ское отношение к своему творчеству самих композиторов-песенников, часто ориентирующихся на «легкий успех» у нетребовательных слушателей. Не отличаются самокритичностью и такие композиторы, как Соловьев-Седой, Мокроусов, Блантер, Дунаевский, Фрадкин и др. С другой стороны, слишком терпимо относится к слабым, неполноценным песням и наша критика.

Наша критика активно борется со всякими проявлениями космополитизма и формализма в области симфонической, оперной и камерной музыки. Но вот песня, банально или трафаретно решающая современную тему, песня, несущая следы мещанской надрывности, слащавости, пошлости, почему-то не встречает должного критического отпора.

Непонятно, как можно было допустить широкое распространение таких «перлов» мещанского надрыва, «жестокой» чувствительности и псевдонародности, как песни «Каким ты был» Дунаевского, «Россия — наша Родина» Мокроусова. Подобных примеров можно привести немало. Стоит только посидеть у приемника во время радиопередач советских песен — сколько услышишь серых, посредственных, безликих произведений! Такие песни, надо верить, не будут жить долго. Но временное воздействие они все же оказывают, и к этому нельзя относиться равнодушно.

А. Новиков и М. Блантер в своих статьях, напечатанных в третьем номере журнала «Советская музыка», говорят о допустимости использования форм маршей и вальсов, о внедрении в песню гармонического мажора и минора взамен старинных натуральных ладов, о необходимости тесного общения композиторов с колхозниками и рабочими и т. д. Все это, конечно, верно. Но «из-за опушки» этих само собой разумеющихся истин авторы статей не увидели «леса», т. е. не подошли к существу вопроса о том, что же должно делать песню красивой, жизненной, народной. Ясно, что и вальс и марш могут быть использованы в песне. Но какой вальс и какой марш — вот в чем вопрос. Очень легко механически использовать в песне танцевальные формы. Но написать вальс, органически сливающийся с текстом, как это делали Чайковский, Глинка; Даргомыжский, Алябьев и Варламов, невозможно без творческого овладения всеми выразительными средствами данного жанра.

Прав М. Чулаки, утверждая (в своем докладе на Пятом пленуме), что «эта удручающая приверженность композиторов-песенников к стандартам свидетельствует об удаленности композиторов от народной основы, от действительности», что «это ведет к серийной фабрикации штампованных изделий и подражанию». Волна трафаретной, однообразной песенной «продукции» действительно захлестывает. Но это происходит совсем не потому, что критика противодействует творческому рвению композиторов, высказываясь против салонности, надрывности, жестокой чувствительности и трафаретности. Чем сильнее будет борьба с обезличенным, вненациональным песенным ремесленничеством, тем лучше.

Самые строгие требования должны предъявляться ко всем композиторам-песенникам, невзирая на лица. Особо надо обратить внимание на приведенные в журнале «Советская музыка» примеры срывов таких мастеров песни, как Блантер, Дунаевский, Захаров, Мокроусов, Новиков. И пусть композитор Блантер не скорбит по поводу «излишней осторожности» композиторов в отношении лирической песни «из-за страха впасть в опасный уклон». К сожалению, действительность показывает, что как раз количество подобной недоброкачественной продукции не уменьшается, а, наоборот, растет. С этим-то и надо бороться!

Народные мелодические обороты и интонации все чаще и глубже проникают в нашу советскую песню. Это проявляется, например, в лучших образцах песенной лирики Мокроусова, хорошо чувствующего красоту русской напевности. Более внешне перерабатываются народно-национальные интонации Новиковым и Соловьевым-Седым.

Литературный и музыкальный язык русских классиков отличается силой и простотой воплощения всего лучшего и красивого, что есть в человеке. Русский советский человек остался русским. Использование затасканных песенных приемов и форм для выражения его чувств и мыслей никогда не приведет к цели: всегда будут ощущаться фальшь, приспособленчество.

Композиторы должны задуматься над

глубиной русской народной песни, почувствовать ее живое дыхание, претворить ее в своем творческом сознании. Композитор В. Захаров достиг этого в песнях «Ой, туманы», «Провожанье», «И кто его знает» и в ряде других своих произведений, но досадно сорвался в песне «Наша сила — в деле правом». Произошло это совсем не потому, что, как думает М. Блантер, он, «замкнувшись в одной интонационной сфере, сам того не замечая, выработал штамп». У Захарова есть свое творческое лицо, свой композиторский почерк. Но на этот раз он не нашел, может быть, в литературном тексте вдохновляющего начала, как это было, например, в произведении подлинного эпико-героического стиля «Ой, туманы» (кстати, М. Блантер почему-то отнес эту песню в разряд лирики!).

Стремясь придать песне народный характер, композиторы-песенники злоупотребляют в фортепианном аккомпанементе угнетающе однообразной имитацией переборов гармоники, а в оркестровых переложениях проявляют склонность к преувеличенно громкой звучности, иногда джазового пошиба.

Почему это гармонь стала для некоторых композиторов чуть ли не единственным признаком народности? Есть несомненные удачи в использовании характерных для этого инструмента приемов — «Одинокая гармонь» Мокроусова, «Провожанье», «И кто его знает» Захарова. Но в очень многих других случаях мы видим обеднение лирического образа молодого советского человека, шествующего через многие песни и изливающего свои чувства на фоне однообразно-затейливых переборов все той же гармоники. Все-таки основное в народной песне— это вокальная мелодия, имеющая неизмеримо большее значение, чем внешняя орнаментика трескучих вступлений, наигрышей и переборов «под гармонь».

Никакой изощренностью аккомпанемента нельзя прикрыть приспособленчество, срывы в мещанскую чувствительность, банально ухарские приемы в обрисовке деревенских парней, моряков и солдат. Ничем нельзя оправдать и потерю чувства национального, хотя бы и в песнях, посвященных тематике мира.

Прав, конечно, М. Блантер, когда говорит, что «секция советской песни Союза советских композиторов ведет свою работу без должного чувства ответственности перед народом». Обсуждения всех произведений песенного жанра должны проходить в секции с высочайшей принципиальностью и требовательностью. Участниками обсуждений должны быть не только композиторы — члены секции, но и представители советской общественности. Общественная и профессиональная критика, а также Музыкальное издательство оказали бы бесценную услугу нашему искусству, не допуская к массовому распространению низкопробные песни.

Борьба за хорошую, подлинно народную песню, свободную от дешевой подражательности, штампов и внешней шелухи псевдонародных признаков, должна быть одной из основных задач наших композиторов, музыковедов, наших творческих организаций.

Запросы хоровой самодеятельности

И. Шатров

Руководитель вокального ансамбля районного
Дома культуры

Растет и развивается наша музыкальная самодеятельность. Кружковцы испытывают большую нужду в хороших современных песнях. Но песен по-настоящему удачных мало.

В нашем небольшом городе Чаплыгине пять хоровых коллективов и около 30 любителей, занимающихся сольным и ансамблевым пением. В среднем в год каждый коллектив готовит четыре программы (по 7–8 песен каждая). По крайней мере одну новую песню в месяц стремится разучить каждый солист. Естественно, что коллективы и солисты вовсе не хотят дублировать программы и повторять одно и то же. Из сказанного ясно, как много новых хороших песен необходимо для художественной самодеятельности только одного районного центра.

Какие же песни хотят петь участники

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Запросы хоровой самодеятельности

И. Шатров

Содержание