решение. Мы так надеялись на то, что партитура произведет на него благоприятное впечатление, что не стали и помышлять о тех дополнительных трудностях, которые возникнут, если он согласится исполнять ее. Мы думали, что сумеем проявить такт и так подать его кандидатуру, что ни у кого не возникнет и мысли о другом дирижере.
Когда Тосканини выразил желание познакомиться с партитурой, мы провели с ним много часов; он внимательно изучал страницу за страницей, а его жена сидела рядом с нами.
Время от времени он отрывался от партитуры и оглядывался с изумлением, но и тогда не нарушалось общее молчание. Наконец он перевернул последнюю страницу, взглянул на нас, приложил руку к сердцу и произнес слова, которых мы так ждали, — сочинение ему понравилось!
Эта оценка, высказанная Тосканини, была передана в телеграмме Шостаковичу, который, возможно, был удивлен: ведь ему не было известно, как знаменитые дирижеры боролись за право исполнить его симфонию. Шостакович прислал ответную телеграмму и, само собой разумеется, выразил свое удовлетворение. Это нам только и было нужно, так как одобрительное слово композитора значительно укрепляло нашу позицию. Мы спешно сообщили об этом НРК, а там уже дело оставалось за его руководителями: они должны были собрать оркестр и начать подготовку к этой ответственной премьере.
Тосканини получил партитуру 14 июня 1942 года, а месяц спустя он был уже готов дирижировать этим монументальным произведением наизусть.
В микрофильме партитуры был один недостаток — отсутствовали обозначения темпов. Изучая партитуру, Тосканини проставил свои темпы, но это его не удовлетворяло. Он попросил меня телеграфировать об этом Шостаковичу. В ответ мы получили пространную телеграмму, и при сравнении оказалось, что в большинстве случаев темпы Тосканини совпадали с указаниями автора. Мы улыбнулись, Тосканини же ничего не сказал: для него это было совершенно естественно.
Музыканты из оркестра НРК говорили, что они никогда не забудут ослепительный блеск гения, который им довелось наблюдать во время четырех репетиций Седьмой симфонии. Репетиции такой сложной вещи, да еще во время летней жары, должны были бы утомить и молодого человека, но казалось, что семидесятишестилетний дирижер, которому приходилось все время стоять за пультом, вкладывал в работу всю свою энергию и находил в этом одно удовольствие. После короткой передышки он обращался к оркестрантам: «Откройте первую страницу, начинаем все с начала!» А ведь он дирижировал не маленькой пьесой! Но один музыкант сказал, что «когда Тосканини приходит к концу Седьмой симфонии, им она совсем не кажется длинной».
Последнюю репетицию Тосканини закончил, словами: «Мы хорошо поработали над этой симфонией, мы старались уважать желания композитора, а теперь — будьте истолкователями произведения».
Оглядываясь на прошлое, вспоминая волнующие репетиции и торжественную премьеру Седьмой симфонии, испытываешь чувство гордости за то, что в какой-то мере способствовал этому.
Перевела с английского К. Данько
«Мы счастливы, что видели их»
Летом и осенью прошлого года балет Ленинградского театра оперы и балета им. С. М. Кирова с триумфом выступал на подмостках многих театров мира.
Публикуемые ниже отзывы лучших критиков. Англии, США не требуют комментариев, они го-ворят сами за себя.
«Что возникает в вашем сознании, когда произносят слово "Чайковский"?... Прежде всего мы любим нашего Чайковского за живость, волнующую искренность, особенно за драматизм. Русские, мне думается, воспринимают его иначе, по крайней мере русские из Ленинграда. Их Чайковский спокойнее, величавее и куда более лиричен, поэт, от всей души воспевающий свою Родину. В этом-то различном подходе к музыке и заключается, как мне кажется, различие в постановках «Спящей красавицы» в театре Кирова и у нас, в Королевском балете.
Константин Сергеев, постановщик спектакля, увидал «Спящую красавицу» как спектакль лирического танца, и это его восприятие хореографиии музыки наложило отпечаток на интерпретацию всего балета. Спектакль полон очарования, подлинного вкуса и тонкого лиризма. В Англии наше восприятие этого произведения далеко не столь определенно, и мы, надо сознаться, не постарались, придать ему единый, унифицированный стиль.
В Кировском же балете единство стиля является одной из отличительных черт спектакля, и, хотя мы и добавили многое к сценической славе этого балета, у нас подчас не хватает той уверенности в интерпретации, которая есть у соотечественников великого композитора;
Надо отметить, что наш спектакль многое потерял по сравнению с оригиналом, но ленинградцы бережно сохранили в своей постановке все жемчужины прошлого. Я имею в виду прежде всего великолепный вальс с венками для женского, мужского и детского кордебалета. Кировцы сохранили также блестящий па де-катр камней из последнего акта, который Аштон мало удачно использовал для Флорестана и его сестер. Спектакль ленинградцев точнее и по своей структуре: совершенно логично, например, что сцена пробуждения помещена в конце второго акта, а не в начале третьего, как в Королевском балете». (Питер Вильямс. «Дане энд Дансэз».)
