вится понятным, почему Д. Шостакович не счел возможным вынести симфонию на суд общественности. Вскоре была написана Пятая симфония, с которой наши музыкальные историографы и начинают «новую эру» в творчестве композитора. Четвертая же почти двадцать шесть лет оставалась «не у дел» и только в канун 1962 года была исполнена оркестром Московской государственной филармонии под управлением К. Кондрашина.

Даже тем, кто совсем не был знаком с музыкой Четвертой симфония (а некоторые знали ее по изданному фортепьянному переложению), сразу же открылось, сколь крепко связана она со всем последующим симфоническим творчеством Д. Шостаковича. Многие образы роднят ее с Пятой, Шестой, Седьмой, Восьмой, Девятой... И в то же время Четвертая симфония — особый, ни на что не похожий музыкальный мир. В этой симфонии ощущается тесная связь с театром, она напоминает грандиозную драму, в которой трагический пафос сменяется комедийной ситуацией, возвышенное соседствует с обыденным. И персонажи драмы приходят на смену друг другу часто в тот момент, когда не ждешь этого: благородный герой уступает место ироническому резонеру, мечтательного меланхолика прогоняет хохочущая толпа, траурная процессия сталкивается с карнавальной пляской... Все это сливается в единый драматургический поток и приводит к развязке, где за театральными масками отрываются живые люди с их переживаниями и чувствами, тревогами и надеждами.

Уже в первой части, Allegro росо moderato, много таких внезапных контрастов. Основной ее образ — стремительное и напряженное движение вперед, преодоление инертной материи — оттеняется моментами сосредоточенного раздумья, словно отдыхом перед новым натиском. Вторая часть, Moderate con moto, — «лирический островок». Изящная, грациозная музыка как бы подернута призрачной дымкой. Но и здесь «комментатор» время от времени вставляет иронические реплики, высмеивая витающего в облаках героя. Финал, Largo, начинается размеренным шествием; разрастаясь, оно приобретает героический характер. Разделом Allegretto открывается цепь жанровых сцен. Все те же маски. Скерцо, вальс-галоп следуют друг за другом как в калейдоскопе, создавая причудливую картину. И вдруг, когда все стихает, мощно и сурово звучит тема, знакомая нам по началу третьей части. Едва ли не самая впечатляющая страница симфонии — кода. Ее второй раздел — тихое послесловие, прощание с разгримированными героями только что сыгранной драмы. Стихающая музыка уносит нас все дальше и дальше от них, и, наконец, последний мотив растворяется в звучащей тишине...

Партитура Четвертой симфонии трудна для исполнения. Богатая тембровыми находками, она требует высокой техники игры и точности ансамбля. И в том, что слушатели восторженно приняли симфонию, большая заслуга оркестра и его художественного руководителя К. Кондрашина, в довольно короткий срок подготовивших сложное сочинение. Между артистами этого коллектива и дирижером царит взаимопонимание и доверие, что плодотворно отражается на репетиционной работе и позволяет включать в программы много новых или редко звучащих у нас произведений. Вспомним хотя бы исполнение Третьей симфонии Малера и другие концерты, становившиеся событиями музыкальной жизни. Премьера Четвертой симфонии Д. Шостаковича — еще одна крупная удача артистического коллектива, доставляющего много радостных переживаний всем любителям музыки.

Алексей Николаев

*

Духовное богатство артиста

24 декабря, Большой зал консерватории

Вокальное искусство, соединяющее в себе мастерство и высокое художническое вдохновение, долговечно. Отличным свидетельством этого был концерт Сергея Яковлевича Лемешева, восторженно принятый не только слушателями, переполнившими зал, но и зрителями московского телевидения.

Количество концертов, исполненных Лемешевым за его артистическую жизнь, трудно сосчитать. Их программы объемны и разнообразны. На концертной эстраде продолжается жизнь Лемешева — оперного певца: многие романсы его репертуара тоже говорят о лирическом, юном герое с его романтической мечтой и светлым любовным чувством. Но если внимательнее перебрать в памяти камерные программы Лемешева, вспомнить его многие записи, то границы чисто лирического образа раздвинутся. Перед слушателями возникнут и мужественные персонажи Мейербера — Васко да Гама и Рауль («Африканка», «Гугеноты»), и овеянные мягким, ласковым и простосердечным юмором образы детства (детские песни Чайковского), и трагические фигуры героев русской народной песни.

А разве можно забыть, что еще на «заре своей юности», одним из первых известных певцов, Лемешев смело обратился к творчеству советских композиторов (песенному, романсному), что он первый проложил верную дорогу к слушателям таким песням, как «Отъезд партизан» и «Россия» А. Новикова, и многому другому! И на этот раз публика услышала романсы и песни Ю. Шапорина, Т. Хренникова, А. Пахмутовой, С. Агабабова, Н. Ракова, И. Дунаевского, Ф. Надененко. А славу певца

как одного из проникновеннейших интерпретаторов русских песен вновь блистательно подтвердило исполнение «Прощай, радость, жизнь моя»...

Как всегда, у Лемешева пленяет обаятельный тембр полоса, волнующая искренность в передаче разнообразных душевных состояний и настроений, естественная выразительность декламации.

Три романса Брамса («Печаль свою в косы вплетая», «В зеленых ивах», «Твои голубые глаза») и песню Листа «Мальчик-рыбак» артист спел в строгой академической манере, без сентиментальности. По-молодому свежо звучал его голос в знаменитом романсе Неморино из оперы Доницетти «Любовный напиток».

У каждого певца есть вещи, которые ассоциируются именно с их вокальной манерой. Можно сказать, что уже существует «лемешевская» традиция исполнения «Я помню чудное мгновенье» Глинки или «Страшной минуты» Чайковского. Два эти романса явились своеобразной «драматургической» вершиной первого отделения, целиком посвященного классической музыке.

Кульминацией второго отделения были романсы Ю. Шапорина «Расставание» и особенно «Заклинание». Лемешев великолепно раскрыл тонкую, умную музыкальную драматургию обеих пьес, одухотворенность музыки, взволнованную сдержанность и страстность пушкинских строк. Красивым звуком были спеты изящные романсы Н. Ракова «Поцелуй» и «Еще томлюсь тоской желаний». С чудесной непосредственностью, юмором, задушевной теплотой прозвучали романс С. Агабабова «Я был уже большим» и «Снегурочка» А. Пахмутовой.

Фото С. Хенкина

Трактовка «Серенады» из музыки Т. Хренникова к пьесе «Дон Кихот», «Лирического вальса» И. Дунаевского вновь подтвердила, сколь важен для певца, особенно выступающего на концертной эстраде, дар актерского перевоплощения, тонко обыгранные сценические приемы.

И снова хочется вернуться к песне «Прощай, радость, жизнь моя»: каким горьким плачем души прозвучало это прощание-жалоба, безысходная и бескрайная, как сама русская степь... Немногие певцы могут состязаться с Лемешевым в столь одухотворенной передаче русских народных песен, в строгой простоте интерпретации советской песенной музыки.

Пианист Д. Лернер в целом почувствовал индивидуальность исполнительского облика С. Я. Лемешева; лишь иногда слишком насыщенно звучал рояль.

Пожелаем С. Я. Лемешеву еще долгие годы доставлять радость слушателям неувядаемой свежестью своего искусства.

Г. Поляновский

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

*

Духовное богатство артиста

Фото С. Хенкина

Содержание