Выпуск № 5 (234) | 1958 - страница 53

и честным человеком, который обладал бы мужеством бороться за правду. Затем я хотел, чтобы он получил специальное образование и занялся чем-нибудь дельным. Для уроков я выбирал ему отрывки из трудов Конфуция, Мэн-цзы и других ученых периода Чуньцю и Чжаньго и Эры воюющих государств (722–221 до н. э.), из «Исторических записок» Сыма Цяня (I век до н. э.) и «Истории Ханей» (I век) Бань Гу. Это были, главным образом, рассказы, басни и исторические сведения этического и философского содержания, к которым добавлялась классическая поэзия и проза. Цун очень живо откликался на стихи, романы, драмы, живопись, на все, что связано с природой. Так как он был весьма восприимчив, я поощрял его до 14 лет в чтении поэзии преимущественно пасторальной и описательной. Лишь позже я узнал, что он постоянно пробирался к моим книгам, поглощая большое количество китайской романтической литературы, учась декламировать меланхолические строки поэта Ли Юя (X век). Но он интересовался и современностью. Еще маленьким любил стоять за дверью гостиной и слушать разговоры взрослых. Эти беседы были самыми разнообразными, так как у меня был широкий круг друзей — врачи, юристы, инженеры, художники, писатели, журналисты. Жизнь наша протекала в период военных действий, политических тревог и международных событий, потрясающих мир; естественно, что эти вопросы являлись предметом постоянного обсуждения. Иногда я обнаруживал присутствие Цуна и прогонял его. Но он всегда потихоньку возвращался, страстно желая услышать о том, что происходит вокруг.

Пробуждение зрелости

В 1948 году мы покинули Шанхай и отправились в Кунмин. Пока мы жили там, Цун посещал среднюю школу, а осенью 1950 года, когда ему было только 16 лет, добился приёма на отделение английской литературы Юннаньского университета. В эти годы он не занимался музыкой (не было подходящего педагога), хотя иногда аккомпанировал университетскому хору. Дни, проведённые в школе и колледже после Освобождения, оказали стимулирующее влияние на Цуна, как и на всю молодежь Китая. Видения лучшего общества не были больше мечтой; начиналась работа над осуществлением этой мечты. Вот в этой-то исполненной надежд атмосфере Цун и решил окончательно сделать музыку своей профессией.

Летом 1951 года сын вернулся в Шанхай и следующий год занимался с русской пианисткой Адой Бронштейн. Теперь он окунулся с головой в занятия музыкой, проводя за роялем по восемь-девять часов в день.

Большое счастье Цуна, что период формирования его как артиста совпадает с освобождением нашей страны. Западная музыка проникла в Китай лет сорок-пятьдесят назад, и одной из самых больших помех, которые в прошлом испытывали учащиеся-музыканты, было отсутствие хороших учителей.

До 1951 года я сам не раз пытался уговорить Цуна выбрать другую профессию. «Лучше быть хорошим гражданином с солидной профессией, — говорил я, — чем бог весть каким музыкантом, то есть тем, что мне ненавистно больше всего». Но теперь мы имели правительство, которое поддерживало все искусства, включая музыку. В феврале 1952 года Фу Цун дебютировал в одном из концертов Шанхайского симфонического оркестра. С тех пор он стал известен как лучший пианист в Шанхае, а спустя год исполнил с тем же оркестром Пятый концерт Бетховена.

Дух Китая и Шопен

Весной 1953 года представители Министерства культуры КНР приехали в Шанхай в поисках музыкальных талантов, чтобы представить Китай на Четвертом международном фестивале молодежи в Бухаресте. Был выбран Цун. В Бухаресте он получил третью премию. После окончания фестиваля он присоединился к китайской артистической делегации, совершавшей поездку по европейским странам. На концертах в Германской Демократической Республике и Польше его исполнение Шопена привлекло внимание. Цуну предложили принять участие в Пятом конкурсе имени Шопена, который должен был состояться в 1955 году. Для того чтобы подготовиться к нему, он остался в Польше на несколько месяцев, занимаясь у Збигнева Држевецкого, учени-

ка знаменитого Теодора Лешетицкого. В конкурсе участвовало 74 пианиста. Фу Цун получил третью премию, а также премию Польского радио за лучшее исполнение мазурок. Бразильская пианистка Магда Тальяферро, член жюри конкурса, сказала ему: «В вас сочетаются необыкновенная задушевность со страстным драматическим темпераментом, чувство трагического с необычайной утончённостью, удивительное изящество с удивительно тонким и благородным вкусом, особенно проявляющимся в исполнении мазурок... Китаец создал новый образец интерпретации мазурок».

Английский пианист Луи Кентнер заявил: «Его мазурки для меня были мечтой. Я никогда не представлял себе такого изобилия оттенков и изящества, такого четкого ритма, типичного ритма польской мазурки». Польские музыканты отметили, что исполнение моим сыном творений великого национального композитора Польши «пронизано духом Шопена». Некоторые из слушателей выразили уверенность в том, что он, должно быть, «поляк китайского подданства». Член жюри итальянский пианист Агости сказал Цуну: «Только древняя цивилизация может вырастить такой талант, как ваш». И кроме того, заметил, что «аромат шопеновской музыки несколько напоминает аромат китайского искусства». И другие также старались связать игру Фу Цуна со старыми культурными традициями Китая. Югославская газета «Политика» писала о его исполнении Моцарта и Шопена: «Искусство Фу Цуна как исполнителя совершенно отчетливо уходит корнями в китайские художественные традиции. Разве его пианистическая поэзия не рождена древней китайской лирикой? Разве его прекрасная отделка деталей не заставляет нас вспомнить о китайских миниатюрах?».

Я согласен с этими мнениями. Именно то, что мой сын знает и понимает классическую философию Китая, этику, поэзию и искусство, дало ему возможность оценить тонкие, воздушные, иногда взволнованные, иногда задумчивые настроения Шопена. Кроме того, китайцы в течение веков воспринимали лучшее из иностранных влияний, соприкасавшихся с их культурой. Вот почему, думается мне, Фу Цун способен чувствовать не только Шопена, но и различные стили и настроения других композиторов: спокойную содержательность Баха, грациозное изящество Моцарта, страстность Бетховена, лиризм Шопена, возвышенное настроение Франка, даже тонко изменчивый импрессионизм Дебюсси и очень современный юмор и веселость Прокофьева.

Фу Цун продолжает занятия под руководством Држевецкого. Он выступал в Югославии и Польше, записывался на пластинки для фирм «Патэ» (Франция) и «Супрафон» (Чехословакия).

Цун знает, что сделал только первый шаг в прекрасный и не имеющий пределов мир артистических возможностей. Я надеюсь увидеть в нем то, что я сказал, провожая его в Польшу: «Ты должен прежде всего быть человеком, затем артистом, затем музыкантом и только потом пианистом».

Перевели с английского
М. Серафимова и А. Устинова

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Перевели с английскогоМ. Серафимова и А. Устинова

Содержание

Перевели с английского
М. Серафимова и А. Устинова