Выпуск № 5 | 1962 (282)

Вейнгартнера простыми средствами создает чудеса исполнительского искусства, — это верный инструмент»; «...следует признать значительную заслугу дирижера, который скупыми и точными, но дышащими музыкой движениями управляет своим хором...».

Несомненно, Климов был новатором хорового исполнительства. Великолепное знание музыкальной литературы (включая и современную), тонкое ощущение огромных, еще не раскрытых выразительных средств хорового звучания, постоянно ищущая, экспериментаторская натура побуждали его к поиску нового, свежего1 в гармонических, тембровых, динамических сочетаниях.

Исполнение Климовым в 20-х–30-х гг. сочинений сложных, зачастую надуманных по музыкальному языку, объясняется не только его увлечением так называемыми «современническими», модернистскими сочинениями (а это имело место), но и желанием полнее выявить исполнительские возможности коллектива.

В наших суждениях о хоровой специфике, вероятно, отражены веками складывавшиеся традиции хоровой литературы и исполнительской манеры.

Видимо, потому нам все еще подчас кажутся незыблемыми некоторые «основы» из области восприятия хористами гармонических сочетании и ритмических рисунков, мнения о тембровой подвижности певческих голосов и т. п.

Вспоминается, что появление в середине 40-х годов таких сочинений М. Коваля, как «Листья» (из пяти хоров на стихи Ф. Тютчева) и «Траурный прелюд» (вокализ для смешанного хора), вызвало протест многих специалистов, считавших исполнение этих «инструментальных» пьес невозможным для хора. Однако жизнь опровергла их опасения. Профессиональные коллективы пели оба произведения с увлечением, без всяких погрешностей2. Именно поисками нового следует объяснить пристрастие Климова, например, к творчеству А. Пащенко, сочинявшего по-новому сложно (иногда и чрезмерно сложно!). «За 20 лет упорной работы А. Ф. Пащенко создал своеобразный хоровой симфонический

_________

1 В начале нашего века подобными поисками (правда, в несколько ином плане) были отмечены устремления московского хорового деятеля В. А. Булычева, именовавшего свой коллектив «Симфонической капеллой».

2 Автор этой статьи сам исполнял с хором «Траурный прелюд» М. Коваля.

 

стиль, открывший новые пути в области хорового исполнения», — писал Климов1.

Б. Асафьев, высоко ценивший талант Климова, писал: «Исполнение Капеллой хоровых произведений Пащенко, гармонически изощренных и острых, изобилующих применением приемов современной окрестровки и хоровой техники, привело хор к проблеме колорита или звукокраски, проблеме, не менее сложной для хора, чем для оркестра»2.

Быть может, и ныне в хоровом исполнительстве проявляется некий консерватизм, необъяснимая боязнь нового. Разумеется, речь идет не о забвении лучших реалистических традиций в хоровом творчестве и в исполнительстве, не о пренебрежении естественными возможностями певческих голосов, не о новаторстве ради новаторства, а о разумном и более многообразном использовании средств хорового звучания в новых условиях музыкального мышления композиторов и исполнителей. При этом, конечно, не должны подрываться основы вокального искусства, иногда, нечего греха таить, Климов несколько увлекался внешним «виртуозничеством». В последние гады жизни он нередко ставил в программу чисто инструментальные пьесы (в собственных переложениях): вальс из балета Чайковского «Спящая красавица», увертюру к опере Бизе «Кармен», «Венгерские танцы» Брамса, «Танец Анитры» Грига, вальсы Штрауса и др. Техническое мастерство позволяло капелле справляться со всеми трудностями таких транскрипций. Но в этом уже таилась опасность отхода, от специфики вокального хорового звучания3.

*

Многое из исполнительского опыта Климова может быть с пользой применено и сегодня, кое-что, пусть и спорное, требует творческого обсуждения. Все это послужит развитию и обогащению советской хоровой культуры.

Долг учеников и последователей М. Г. Климова — воссоздать с надлежащей полнотой облик замечательного музыканта и выдающегося хорового дирижера.

_________

1 «Смена», 10 апреля 1933 г.

2 И. Глебов. «Вечерняя красная газета», 23 декабря 1926 г.

3 Осуждая такой репертуар и манеру исполнения в хоре Д. Агренева-Славянского Г. Ларош писал: «Всего страннее и прискорбнее было слушать, как хор выделывал аккомпанемент в кадрили, польке и вальсе, передразнивая контрабасы и вторые скрипки...» («Современная летопись», 1870, № 40).

