор Александр Александрович Касьянов.

С его именем связаны многие страницы музыкальной летописи волжской столицы. Вот некоторые из них.

1918 год. В Нижнем Новгороде нет еще ни оперного театра, ни филармонии. Александр Касьянов, только что окончивший Петербургскую консерваторию, возвращается в город своего детства. Вскоре он завоевывает славу блестящего лектора, популяризатора лучших произведений русской и зарубежной музыки. Особенно охотно Касьянов выступает в красноармейских частях и перед рабочими.

1919 год. Нижегородский музыкальный отдел организовал первый в городе авторский концерт советского композитора, это был концерт из камерных сочинений Касьянова. «Мы познакомились в этот вечер с новым ярким и самобытным талантом», — писала газета «Нижегородская коммуна».

1922 год. Нижегородская радиолаборатория, за работой которой с исключительным вниманием следил В. И. Ленин, впервые в Советском Союзе организовала передачу инструментальных концертов. Программа их была составлена А. Касьяновым, он же выступал в качестве пианиста-аккомпаниатора.

Двадцатые годы — пора энергичной деятельности Касьянова на дирижерском поприще. Огромными усилиями Александра Александровича и дирижера Семена Львовича Лазерсона в Нижнем был вновь организован симфонический оркестр, распавшийся после отъезда прежнего руководителя А. Литвинова. В его афишах произведения Бетховена, Глинки, Бородина, Мусоргского, Чайковского.

Больше двухсот программ прошло тогда в Горьком под управлением Касьянова, и они значительно увеличили круг любителей симфонической музыки.

Тогда же Александр Александрович завоевывает большой авторитет и как педагог. Долгие годы преподает он в нижегородском музыкальном техникуме, а потом в Горьковской консерватории, где ведет класс композиции и курс оркестровки. Среди учеников Касьянова не только студенты консерватории, но и совсем юные музыканты. Александра Александровича часто можно видеть в кругу учащихся музыкальных школ или воспитанников Детской хоровой капеллы мальчиков.

В 1951 году Касьянов стал одним из органи-

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка