из нас и за «желание быть испанцем» в романсах на стихи испанского поэта, то есть за слишком явную подражательную экзотику.

К подражательству Шебалин вообще относится очень сурово. Один из авторов этих строк написал симфонию, которая оказалась сколком с только что появившейся Десятой симфонии Д. Шостаковича. Виссарион Яковлевич тут же отметил, что хотя принесенное в класс сочинение сделано складно, «как в лучших домах», но порождено не собственным жизненным опытом композитора, а его чисто музыкальными впечатлениями. Публичное исполнение двух частей в консерваторском концерте подтвердило суждение педагога. Очень скоро и автор счел необходимым уничтожить сочинение.

Так Шебалин вырабатывал в учениках качество, которым щедро наделен сам, — высочайшую требовательность к себе во всем, от мелочей до важнейших принципиальных вопросов.

Он советовал своим студентам показывать сочинения в других классах. Особенно считался с мнением Н. И. Пейко, который замещал его во время болезни. С другой стороны, и класс Висса-

На занятии с учениками: Н. Каретниковым, Д. Благим и Р. Леденевым

риона Яковлевича был всегда открыт для любого желающего.

Самое главное, чего неизменно добивался Шебалин, — это сделать своих учеников хорошими музыкантами с широким кругозором и настоящим знанием литературы. Еженедельные «шебалинские циклы» по изучению музыки пользовались большой популярностью в консерватории и охотно посещались не только нами, но и студентами многих других классов и специальностей.

Вот как они проходили. Каждый из нас должен был дома разобрать партитуру какого-нибудь крупного сочинения. Затем, когда мы собирались в классе, это сочинение игралось в четыре руки, а на втором рояле стояла партитура. После исполнения начинался детальный анализ, в котором принимали участие все присутствующие. Иногда возникали споры, особенно если сочинение оказывалось достаточно сложным. Последнее слово всегда принадлежало нашему учителю. Он умел убедить всех логичностью своего анализа, в котором находилось место для разбора всего, что составляет «композиторскую кухню». При этом он неизменно подчеркивал то, чего недостает в данный момент тому или иному ученику: внимание одного обращалось на приемы развития темы; другому, работающему над партитурой, объяснялись приемы использования удвоений в оркестре и т. п. Когда при оркестровке своих первых симфоний мы не могли придумать ничего оригинального в tutti, Виссарион Яковлевич принес на урок партитуры Дебюсси, Пуччини и Шостаковича и показал, как по-разному инструментованы в них tutti.

Занимаясь в классе Шебалина, мы переиграли массу музыки: симфонии Гайдна, Моцарта, Бетховена, Шуберта, Шумана, Брамса, Малера, Чайковского, Глазунова, Шостаковича, романсы большинства западных и русских композиторов, множество различных фортепьянных сочинений. Целиком были разобраны в классе некоторые оперы Моцарта, «Сусанин» и «Руслан» Глинки, многие оперы Чайковского и Римского-Корсакова, все оперы Мусоргского, «Пелеас и Мелисанда» Дебюсси.

Мы всегда будем благодарны нашему учителю за то, что он открыл нам настоящего Мусоргского и помог полюбить необычайную силу и щедрость его могучего таланта, оценить перспективность путей его искусства. У Мусоргского мы учились мастерству вокальной интонации, бережному, подлинно творческому обращению с народной песней, лаконизму и силе в использовании простейших музыкальных средств, богатству и выразительности ладового и гармонического языка.

Очень часто мы играли сочинения Дебюсси и Равеля, которые в то время почти нe исполнялись. Свободно владея французским языком, Виссарион Яковлевич объяснял нам некоторые особенности вокальной музыки этих композиторов, вызванные его спецификой.

Прививая своим ученикам любовь и уважение к классической музыке, Шебалин никогда не допускал слепого преклонения перед ней. Анализируя сочинения великих мастеров, он обращал наше внимание не только на то, чему у них стоит поучиться, но и на встречающиеся у некоторых композиторов просчеты в форме или оркестровке.