В КОНЦЕРТНЫХ ЗАЛАХ

Госоркестру  25 лет

Сколько новых сочинений впервые «увидело свет» в исполнении этого великолепного коллектива! Сколько сыграно произведений композиторов разных стран и эпох!

Вспоминаешь с чувством благодарности и первое исполнение «Войны и мира» С. Прокофьева (под управлением С. Самосуда), и триумфальную премьеру его же Пятой симфонии, когда за дирижерским пультом стоял сам автор, вспоминаешь и премьеры многих симфоний Н. Мясковского, ряда сочинений А. Хачатуряна, Д. Кабалевского и т. д. Любители музыки и в первую очередь «земляки» оркестра — москвичи — помнят его выступления с многочисленными зарубежными гастролерами и, конечно, бесчисленное множество выступлений с дирижерами отечественными. Вспоминаются в этот вечер сообщения прессы о блистательных концертных турне оркестра за рубежами Родины — в Китае, США, Бельгии, Чехословакии, Румынии, Канаде, Австрии. Поездки эти снискали оркестру всемирную славу. Он везде высоко нес знамя неутомимого пропагандиста советской музыкальной культуры.

«Друзья музыки — значит, друзья этого замечательного коллектива» — так определил отношение публики к оркестру Союза ССР музыковед Секретарь Союза композиторов РСФСР И. И. Мартынов, открывая 19 марта в Большом зале столичной консерватории торжественный концерт в ознаменование его 25-летия. И друзей этих собралось много — зал не смог вместить всех, кто хотел приветствовать любимых артистов.

Программа концерта была обширной и разносторонней. Это была своеобразная «эстафета», в которой приняли участие три главных дирижера Государственного оркестра: А. Гаук — один из его основателей, возглавлявший коллектив с 1936 по 1941 год, Н. Рахлин, руководивший оркестром в последующие пять лет, и К. Иванов — нынешний руководитель оркестра, стоящий во главе его уже пятнадцать лет.

Трудно сказать, кто из дирижеров выступил наиболее успешно. Оркестр звучал одинаково превосходно, ансамблевая техника и чистота строя были безупречными. Во всем чувствовалась праздничная приподнятость, ею были «заражены» все артисты — и талантливая молодежь, и, конечно, «ветераны», прошедшие с коллективом весь путь со дня его создания (а их в оркестре немало: скрипачи Л. Хайт, С. Вернадский, Б. Эпштейн, И. Гойзман, К. Смирнов, С. Венбрин, В. Сенатский, альтисты А. Бабич и Д. Раппопорт, виолончелисты В. Базилевский и В. Торопицын, контрабасисты Н. Дмитриенко и Ф. Панасенко, флейтист В. Харьковский, кларнетист П. Бочкарев, трубач Б. Иванов, тромбонист Е. Сущенко...). А. Гаук избрал для своего выступления Девятую симфонию Д. Шостаковича и фрагмент из «Валькирии» Вагнера — сцену прощания Вотана и заклинания огня (солист — М. Рейзен). Выбор оказался очень удачным. Обаятельная «Симфония-скерцо» удивительно «подошла» по своему настроению к праздничному радостному вечеру. В пяти ее небольших, но необычайно разнообразных частях оркестр смог продемонстрировать и виртуозную ансамблевую игру отдельных групп, и выразительную музыкальность исполнения солистов. М. Рейзен пел сцену из «Валькирии» очень хорошо, доставив слушателям наслаждение не только красивым, благородным тембром голоса, но и огромным мастерством исполнения, выразительностью, осмысленностью каждой интонации, необычайной мягкостью в piano.

Н. Рахлин играл три части «Фантастической симфонии» Берлиоза (вторую — «Бал», четвертую — «Шествие на казнь» и финал — «Сон в ночь шабаша»).

Трактовка Н. Рахлиным «Фантастической симфонии» известна, о ней много говорили и писали. В этот вечер Берлиоз прозвучал поистине вдохновенно. Прозрачность, изящество вальса, возникающего из легчайшего, «невесомого» pianissimo; острые драматические контрасты «Шествия» и «Шабаша» — все это сразу же увлекло слушателей. Казалось, что каждый участник исполне-

  • Содержание
  • Увеличить
  • Как книга
  • Как текст
  • Сетка

Содержание

Личный кабинет