Выпуск № 3 (232) | 1958 - страница 42

С наибольшей остротой и прямизной этот взгляд довлеет над музыкантами Запада, но было бы непростительной близорукостью не видеть аналогичных тенденций и у советских искусствоведов, музыкантов.

Что питает этот скепсис? В капиталистических странах, видимо, прежде всего, пренебрежение профессионалов к народному творчеству и картина общего затухания фольклора. Воздействие урбанистической культуры, вытеснение ею народного самобытного искусства там, как известно, процесс, зашедший весьма далеко, а кое-где и завершившийся!..

С иных позиций стали критиковать перспективы фольклора еще несколько лет назад у нас, в Советском Союзе, в шумной кампании, начатой статьей Н. Леонтьева «Волхвование и шаманство» («Новый мир», 1953, № 8). Среди доводов, которые выдвигали скептики, полагавшие, что роль фольклора у нас уже ушла в прошлое, были и новые, весьма серьезные, исходящие из условий советской музыкальной культуры. Следует признать, что музыкантами эти доводы всерьез так и не были разобраны (дискуссия развертывалась, в основном, вокруг литературного фольклора). Поэтому ныне, пытаясь оглянуться на пройденный путь и выяснить перспективы народного творчества, надо рассмотреть выдвинутые возражения с возможной тщательностью.

Серьезнейший — новый — довод скептиков основывался на новых, небывало благоприятных условиях развития народных талантов в Советском Союзе. У нас, — указывали скептики, — каждый, творчески одаренный человек имеет полную возможность стать профессиональным музыкантом и обычно использует эту возможность. Вне профессионализации остаются, таким образом, только малодаровитые люди, что в корне отлично от дореволюционных условий, когда народным талантам некуда было податься, и они, в итоге, питали своими дарованиями фольклор.

Во-вторых, указывалось, что в век радио и звукового кино пришел конец замкнутости далеких уголков нашей страны, изолированность которых только и позволяла, якобы, расцветать самобытному местному искусству; в стране всеобщей грамотности, к тому же, теряет смысл такой «характерный признак» фольклора, как уст н ость творчества, устность распространения, и, следовательно, коллективность «шлифовки».

И, в-третьих, указывали на то, что первые десятилетия выращивания нового фольклора (поэтического и музыкального) не дали должного результата: было создано и неумеренно захвалено много «серятины», эпигонского подражания отжившим образцам и даже явных «фальсификатов». Композиторы, в частности, так и не получили в свое распоряжение новых народных песен, равноценных по своему музыкальному качеству «народно-песенной классике», которая сыграла такую громадную роль в прошлом столетии.

Вот доводы, развитые Н. Леонтьевым в статье, получившей столь большой резонанс. Музыканты не выступали с аналогичными высказываниями, но нет нужды скрывать, что среди них взгляды эти имеют немалое число сторонников.

Показать ошибочность подобных утверждений — исключительно важная задача, ибо молчаливое согласие с ними имело бы печальные последствия для судеб нашего искусства.

Доводу о свободной профессионализации в Советском Союзе всех художественно одаренных лиц, принципиально, конечно, бесспорному, — можно противопоставить следующее.

Профессиональное композиторское обучение, — даже если его захотят получить все творчески одаренные музыканты из народа (чего никогда на деле не бывает), — доступно далеко не всем из них. Дело в том, что в жизни нередко встречаются

люди со значительной общей музыкальной одаренностью — и ограниченной слуховой¹. Бывают часто и обратные случаи: при превосходном развитии слуха — очень слабая эмоциональная восприимчивость к музыке и отсутствие творческих данных. При профессионализации отсеивается большая категория лиц, музыкально одаренных, но со слуховой одаренностью, недостаточной для удовлетворения требований, предъявляемых консерваториями. Следует признать ненормальным то, что путь к творчеству для них оказывается закрытым. Опыт музыкантов-педагогов и всей истории музыкальной культуры показывает, что множество музыкантов из народа и музыкантов-любителей, даже не обладая «композиторским слухом» (то есть данными, необходимыми для профессионализации), способно создавать высокохудожественные песни и другие произведения массовых жанров.

Вряд ли нужно доказывать, как важно при строительстве социалистической культуры обобщать жизненный опыт бесчисленных участников этого строительства в песенном творчестве; вряд ли нужно разъяснять; как заинтересованы в этом сами композиторы, не желающие терять контакта с народными массами.

На довод об унификации вкусов и местных особенностей фольклора в современных условиях, об устарелости устного творчества в эпоху всеобщей грамотности, — можно возразить: все это показывает только, что новое народное творчество не может быть таким интуитивным, как ранее. Оно должно основываться на воспитанном музыкальном вкусе народных масс, научившихся разбираться в том, высокохудожественная или пошлая, бесцветная песня звучит из репродуктора, в кино, с эстрады.

В эпоху радио, звукового кино и грампластинок народное творчество может быть только глубоко сознательным, то есть массовым (коллективным или индивидуальным) творчеством любителей-непрофессионалов. Близящееся уже всеобщее десятилетнее обучение и музыкальное воспитание во всех классах средней школы создает достаточные условия для такой «музыкальной сознательности».

Остается лишь один довод, который позволил Н. Леонтьеву едко назвать свою статью «Волхвование и шаманство»: указание на то, что усиленная пропаганда нового фольклора подымала на щит беспомощное графоманство и. эпигонство. Да, безграмотное усердие многих литературных редакторов, пытавшихся создавать и печатать поток «новин», новых песен и сказаний, — неизбежно вело к фальсификации, серьезно профанировало и дискредитировало важный лозунг. Да, избыточным усердием ряда организаций и музыкальных редакторов было выпущено немало сборников «новых народных песен», о которых можно сказать язвительными, но верными словами Н. Леонтьева: авторы их «продолжают предсказывать близкую фольклорную весну на основании бумажных подснежников».

Но все это доказывает только вред применявшихся методов, нелепость искусственных «стимуляторов» творчества, ложность стремления объявлять чаемое уже сущим, — но отнюдь не порочность самой идеи. Народное творчество — процесс такой же органический, как цветение растений: их можно и должно поливать, удобрять, обкапывать, — а у нас часто предпочитали тормошить и расколупывать лепестки цве

_________

¹ Лучшим доказательством того, что музыкальная одаренность имеет часто односторонний характер, является тот факт, что композиторы-профессионалы с законченным образованием, овладевшие гармоническим языком, оркестровым колоритом — остаются часто беспомощными в области мелоса и даже нечуткими к нему (сводить здесь всё дело к разной направленности вкусов было бы неправомерно).

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Содержание