Выпуск № 10 | 1961 (275)

Автограф Листа к Н. Рубинштейну

ших петербургских музыкальных и литературных деятелей: графы Виельгорский и Вл. А. Соллогуб, Даргомыжский, О. А. Петров, пианист К. Фольвейлер, да из братии: оба Кукольника, Андр. П. Лоди, Яненко, Булгаков и кое-кто другие еще... — вспоминает Ю. К. Арнольд. — Большая комната была обставлена соснами и елями, между которыми висели пестрые ковры: это все имело представлять шатер, а вдоль деревьев были на полу размещены матрасы, накрытые равномерно коврами. Посредине были установлены три сверху связанных шеста, а к ним прикреплена короткая цепь, на которой висел довольно большой котел...

Сначала занимались музыкою. Петров спел арию Руслана, Лоди — рассказ Финна, сам Глинка — арию Ратмира. Лист сыграл из партитуры оперы: увертюру, персидский хор и марш Черномора... Виельгорский спел свой романс «Бывало», Булгаков сыграл свой галоп...

Глинка произнес спич, в котором объяснил, что деятели интеллигенции всего мира составляют одну общую семью «lа Воhèmе» (Цыганию) и что король этой «Цыгании» в настоящее время не кто иной, как Лист...

«Осип Афанасьевич! — воскликнул Глинка, — голубчик! Мы живем среди полей!»

Выступил наш любимец, — затянул песню, а хор дружно за ним: все ведь тут были, более или менее, хорошие музыканты, и хоровое пение шло гармонично и плавно. А синее пламя в котле придавало группе лежащих или сидящих на корточках, или вокруг стоящих импровизированных цыган какой-то особенный таинственный колорит... Лист был в восторге от нашего цыганского пения».

На одном из последних концертов Лист сыграл блестящую транскрипцию «Марша Черномора».

В июле 1843 г. был устроен прощальный ужин у А. Кутузова. Листа провожали М. Глинка, К. Брюллов, А. Гензельт, Н. Кукольник, М. и С. Гедеоновы, Я. Яненко, Н. Норов, друг Пушкина П. Нащокин и многие другие.

Это была последняя встреча Листа с петербургскими друзьями. Несмотря на блестящий успех, на глубокую симпатию к России, он никогда больше не появлялся в русских столицах. Причиной этого, по словам самого артиста, был гнев Николая I за некоторые «вольности», допущенные Листом в разговорах с императором.

Резонанс от его концертов был огромный и занял умы многих музыкантов и представителей самых различных слоев русского общества. У влечение Листом, как и отрицание его, принимало весьма разнообразные формы.

Эти споры отражает рисунок художника П. Федотова «Вариации Листа», сделанный с прису-

щими его автору меткостью и остроумием: за роялем сидит молодой человек, с длинными, как у Листа, волосами, напоминающий по общему облику молодого А. Серова (кстати оказать, также отпустившего в это время волосы). Возле него — скептик-отец и явно не разбирающаяся в искусстве, но сочувствующая сыну мать:

«Ах, папа! Какие рулады, какие скачки —посмотрите. — Хороша музыка, которую смотреть надо. — Да это Листа вариации. — А на мое ухо чисто завирации».

*

Лист навсегда сохранил теплое, дружеское расположение к русским людям и при каждом случае выражал это. Два года спустя после последних его гастролей в Петербурге, друг Брюллова, скульптор Н. Рамазанов, по дороге в Италию случайно встретился с Листом в Мюнхене.

«Как-то после обеда нам с Климченкой стало ужасно грустно и мы попросили бутылку шампанского. В это самое время явился на другом конце зала Лист, давший здесь свой последний концерт; около [н]его обедали в большой толпе его поклонники. Наполнив бокал шампанским, я написал на своей визитной карточке: l’usage de Petersburg — прикрыл ею бокал и отослал на подносе с прислужником Листу. Последний немедленно вскочил с своего места, приветствовал меня, расспрашивал о Брюллове, называл его гением живописи, расспрашивал, чем он занят в настоящее время. Я назвал Осаду Пскова. Я также отпустил ему несколько фраз в удивление его искусству и пожалел, что мало его слышал. А сколько раз, спросил он. Пять раз. Ну, этого довольно, заметил он. Узнав, что я еду через Флоренцию в Рим, он просил поклониться скульптору Бартолини и мадам Солнцевой... После нескольких фраз, которые мы перебросили друг другу, мы расстались и простились, и он просил, если я буду писать Брюллову, то чтобы от него ему поклониться. Он в то же время немало интересовался и Булгаковым...».

В 1847 году Лист гастролировал в Киеве, где впервые встретился с Каролиной Витгенштейн, урожденной Ивановской, далее он концертировал в Одессе и Елизаветграде. С этим городом связана значительная перемена в жизни Листа — здесь состоялся его последний концерт пнаниста-виртуоза.

В 1843 году Лист поселился в Веймаре. Здесь началась его дирижерская и педагогическая деятельность. В числе первых лнстовских учеников раннего веймарского периода были русские: И. Нейлисов (бывший ученик Гензельта) и М. Сабинина. Оба стали заниматься у Листа в 1853 году. 

Марфа Степановна Сабинина пришла к Листу после недолгих занятий с Кларой Шуман. В ее записках рассказывается о впечатлениях первых лет занятий с Листом. «Теперь, когда прошел пыл юности и все виденное, слышанное, прочитанное и пережитое определенно сложилось и действовало на его ум и сердце, в играющем поэте Листе не могли бы узнать прежнего пианиста Листа те, которые слыхали его прежде, во время его триумфальных путешествий по Европе... Теперь он играл, не показывая своей техники, которую ставил уже на второй план; но перед слушателями раскрывалась поэтическая картина в звуках, поражающая до глубины души всякого мыслящего человека».

Сабининой принадлежит также первый рассказ о Листе как о педагоге: «Он не учил, как нужно играть, какой палец ставить, как связывать или стаккировать и т. д.; нет, он вселял дух и жизнь в сыгранную вами вещь... Иногда только, признавая неудобною общепринятую последовательность пальцев, он указывал на выработанную им самим аппликатуру, например: трель с большим и третьим пальцем, введение большого пальца на черные клавиши. Он признавал законным то, что было удобоисполнимо».

  • Содержание
  • Увеличить
  • Как книга
  • Как текст
  • Сетка

Содержание

Личный кабинет