«Спящая красавица» в постановке ленинградцев дает безграничные возможности для великолепного, полного стиля и вкуса танца. А каких исполнителей мы видели! Гастроли ленинградцев показали нам трех Аврор — Ирину Колпакову, Ксению Тер-Степанову и Аллу Сизову, которая танцевала эту роль впервые на нашей сцене. Колпакова была несколько холодна, и ее актерская игра была сведена до минимума. Технически же ее танец поражает совершенством, великолепными пропорциями и музыкальностью. В ней есть какая-то кристаллическая чистота, которая, кажется, излучает свет. Элевация у этой танцовщицы потрясает: в первом акте она делает прыжки, в которых словно плывет через пространство сцены.
Тер-Степанова очень волновалась в первом спектакле, но ко второму освоилась и показала прекрасный темп, хорошую элевацию, элегантность школы и необыкновенную легкость в любых турах. Ее пируэты в па-де-де последнего акта были лучшими, которые я когда-либо видел. Однако в плане интерпретации роли она едва ли сделала больше, чем Колпакова, а отсутствие актерской индивидуальности затрудняло порой общение с аудиторией. Это особенно жаль, так как она хорошая танцовщица с элегантной классической школой.» (Клив Барнс. «Данс энд Дансэз».)
Но самой большой популярностью среди английской публики пользовалась «дитя-балерина» ленинградского балета Алла Сизова.
«...Она создала свою Аврору куда ближе вкусу англичан, чем ее коллеги. У этой исполнительницы еще мало опыта, поэтому ее образ (в отличие от двух других исполнительниц здесь можно говорить именно об образе) был временами наивен, но актриса была полна благородства, свойственного подлинной приме-балерине. У нее огромный такт, поэтичность, вся манера лишена какой бы то ни было «спортивности», а ее арабески в сцене видения были наслаждением для глаза. У Сизовой лучшее равновесие, чем у всех ее
Адажио Голубой птицы и принцессы Флорины
коллег по роли, и в Розовом Адажио она единственная принимала законченную, отточенную позу во время аттитюдов без поддержки кавалера. Весь ее танец был теплее, чем у двух других Аврор, и, хотя танцует она широко и с полной отдачей, ни на секунду не исчезала гамма эмоциональных оттенков, волнующая нежность, которые делали ее Аврору и очаровательной, и трепетной. Мне думается, трудно себе представить более удачный дебют в этой труднейшей сольной партии классического репертуара. Во многом обязана молодая танцовщица своему прекрасному педагогурепетитору — Наталии Дудинской, которая помогла ей подготовить эту партию за такой короткий срок». (Мэри Кларк. «Дансинг Таймс».)
«У трех Аврор было два принца — Владилен Семенов и Олег Соколов. В. Семенов — очень надежный, пунктуальный и корректный танцовщик. Академические достоинства его школы неоспоримы, но часто ему не хватает чистой театральности; однако он умело восполняет этот пробел приятной манерой поведения на сцене.
Зато трудно было не отметить Олега Соколова, элегантного, самоуверенного принца, решительного и мило рассеянного, напоминающего по манере Давида Блера. В начале гастролей, пока
-
Содержание
-
Увеличить
-
Как книга
-
Как текст
-
Сетка
Содержание
- Содержание 4
- На пути к музыкальной культуре коммунизма 5
- Трибуна съезда 31
- Выдающийся художник 46
- В. Я. Шебалин 50
- На стихи советских поэтов 55
- Спасибо, моя родная земля 58
- Тончайший музыкант, замечательный педагог 62
- Счастливая судьба 64
- Дорогой учитель, редкий человек 66
- К творческому расцвету 67
- В Белоруссии 71
- В поисках новизны 74
- За научную основательность и этическую чистоту 78
- «Укрощение строптивой» в Большом театре 84
- Герой, бунтарь, человек 92
- От «музыкальной драмы» — к опере 96
- Говорят председатели и члены жюри 100
- Говорят председатели и члены жюри 103
- Говорят председатели и члены жюри 106
- Говорят председатели и члены жюри 109
- Члены жюри и лауреаты конкурса виолончелистов 111
- Талантливый музыкант 113
- Венцы в Москве 114
- Концерт турецкой пианистки 116
- Квартет им. Лео Вейнера 117
- Новая встреча с Милошем Садло 118
- Илекский почин 119
- Поговорим о краевой филармонии 124
- Желаю Вам радости! 128
- Звучит советская музыка 130
- К двадцатилетию премьеры Седьмой в США 131
- «Мы счастливы, что видели их» 133
- Хроники моей жизни 136
- Содержательный труд 143
- Интересная брошюра 145
- Пособие по гармоническому анализу 146
- Музыкальный визирь 147
- Певцы печали 148
- Музыкальные репризы 148
- Из блокнота композитора 148
- Накатило! 148
- Арии костра и фонтана 150
- Скрипка и бешенство 150
- Генерал-фагот 150
- Говорят делегаты и гости III Всесоюзного съезда композиторов 151
- На съезде работников культуры 155
- Ленинградской симфонии — 20 лет 156
- На пленумах. Саратов 158
- На общественных началах 158
- Памяти Н. В. Лысенко 158
- На пленумах. Нальчик 159
- Вариола 160
- Бурятский театр оперы и балета 160
- Замечательный русский певец 161
- Для советских исполнителей 161
- Премьеры 162
- В хореографическом училище Большого театра 162
- Руководитель рабочего хора 164
- Портреты друзей 165
- Памяти ушедших. Г. В. Киладзе 166
- Памяти ушедших. Р. И. Грубер 166