Виссарион Яковлевич пользовался любым случаем, чтобы достать редкие ноты или записи. Так, со многими сочинениями Шостаковича мы знакомились по рукописям, взятым у самого композитора. В то время, когда такие замечательные симфонии Прокофьева, как Вторая, Третья и Четвертая, еще не были исполнены, мы их неоднократно разыгрывали в классе по восьмиручным рукописным переложениям П. И. Ламма. По этим же переложениям мы впервые познакомились с Симфониеттой, поэмой «Осеннее», а также с балетом «Сказка о шуте, семерых шутов перешутившем», который увлек нас темпераментностью музыки и новым для нас отношением к русскому фольклору.

В классе Шебалина мы услышали или проиграли многие сочинения Стравинского, Хиндемита, Шёнберга, Берга, Даллапиккола, Петрасси, Булеза и других. Немало произведений он резко критиковал, но всегда поддерживал нашу любознательность и интерес к современной музыке.

Заботясь о развитии нашей общей культуры и эрудиции, Виссарион Яковлевич часто беседовал с нами не только о музыке, но и о живописи, литературе или о новейших открытиях науки. Очень часто наш разговор переходил от Стравинокого к Пикассо, от Пикассо к Элюару или Камю, и мы часами просиживали в классе, беседуя о том или ином примечательном явлении современного искусства.

На занятиях Шебалина неизменно царит атмосфера настоящей дружбы учителя с учениками. Мы всегда знали, что можем прийти к нему со всеми нашими горестями и заботами и получить добрый совет и помощь. Будучи по-человечески добрым со своими воспитанниками и принимая самое горячее участие в их жизни, Виссарион Яковлевич всегда жестоко пресекал малейшее проявление делячества в нашей среде. В студенческие годы никому из нас даже не могла прийти в голову мысль о том, чтобы где-нибудь «пристроить» свои сочинения, тем более — обратиться к нашему педагогу за «протекцией». Он презирал тех студентов-композиторов, молодых дельцов, которые с первого же курса начинали обивать пороги министерств и издательств, пытаясь «протолкнуть» свои сочинения, и которые так и кончали консерваторию, ничему не успев научиться.

Многим из нас пришлось испытать трудности при вступлении на самостоятельный жизненный и композиторский путь. И Виссарион Яковлевич неизменно считал, что молодой художник должен преодолевать все эти трудности сам, без помощи высокого покровителя. Тем больше радости приносит ему самый скромный успех кого-либо из воспитанников.

Сейчас Виссарион Яковлевич тяжело болен, но он продолжает вести огромную творческую и преподавательскую работу, и музыканты всех возрастов приходят к нему, чтобы показать свои сочинения, получить советы этого большого композитора и выдающегося педагога. Каждая новая встреча приносит особую радость, а суждение В. Я. Шебалина о наших сочинениях, как и прежде, остается высшим приговором, «не подлежащим обжалованию». И творческая дружба, начавшаяся в далекие студенческие годы, становится все тесней...

А. СПАДАВЕККИА

Счастливая судьба

Помнится, в 30-х годах в Европе большой популярностью пользовалась «школа Хиндемита». Возможно, она была действительно замечательной. Но мне, как и многим другим, прошедшим школу Мясковского — Шебалина, кажется, что лучшего невозможно желать...

Сейчас уже трудно вспомнить, когда я впервые услышал о Виссарионе Яковлевиче Шебалине. Великолепный композитор, прозорливейший педагог, чуть ли не со студенческих времен славился он в музыкальном мире своей принципиальностью, образованностью, человеческой мягкостью. Вот почему в 1932 году, находясь в каком-то «кризисном» состоянии, я пришел к Шебалину и попросил его взять меня в свой класс по композиции. С тех пор не ослабевает наше творческое общение.

Пожалуй, «секрет» Шебалина-педагога, если сказать о нем коротко, заключается в удивительном даре этого большого музыканта отдавать ученикам все, что он знает и умеет сам. С вдохновением и упорством раскрывал он перед нами кра-

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

На занятии с учениками: Н. Каретниковым, Д. Благим и Р. Леденевым

А. СПАДАВЕККИА

Счастливая судьба

Содержание