Выпуск № 4 | 1958 (233)

В Чехословакии

Ю. КРЕМЛЕВ

В декабре минувшего года группа членов Союза советских композиторов посетила Чехословакию. В состав группы входили А. Баланчивадзе, Г. Восканян, К. Молчанов, Я. Солодухо, Э. Тамберг, М. Тулебаев и пишущий эти строки.

Где бы мы ни были — в Чехии или Словакии, среди музыкантов или просто на улицах городов — всюду нас глубоко трогало сердечное, истинно братское отношение чехов и словаков к посланцам Советского Союза. Оно сказывалось в огромном снимании, в неустанной предупредительности, в неистощимом желании всячески содействовать тому, чтобы сделать наше пребывание приятным, радостным и полезным.

Прага, где мы провели в общей сложности более десяти дней, — поразительно красивый город. Это — подлинный город-музей, где былое и настоящее сливаются в нерасторжимом единстве. Здесь можно провести дни и месяцы, без конца любуясь величием Градчан и Вышеграда, прелестью миниатюрной «Золотой улички», разнообразием архитектуры вековых башен и храмов, узорами решеток и витражей, стройной панорамой мостов через Влтаву, беспокойным рисунком древних крыш. Не менее увлекает и новая Прага с ее бойким уличным движением, кипучей жизнью, с ее всепроникающей силой, глубиной и покоряющим изяществом культуры. Велик интерес пражан к науке, к искусству — одно лишь изобилие книжных и нотных магазинов красноречиво свидетельствует об этом. Вдобавок искусство здесь не отделяется от жизни — настолько вкус к красоте пронизывает все стороны быта. Это относится и к музыке. Удивительно напевна пражская речь, и, вслушиваясь в нее, наглядно постигаешь один из значительных источников чешской музыки.

Музыкальная исполнительская культура Праги очень высока. Нельзя не восхищаться мягкостью и силой богатого оттенками, плавного в переходах и технически безупречного оркестра Пражской филармонии. Высок также уровень хоровой и оперной культуры. Пражские оперные театры гордятся замечательными певцами и певицами (такова, например, великолепная исполнительница ряда оперных ролей Марта Красова); но сила не только в отдельных выдающихся исполнителях, она создается мастерством оперных коллективов в целом.

Вспоминая виденные нами оперные и балетные постановки, хочется попутно сделать критическое замечание по адресу режиссеров и декораторов, которые явно злоупотребляют однообразием мизансцен, постоянным применением лестниц («многоярусность» действия), эффектами тюля и «принципиальным» затемнением заднего плана (даже если сценические ремарки требуют яркого, солнечного освещения!). Но это, видимо, преходящее увлечение.

Чехи справедливо упрекали нас в невнимании к чешской оперной и симфонической классике. Даже Дворжак и Сметана известны в СССР далеко не полно. Музыка же Яначка, Фибиха, Сука, Новака. Острчила, Ферстера остается у нас почти целиком достоянием специалистов. Об этом нельзя не пожалеть.

За время пребывания в Праге мы убедились, например, в том, насколько поверхностно знают у нас творчество замечательного моравского композитора Леоша Яначка (1854–1928). Это — интереснейшая творческая личность новой чешской музыки, не свободная от «грехов» эпохи, но увлекающая силой творчества, национальным своеобразием. В частности, смелый, дерзкий и нередко эксцентрический юмор Яначка — явление подлинно чешское, заставляющее вспомнить о литературных образах Я. Гашека или иллюстрациях И. Лады. Вместе с тем творчеству Яначка присущи острый драматизм, пылкость и сила страстей. Не забудем, что Яначек был восторженным поклонником русского искусства — недаром он написал симфоническую рапсодию «Тарас Бульба» (по Гоголю), оперы «Катя Кабанова» (по «Грозе» Островского) и «Из мертвого дома» (по Достоевскому), собирался писать оперу «Анна Каренина».

В Национальном оперном театре Праги нам удалось послушать две оперы Яначка. Опера «Ее падчерица» — сильная бытовая драма. Музыка и вся образная система этой оперы отмечены народностью и редкой самобытностью эмоций. Лишь моментами

сказывается близость к принципам веризма, но сентиментальный мелодраматизм преодолевается большой сосредоточенностью и энергией чувств. «Ее падчерица» заслуживает неотложной постановки на оперных сценах СССР.

