Выпуск № 10 | 1961 (275)

НОВЫЕ ПРОИЗВЕДЕНИЯ

Ю. КОРЕВ

Встреча с героем Хачатуряна

Это было на 3-й Миусской. Арам Ильич Хачатурян перед тем, как познакомить нас со своими новыми сочинениями, сказал: «Меня часто спрашивают, какую музыку я пишу к XXII съезду нашей великой партии. И я всегда отвечаю (может быть, я не прав, но я так чувствую) — вся моя работа в последнее время над сочинениями самых различных жанров, а среди них — Рапсодия для скрипки с оркестром, Соната для фортепьяно, "Баллада о Родине" для баса (или унисона басов) с оркестром — посвящается съезду. Потому что, независимо от того, программны или непрограммны эти сочинения, я одинаково стремился запечатлеть в каждом из них образ нашего современника. И передать главное — чувство радости человека, уверенного в завтрашнем дне, знающего, что неодолима сила ленинских идей. Сказать конкретнее мне трудно. "Рапсодия" еще не закончена, о содержании "Баллады о Родине" говорит текст, а в сонате музыка должна сама за себя сказать...»

Что же услышали мы в музыке?

Когда знакомишься с только что оконченным произведением большого художника, чью музыку искренне любишь, считаешь своим духовным достоянием, то, естественно, радуешься тому, что в этом произведении многое хоть и внове, а прежнее — узнаешь знакомые черты. Невольно возникают ассоциации-воспоминания о былых «встречах» с музыкой того же автора, улавливаешь сердечные интонации его речи, темперамент, весь облик близкого друга. И лишь потом, вместе с осмыслениями логического порядка, приходит более точная и всесторонняя оценка. Для нас период «потом» еще не наступил. И мудрено, если бы случилось иначе: сочинение, о котором здесь сперва пойдет речь — фортепьянная соната А. Хачатуряна — еще не прозвучало на концертной эстраде. Но, тем не менее, хочется сказать о главном.

Произведение это — хачатуряновское. Жаркое. Живое. Герой его хорошо нам знаком. Он стремителен в движениях, импульсивен, страстен, а порой — мечтателен. Так же как и раньше, влюбленными глазами смотрит он на людей, на жизнь. И мир для него полон света, красок, тепла. Художник, строитель, поэт. Советский человек. Таков, пожалуй, характер героя сонаты, впрочем, как и многих других произведений Хачатуряна.

Ведущий в сонате — образ энергии, движения, порыва. Неукротимого, целеустремленного, подчиняющего все своей воле — словно река в половодье. Наиболее ярко и непосредственно раскрывается он в первой и третьей, заключительной, частях сонаты; но и в Andante не прерывается цепь динамичного развития.

(Сам по себе образ «движения» в произведениях литературы и искусства — не новый, ему, можно сказать, много сотен лет.

Но в нашу эпоху он приобрел необыкновенно широкий смысл. Когда народы нашей страны двинулись в великий поход к коммунизму — что более всего найдет отклик, если не запечатленная талантом художника картина могучего стремления вперед!. Недаром именно этот динамический образ пронизывает поэму А. Твардовского «За далью — даль». Конечно, здесь сказались и собственно национальные традиции русского искусства — слышится голос Пушкина и Гоголя, и Блока, и Маяковского. Но эти традиции совершенно по-новому претворены Твардовским: в поэме обобщены типичные черты советской эпохи.)

Динамические образы сонаты вызывают очень разные жизненные ассоциации. То будто одна за другой развертываются перед нами жанровые праздничные картины: вихрем проносятся группы танцующих, звучат мужские воинственные и женские лирические плясовые мелодии, объединенные в симфоническую поэму. То чудится, будто мы идем вдоль низвергающегося горного потока. Кругом кручи причудливо вздыбленных скал, а у самых ног, завихряясь вокруг валунов, пенясь на каменных порогах, мчится вода — негодующая, злая, яростная, а чуть расширяется русло — тихая, умиротворенная. Когда ненадолго успокаивается неугомонная река, словно откуда-то издалека слышится нежная песня. Но снова взрывает тишину грохот лавины, вскипает вода, и, кажется, что уже сами камни, скалы и бурный поток вступили в стихийную, титаническую пляску. По временам из хаоса звуков словно бы доносятся вопли и стенания, слышатся «сабельные» удары — пляска-«битва» в разгаре. Пронеслась лавина, смыла и унесла с собой принесенные ею каменные глыбы всесильная горная река, замедлился ее бег, наступил покой. И снова все начинается сначала — ведь путь воды не закончен, все новые преграды осиливает она...

Итак — жанрово-бытовые образы, картины природы. Только ли? Нет. Нам слышится в музыке сонаты что-то особенно с овремеиное, что придает ей необыкновенную жизнедеятельную упругость, очарование новизны. И тут возникает еще одна, может быть, самая верная мысль — стремительный бег реки, бешеная борьба воды и камня, борьба, идущая, как бы сказать, «с переменным успехом» — ведь все это могло быть навеяно жизненно конкретной картиной преобразующего природу вдохновенного человеческого труда, картиной покорения Волги, Днепра или Занги. Как тут снова не вспомнить поэму «За далью — даль», с ее «симфонической» главой «На Ангаре». Так и просится в музыку этот величественный поединок человека и природы. Помните:

Река, стесненная помалу,
Крошила берег насыпной,
Всю прибыль мощных вод Байкала
В резерве чуя за собой.
Играла белыми цветами
И, вся прозрачная до дна,
Свиваясь длинными жгутами,
Неслась, дика и холодна.
..........................................
Неслась, красуясь мощью дикой,
Шипучей пеной на груди...
.........................................
Рванулся вниз флажок сигнальный,
И, точно взрыв издалека,
Громовый взрыв породы скальной
Толкнулся в эти берега.
Так первый сброс кубов бетонных,
Тех сундуков десятитонных,
Раздавшись, приняла река...
Она грядой взметнулась пенной,
Сверкнула радугой мгновенной
И, скинув рваную волну,
Сомкнулась вновь.
                   И видно было,
Как этот груз она катила,
Гнала по каменному дну.
.........................................
И снова в очередь машины,
Под грузом тужась тяжело,
На цель с боков и середины
Зашли.
                    И так оно пошло.
То был порыв души артельной,
Самозабвенный, нераздельный, —
В нем все слилось — ни дать, ни взять:
И удаль русская мирская,
И с ней повадка заводская,
И строя воинского стать,
И глазомер, и счет бесспорный,
И сметка делу наперед.

Мы далеки, конечно, от мысли приписать сонате такую или даже близкую к этому программу. Но, право, в ее музыке ощущается «порыв души» нашего современника — строителя и бойца, покорителя природы. Этим, нам кажется, и определяется образная емкость музыки Хачатуряна, масштабы художественных обобщений, жизненная, а не формальная логика развития музыкальных образов.

  • Содержание
  • Увеличить
  • Как книга
  • Как текст
  • Сетка

Содержание

Личный кабинет