Другая из виденных нами опер Яначка — «Лисичка-плутовка» —  трудна для непосредственного восприятия из-за сложности речитативной фактуры и намекающих «подтекстов» сюжета. Но в ней увлекает своеобразное сочетание острой сатиры и издевки с возвышенной романтикой. Здесь особенно наглядно сказывается, в частности, близость интонационных исканий Яначка к исканиям Мусоргского. Подобно Мусоргскому, Яначек неустанно вйикал в нитона ции жизни, записывая звуки речи, звуки голосов животных. Он не остановился даже перед фиксацией на бумаге интонаций своей умирающей дочери (эта трагическая запись хранится в музее Яначка в Брно), оставшись и в столь тяжелые минуты беспощадным наблюдателем. Речевая правдивость интонаций постоянно ощутима в музыке Яначка и придает ей редкую драматическую подлинность.

Мало, к сожалению, знают у нас высоко ценимую чехами симфоническую рапсодию Яначка «Тарас Бульба», три части которой посвящены картинам смерти Андрея, Остапа и Тараса. Это — произведение во многом эксцентрическое, способное вначале (на русский слух) показаться вовсе не соответствующим своей программе. Но, преодолевая инерцию устоявшихся представлений, начинаешь ценить своеобразие творческой мысли моравского мастера. Быть может, в этой рапсодии с ее лучезарно торжественной кодой (знаменующей непобедимость «русской силы») яснее всего сказываются ценнейшие черты творчества Яначка: исконный оптимизм, дерзкое и безграничное жизнелюбие, способное преодолевать все мрачное и гнетущее.

Сильное впечатление осталось и от знакомства с оперой «Шарка» выдающегося чешского композитора Зденка Фибиха (1850– 1900). Сперва она кажется примыкающей к традициям вагнеровского эпоса. Но при ближайшем знакомстве все яснее вырисовываются ее цельные своеобразные черты — связь с высокоэтическими принципами гуситства, воплощение неуклонной верности долгу, нерушимого, как скала, постоянства, величавого самопожертвования; эти черты чешского национального характера давно стали всемирными этическими образцами (вспомним хотя бы изображение гуситской этики в романе Ж. Санд «Консуэло»). Посетив в Праге реконструированную капеллу Яна Гуса, нельзя не ощутить глубоко волнующий дух моральной суровости и непреклонности. Именно он пронизывает партитуру «Шарки». Этот же дух ярко дал себя знать в новейшей, прошедшей на наших глазах истории Чехословакии, столь мужественно и упорно противостоявшей гитлеризму.

В Праге мы познакомились с постановкой новой оперы словацкого композитора Яна Циккера «Бег Баязид». Об этой с пере идут споры. Лично мне понравился в ней очень обобщенный образный контраст словацкой народной жизни и дикого, грубого насилия завоевателей-турок. Такая обобщенная драматургическая интрига заставляет вспомнить о традициях русской оперной классики. Уязвимой стороной оперы Циккера остается, очевидно, слишком мирное разрешение конфликта. Тем не менее в финале беспредельная любовь словаков к родной земле выражена с большой силой, почти ораториальными средствами.

В пражском Клубе композиторов мы прослушали большое число записей произведений современных чешских композиторов. Очень запомнилась Вторая симфония В. Добиаша — талантливое, искреннее и взволнованное произведение, видимо, программное по замыслу. В музыке симфонии много впечатлений природы и лирики, чувствуются сильные порывы к светлым и цельным эмоциям. Симфония изобилует расточительными красками (не без влияния Р. Штрауса и импрессионистов), изысканностью гармоний, которые порою скрадывают очертания музыкальных тем. Но это отнюдь не игра в краски — музыка полна непосредственных, живых и трепетных переживаний.

Хорошее впечатление оставила кантата О. Махи «Завещание Яна Амоса Коменского», посвященная памяти и идеям великого чешского педагога и гуманиста. Это — мужественное, суровое, полное драматизма и, вместе с тем, очень сердечное произведение, отмеченное ярко выраженными чертами национальности и народности. В ряде других произведений обратили

  • Содержание
  • Увеличить
  • Как книга
  • Как текст
  • Сетка

Содержание

Личный кабинет